Накануне наступила зима, шел ее первый месяц студень. Наверное, еще в прошлом месяце, в конце осени, выпал снег и перестал таять. Было холодно, впрочем, в сравнении с тем морозом, который они испытали и пережили в буквальном смысле этого слова на леднике перевала, такой холод не казался особо серьезным. Вернее не казался бы, если б не необходимость отказаться от ночевок в лесу. Воины, да и другие мужчины смогли бы делать и это, но, по их мнению, девушек следовало поберечь. А это значило, что им пришлось теперь передвигаться по дорогам и ночевать в придорожных трактирах, рискуя обратить на себя чье-нибудь недоброе внимание. Слишком уж большая кампания у них была, не говоря о том, что описание Леорийцев с обещанной большой наградой, которую волне возможно уже повысили, было разослано по всей империи и кто-нибудь вполне мог их узнать и донести колдунам. Да и сами гильдейцы на этих дорогах могли столкнуться с ними где-нибудь ненароком.

Одно было хорошо — во внутренней части империи имелась большая и разветвленная сеть дорог, частично оставшихся с прежних времен и только обновленных, а частично сделанных уже во времена Велерина. Они пересекались друг с другом, расходились в стороны, разбегались на развилках. И можно было надеяться, что колдуны, неведомо каким способом отыскивающие их, потеряют отряд на этих трактах, и не будут знать, куда именно они направляются. И не смогут или не успеют подготовить очередную встречу, а когда разберутся, будет уже поздно — леорнийцы сумеют сделать то, за чем их послали, и уехать оттуда. До Ризана доехали без приключений, через три дня после боя у Заоблачных гор.

Все это время, пока было еще не слишком холодно, они ехали и ночевали в лесу, но потом ударили настоящие, хотя пока и не сильные морозы и от таких ночевок пришлось окончательно отказаться. Да и припасы у них практически подошли к концу, осталось совсем немного. Все, и лошади в том числе, на холоде стали есть несколько больше, чем рассчитывали горцы, собирая им продукты и фураж. В город всей кампанией решили не заезжать, остановиться в последнем перед ним трактиром, а с Амандой послать самых неприметных воинов — Керта и Геора. Они взяли у Вила и Эвена их телогрейки с глубокими капюшонами, полностью закрывающими лица, и отправились вместе с Амандой в Ризан.

Ни в самом городе, ни по дороге в него ничего плохого с ними не произошло. Вернулись с сообщением, что ни названной улицы, ни тем более нужного им колдуна-целителя в этом маленьком городишке нет, и вся история целиком сочинена. Все было подстроено так, чтобы убить Аманду в Долине мертвых, и только случайность уберегла ее. Зато сама Аманда, наконец, полностью успокоилась. Раз все было подстроено, значит, ее малыш не болен и с ним все в порядке. Ведь Патрин имел те же симптомы поддельной болезни, а своим драгоценным здоровьем, даже ради того, чтоб избавиться от нее он по-настоящему рисковать бы не стал. Слишком он себя для этого любит. Конечно, существовала вероятность того, что после Аманды он захочет сразу же избавиться и от маленького маркиза. Но Аманда считала, что он не станет этого делать, поостережется, ведь тогда слухи возникнут неизбежно — слишком уж это подозрительно, что мать и ребенок умирают почти одновременно.

Хотя внешне вроде и не придерешься — мать не смогла выбраться из Долины мертвых, а дитя умерло от неведомой болезни. Но, ведь сам Патрин выздоровеет от нее же, и без всякого лекарства, за которым отправилась маркиза. Это тоже подозрительно. А учитывая его репутацию, это для него было еще более опасно. Так что он, скорее всего, будет выжидать, надеясь, что через несколько лет, когда вся та история забудется, он сможет подстроить племяннику несчастный случай или еще как-нибудь избавится от него. Время у него еще есть, а пока он удовлетворится ролью опекуна. И она представляла себе с немного мстительной радостью, какой его ждет удар, когда она явится к нему, как снег на голову в разгар теплого летнего дня — живая и здоровая. И это после того, как он уже давно мысленно ее похоронил, получив сообщение своих слуг, о том, что ее и вправду задрал какой-то монстр. После всего пережитого все это согревало Аманде душу.

Ну а отряд поехал дальше. Друзья старались выбирать менее торные дороги, по которым ходит и ездит меньше народа. Главное, чтобы они вели в нужном им направлении, благо выбор путей был широк. И эта тактика до поры до времени срабатывавшая, однажды довела их до беды. Правда, поняли они это не сразу. Случилось все через несколько дней после посещения Ризана.

Отряд уже четыре дня, как ехал после развилки, по дороге, на которой, судя по подробной карте этой части империи, полученной принцем еще в Эламе, наряду с другими, стояло очень мало городов. Значит, по ней должно было ездить гораздо меньше народа, чем по другой, по какой-то прихоти истории, пролегавшей от одного более-менее крупного города к другому, которые стояли довольно близко друг от друга. Выбранная же отрядом дорога в основном вела от села к селу, но поскольку небольшие городки на ней все же встречались, то можно было надеяться, что и придорожные трактиры будут тоже. Но в конце концов ночевать можно было и в деревнях, напросившись к кому-нибудь на постой, посулив звонкую монету. Крестьянам она всегда нужна. А в крупном селе могла быть и харчевня. Так что особых проблем с этим не должно было возникнуть. Они и не возникали. Правда эта дорога несколько уводила их в сторону, но совсем немного, и, по словам принца, в общем-целом вела их к цели. Так что по ней они и собирались ехать большую часть пути. И только дня за три до нужного им города, они должны будут тоже на развилке, перейти на другую дорогу, ведущую уже прямиком к Гелису.

11

С утра резко похолодало. И до этого, прямо скажем, не было тепло — зима как-никак, тем более на севере. Но с утра, а может уже с ночи, щеки щипал такой знатный мороз, что все вспомнили не доброй памяти ночевку на перевале. По такой погоде хотелось остаться в жарко натопленном трактире и носа за порог не высовывать. И менее всего хотелось садиться верхом и скакать на лошади, ощущая нещадно жгучий ветер на лице. Но хочешь, не хочешь, а делать нечего, надо ехать, они и поехали. К ночи похолодало еще больше и единственными связными мыслями несчастных путников, стучащих зубами от проникающего везде и всюду мороза, были мысли о тепле. И о трактире с весело трещащими на огне поленьями в большом очаге, и горячем барашке на вертеле, и, конечно, мягкой, чистой, нагретой ловкими служанками, постели. Впрочем, и от подогретого вина они бы тоже не отказались. И все так живо представляли себе это блаженство, что от этого становилось еще холоднее. А окружающая действительность еще мрачнее, потому что никакого трактира им так и не встретилось.

— К..к.куда он п..п.прок. клятый п..п..под..д..девался? — Задал риторический вопрос Керт, заикаясь от холода. Никто ему, понятно, не ответил, потому что и сами не знали, а очень хотелось бы знать.

— Т..т..тут не. неп..п..поддалек..к..ку с. село д. должн. но б..б..быть. — Так же дробно стуча зубами, сказал Эдвин и с надеждой добавил, — т..т..там и п..п..перен. начуем.

Отправились в село, из последних сил погоняя лошадей. Надежда их подгоняла еще сильней, летя к человеческому жилью. Наконец приехали, и с облегчением вдохнули ледяной воздух. Поискали деревенскую харчевню, но к своему удивлению ничего не нашли, хотя село было большое и крепкое. Жители явно не бедствовали, хотя и не были богаты. Тогда подъехали к первому же дому и постучались в ворота. Надрывно залаяла собака. Некоторое время никто не открывал, но потом ворота приоткрылись, и показалось лицо хозяина.

— Чего надоть? — Грубовато спросил он.

— П..п..перен. ноевать. Мы хорошо за..п..платим. — Ответил Эдвин, доставая непослушными пальцами золотую монету, которую повертел перед глазами крестьянина. Тот некоторое время молчал, с жадностью глядя на деньги, но потом тяжело вздохнул и с явным сожалением сказал: