Изменить стиль страницы

— Я бы тоже хотел дать свою кровь!

Эдвин внимательно посмотрел на него, но ответить не успел потому, что со всех сторон посыпались такие же, предложения.

— Спасибо ребята и особенно девушки, но смешивать кровь нельзя. Ее должна дать либо жертва, тогда ее придется обескровить до смерти или тот, кто проводит ритуал. В этом случае можно обойтись меньшим количеством, ведь он ее отдает добровольно, — отказался Эдвин.

— Жаль! — с искренним сожалением вздохнул Вил. Принц снова пристально взглянул на него и, кивнув, согласился:

— Хорошо, но совсем чуть-чуть, чисто символически, иначе у меня ничего не получится. — И протянув зачарованный кинжал, добавил, — проколи им палец и выдави не больше трех капель.

Что Вил и сделал. А у Эдвина кровь продолжала течь. Юноша сказал несколько слов, на каком-то, никому из присутствующих неизвестном гортанном языке и кровь потекла быстрее. Время от времени он произносил, то короткие, то длинные фразы на том же языке. Еще через непродолжительное время Делия в тревоге воскликнула:

— Эдвин. Остановись, ты теряешь слишком много крови.

— Я не могу, ее на двоих набралось пока маловато.

— Уже полкотелка! Еще немного и ты умрешь от ее потери! Как ты на ногах-то стоишь, просто удивительно! Ты и так ранен, и раны вчера сильно кровоточили.

— Вот именно — вчера, а сегодня с ними все в порядке. Но, я скоро закончу, еще капельку и все, — заверил знахарку юноша.

Он стоял, пошатываясь от слабости, но продолжал держать руку над котелком. Наконец он протянул ее Делии, и она перевязала рану приготовленным заранее бинтом. К сожалению, Эдвин сам у себя не мог даже кровь остановить. У него сильно закружилась голова, и он резко покачнулся, но устоял. Ноги его подкашивались от слабости и головокружения, но стоящие рядом Вил и Лоран поддержали его.

— Теперь понятно для чего в таких ритуалах использовались жертвы, — покачав головой, сказал Нэт.

— Приведите, пожалуйста, Диану и Эвена, — попросил Эдвин, и пока кто-то из ребят пошел за умертвиями, которые оставались в стороне, юноша, вытащив меч, начертил им на земле сначала окружность, а потом вокруг нее пентаграмму. После этого он сказал:

— Сейчас я начну чаровать, и мне нельзя будет отвлекаться и останавливаться, поэтому не задавайте мне, пожалуйста, пока никаких вопросов.

Все собравшиеся пообещали юноше вообще все время молчать и честно сдержали свое слово. По просьбе Эдвина Диана встала в центр пентаграммы, потянув за собой ничего не понимающего, но послушного брата. Принц стал читать заклинание, переходя с гортанного, уже слышанного всеми, языка на очень мелодичный, даже напевный. Одновременно с этим он взял котелок и начал выплескивать из него понемногу крови в промежутки между пентаграммой и кругом. Затем он зажег на внешних углах пентаграммы маленькие магические костерки и, протянув котелок Диане, велел ей сделать несколько глотков, а потом проследить за тем, чтобы выпил всю кровь до конца Эвен. И пока брат, и сестра пили, Эдвин продолжал читать заклинания, а потом вдруг со стоном согнулся, обвиснув на руках у друзей, и его обильно вырвало желчью с остатками пищи.

После этого стало происходить следующее: Диана и Эвен начали медленно, но явственно, прямо на газах у зрителей, меняться. Особенно эти изменения были заметны у мужчины, который был все так же обнажен. У него сначала, постепенно, исчезла одутловатость, затем пропали багровые пузыри, а серовато-зеленоватая кожа зомби превратилась в нормальную кожу здорового человека.

Еще раньше живой стала его сестра, которая с трепетом и волнением следила за тем, как оживает ее брат. Теперь она отличалась от других людей не более, чем все люди отличаются друг от друга. У нее появился осмысленный взгляд, утративший былую неподвижность. Вместо каких-то тусклых, неопределенного цвета буркал, на ее ещё более похорошевшем, покрытым очень шедшим ей, румянцем, лице, зажглись большие глаза, редкого серо-зелёного цвета. И видно было, что к ней вернулись все ее чувства и ощущения и так полно, что теперь она, как будто не в силах была пока совладать с ними, и они попеременно отражались на ее юном личике — изумление, волнение, трепет, радость, снова изумление, и наконец, счастье.

Сейчас о том, что с ней случилось по воле жестокосердного и вероломного Миэла, напоминала только седина красивых, длинных и густых волос. Тоже самое, с некоторым отставанием происходило и с Эвеном. Когда все закончилось, он с удивлением посмотрел на зрителей, потом взглянул на счастливую Диану, которая в радостном нетерпении уже хотела броситься на шею ожившему и вновь обретенному ею брату, и вдруг заметил, что он стоит совершенно голый. Эвен стремительно покраснел и прикрылся, а потом попытался что-то сказать. Сначала у него ничего не вышло, но он откашлялся и хрипло поинтересовался, засыпав сестру вопросами:

— Что произошло, Дина? Почему я в таком виде? Кто все эти люди? И где наши охранники? А куда пропал Миэл? Я его здесь не вижу. С ним что-то случилось? Он спросил все это таким тоном, будто был совсем не удивлен, увидев перед собой живую Диану. Впрочем, ничего странного в этом как раз не было, мертвой-то он ее никогда не видел, если не считать того периода, когда он сам был умертвием, но об этом у Эвена вряд ли сохранились даже обрывки воспоминаний.

— А ты что ничего не помнишь? Ни про Миэла, ни про охранников, ни про себя? — Спросила в свою очередь, Диана, зябко поеживаясь. На ней ничего кроме штанов и рубахи не было, а день сегодня был холодным. Раньше, когда она была зомби это было неважно, она могла бы ходить и совсем раздетая, не чувствуя ни жары, ни холода, но не теперь. И она с сочувствием смотрела на своего брата, думая о том, как же ему сейчас неуютно. Она, уже задавая вопросы, знала на них ответы. Знала, что он не помнит. Просто ей надо было убедиться в этом. Сама же она помнила все. Помнила, даже когда была зомби. Эти воспоминания отпечатались в ее душе и памяти, и ей, наоборот, хотелось бы обо всем забыть, но, увы, это было невозможно. И она помнила, какой она была после смерти. Эти воспоминания были не полными. Какие-то обрывки, но вот то, что с ней происходило после встречи с окружающими ее и брата людьми, она помнила хорошо. А Эвен ответил на ее вопросы так:

— Нет ничего, а что я должен помнить?

Девушка не успела ответить, потому что Ник, который был примерно такого же роста и сложения, что и Эвен и имел чуть больший размер ноги, и Делия, принесли страдальцам, жертвам холода свою запасную одежду и обувь. Брат с сестрой благодарно кивнули влюбленной паре и начали одеваться и обуваться. Впрочем, для Дианы ребята захватили ее собственную теплую одежду из лагеря разбойников. Девушки, чтоб не смущать Эвена отвернулись, и только после того, как брат с сестрой полностью оделись, и выслушали поздравления, Диана сказала:

— Я не буду пока ничего говорить тебе, боюсь, ты мне все равно не поверишь, хотя ты знаешь, я никогда не лгала тебе. И все же, я подожду пока твои воспоминания сами вернуться к тебе. Надеюсь, это случится скоро, а пока знай — эти люди спасли нас от страшной участи, которая была хуже смерти!

— Хуже смерти? О чем ты Дина? — Обескуражено спросил Эвен. Но Диана только покачала головой и произнесла:

— Пока ни о чем не стану тебе рассказывать, постарайся сначала вспомнить все сам. Но я хочу, чтоб ты знал, что мы очень обязаны этим людям и в особенности одному из них, кстати, как он?

9

Тут все спохватились, что увлекшись этим необычайным и волшебным процессом превращения нежити в живых людей, они совсем забыли про его творца. И даже Вил с Лораном, которые все еще держали Эдвина, не обращали внимания на то, что с ним происходило, настолько тихо тот себя вел. Принц обвис в их руках, но он был таким стройным и легким, что они вдвоем почти не чувствовали его веса. Ребята посадили Эдвина на землю, но он повалился на нее и обступившие юношу друзья в первые мгновения с ужасом подумали, что он умер, настолько принц был мертвенно-бледным, до голубизны. Как будто он отдал свою жизнь и вместе с ней все краски, присущие живым, Эвену и Диане, которые были очень смущены. Особенно сильную неловкость испытывала Диана, знающая из-за чего это случилось.