Худенькая, моложавая, подвижная, Вера Петровна и сама не могла без молодежи и в шумной компании, среди товарищей сыновей, чувствовала себя равной. Хаос, царивший в доме в вечерние часы, нисколько не раздражал ее. Скорей всего Вера Петровна считала его нормой. Кира не понимала, как можно жить так и не сойти с ума. А Вера Петровна в свою очередь, не понимала, как может Кира жить в своих четырех стенах, без друзей, без этого кипения, которое, по ее разумению, и было жизнью.

Вера Петровна работала переводчицей в газете - переводила с русского на молдавский. Она молдаванка. Муж ее украинец, приемные сыновья-один болгарин, второй еврей. «Наш интернационал», - говорил Шевченко о своей семье. Жили они на редкость сплоченно и дружно, даже страсть к туризму была общей. В походы ходили с киноаппаратом, месяцами монтировали фильмы, всем друзьям прокручивали, Кира не была исключением, но восторгов общих не разделяла: шевченковские походы были не отдыхом-трудом, с неудобными ночевками на земле, с питанием всухомятку. Незачем брать в них Веру Петровну, а Олежку таскать за собой уже просто дикость»

Когда-то (еще Вадим жил дома и они вместе бывали здесь) Киру занимал вопрос, кто у Шевченко главный - он или она? Ей необходимо было решить этот вопрос в пользу Веры Петровны, чтобы можно было сказать Вадиму при случае: а Шевченко жене подчиняется. Но в этой семье никто никому не подчинялся, даже дети. Никто не стремился командовать - все получалось согласно и как-то само собой, инициатора какого-нибудь начинания не всегда легко было установить. Иной раз младший сын подскажет: «Махнуть бы на воскресенье на Днестр!» И уже идея подхвачена, в семье сборы, спешка, пирожки пекутся, готовятся удочки, и, похоже, каждый считает инициатором вылазки себя.

Кире хотелось раскрыть тайну этой общности, подсмотреть, как сложилась такая семья, как Вера Петровна сумела добиться того, что для мужа она - самый высокий авторитет. Но подсмотреть не удавалось, похоже, и тайны никакой не было. Как-то Кира спросила Веру Петровну об этом.

- А и правда не знаю, - ответила та.

- Владимир Григорьевич на такой работе… - начала Кира. - Это же не просто работа… Столько лет в розыске, теперь - начальник отдела.

- А он это любит, - беспечно, как показалось Кире, ответила Вера Петровна. - Куда он без милиции.

Разговор оборвался, и Кире уже неловко было заговорить о работе Вадима и своей трагедии. Ей даже показалось, что и трагедии никакой нет…

В этот вечер Кира застала Веру Петровну в расстройстве. Олежка, старший внук, свалился с дерева, врачи опасаются сотрясения мозга.

- А я сегодня Светлану встретила,- сказала Кира, входя вслед за хозяйкой на кухню, где жарились котлеты.- Я вам говорила: он не просто ушел. Я чувствовала! И сегодня убедилась. Она так неестественно держалась и глаза… знаете, когда человек лжет, глаза у него зеркальные делаются. У нее такие глаза были.

У Веры Петровны развалилась котлета, и она, обжигаясь, съела ее прямо со сковороды.

- Хочешь есть, Кира?

- Я обедала… А вы бы поели по-человечески. Так можно беду себе наделать - с огня глотать.

- Я привыкла.

- Вы говорили: наладится… Теперь уже ясно - ничего не наладится.

- Я говорила «наладится», если ты сумеешь преодолеть себя, свой эгоизм. Вот что я говорила.

- Я знаю, вы всегда считали меня эгоисткой, а его - ангелом. Однако из дому ушел он, а не я.

- Не ушел, ты вынудила его уйти. Если бы я своему Володе из-за его работы так жизнь отравляла, думаешь, он не ушел бы?

- Вы неверно ставите вопрос. Если я не могла вынести его работы, почему не посчитаться с этим?

- Ох, Кира, - Вера Петровна покачала головой. - Неисправимый ты человек. «Если я не могла вынести его работы!» А при чем ты? Это он должен ее выносить и выносит, не может без нее… Сколько мы с тобой говорили, а все зря! Отскакивает… Телефон!

Вера Петровна выбежала в коридор, закричала в трубку:

- Да, я… А-а, это ты, Андрюша… Нет, тебе показалось. Да нет, говорю, никого не ждала. Максимка здоров? Слава богу! Не придирайся, все нормально. Конечно, здоровы… Котлеты жарю. Кира у нас. Передам. Аленка?… Здравствуй! Ни пуха ни пера! После экзамена забежишь? Ну-ну. Жду.

Она повесила трубку и тут же набрала номер. Спросила тихо:

- Как? Правду говоришь?.. Но и не лучше? Почему не звонил?.. А мне показалось, долго… Так ты звони, я не хочу ему над ухом трезвонить… Да, да… У них с двадцатого туристская, Аленка сдает досрочно. Да, завтра. Ну, звони…

Она вернулась в кухню, где Кира дожаривала котлеты.

- Вот вы говорите, я во всем виновата, - начала Кира. - Он был так занят, а я для себя его хотела…

Но ведь он для всего находил время - и для газет, и для книг, и для каких-то мальчишек и девчонок - только не для меня. Знаете, недавно делала уборку и нашла его блокнот. Выписки из книг! Успевал…

- Откуда там выписки?

- Я не смотрела.

- Ну, знаешь!..- Вера Петровна взяла из Кириных рук нож, с сердцем перевернула котлету. - Да я бы на твоем месте набросилась на этот блокнот, каждую строчку в мозгу оставила… обмыслила. Ты мужа своего не знала, не понимала, не пыталась понять и сейчас не пытаешься!

- Это я его не знала? - возмутилась Кира. - Я его с шести лет знала! Вместе выросли! Как вы можете так говорить!

Кира сделала движение к двери, взялась за ручку, но осталась на месте.

- Просто обидно, что и вы тоже… - начала она и замолчала. После паузы выговорила с трудом: - В жизни всегда так: плохо человеку, а его еще бьют… За то, что ему плохо.

- Ох, Кира, Кира… Я сегодня не в настроении, а то бы выдала тебе сполна…

- Выдайте! Хоть буду знать, как вы ко мне на самом деле относитесь, что думаете. Я и так все потеряла, вот и вас теряю, я чувствую!..

Кира заплакала. Вера Петровна, казалось, не замечала ее слез. Переложила котлеты на подогретое блюдо и снова ушла к телефону.

Кира слышала, как она сказала:

- Володя, обед на столе.

Зашла в комнату к мальчикам и вернулась на кухню.

Кира стояла у окна, спиной к ней.

- Тащи котлеты на стол, расставляй тарелки. Я пока вермишель процежу.

Кира молча унесла блюдо с котлетами. Вернулась за посудой и ее унесла. Расставила все и вышла в коридор, надела пальто. И тотчас мальчики оказались рядом.

- Мама, Кира уходит!

Входная дверь отворилась, появился Шевченко. Загремел на весь дом:

- Где тот стол и где тот обед? У меня всего пять минут…

Проходя, потрепал Киру по воротнику, сказал сыну:

- А ну сними с нее пальто да веди к столу…

Кира осталась. Сидела за столом рядом с Владимиром Григорьевичем, почти не ела, вяло улыбалась его шуткам и обрадовалась, когда он ушел. Ушли к себе и мальчики. Веру Петровну позвали к телефону, и по ее голосу Кира догадалась, что Олежке лучше.

- Вы мне все же скажите, что хотели,- попросила она Веру Петровну, когда та вернулась.- Я уже знаю, что не нравлюсь вам, так скажите…

- Ты не дивчина, а я не парень, чего уж там - нравишься, не нравишься… А сказать - скажу… Только с условием: слушай молча, стульев не ломай, тарелок не бей. Дай досказать до конца.

Кира кивнула.

- Тебе Светлана не по душе…

- Вы обо мне говорите! - перебила Кира.

- А я о тебе. И не перебивай больше. О тебе. Вы с ней одинаковые, как близнецы.

Кира резко повернулась к ней всем корпусом.

- Да вы что?! Мы совсем разные, во всем разные, ничего общего нет!

- А в главном - близнецы, - уверенно повторила Вера Петровна. - В сути своей… Обе трусите перед жизнью. Обе стремитесь, пусть неосознанно, но стремитесь уйти от острых вопросов, чтобы не отвечать на них.

Кира сидела, пригнув голову, прижав ладони к пылающим щекам. Глаза ее горели негодованием.

- Я тебе докажу,- спокойно продолжала Вера Петровна.- Обе вы эгоистки, и эгоизм этот не явный, скрытый от вас самих. Стремление уйти от трудных вопросов, спрятаться от жизни - разве это не эгоизм? Уходите вы по-разному, верно. Ты - в себя, в обиженность свою, в страдание. Копаешься, копаешься в болях своих и обидах и всех на свете винишь в них - всех, кроме себя. Светлана тоже уходит-в легкость, в самоуспокоенность, в иллюзорный мир полного благополучия: не надо доискиваться правды, что-то менять в себе самой и других. Правда не всем по плечу…