— Почему вы решили, что мы не имеем право судить вас? Ведь вы же ничего о нас не знаете.

— Да хотя бы потому, что я не подданный императора! Я приехал сюда из Леорнии. А вы простые путешественники.

Эдвин улыбнулся. Рыбка сама проглотила наживку, остается только подсечь!

— А вот тут вы ошибаетесь. Мы путешественники, но не простые. Открою вам одну тайну. Не хотелось бы, но придется. Перед вами сударь его высочество наследный принц Леорнии, герцог Таринский, граф Авенский, и прочая, и прочая Эдвин Орлис! — И принц иронично, но по всем правилам этикета, выученным в свое время на зубок, подчиняясь строгому учителю придворных манер, поклонился. — И как член королевского дома и первый наследник короны могу судить и, следовательно, карать и миловать любого своего подданного.

Миэл второй раз за непродолжительное время побледнел и вскричал:

— Не может быть, вы врете! — но на самом деле сразу поверил словам юноши, слишком уж уверенно, спокойно и торжественно прозвучала эта тирада! И он горестно подумал о том, что какой же он дурак, зачем он признался в том, что он леорниец! Сам вложил в руки врага возможность засудить себя и казнить. Но может быть еще не поздно все переиграть? Ведь никто не знает, откуда он действительно приехал в Долину. Этим должно воспользоваться!

А Эдвин меж тем сказал, опровергая слова обвиняемого:

— Ну что вы! Разве такими вещами шутят? Может быть, вам неизвестно о том, что по закону Леорнии самозванство приравнивается к государственной измене и карается смертной казнью, так же, как и любое другое преступление против короны! Неужели вы думаете, что я, желая обвинить вас, совершил бы подобное преступление, да еще при свидетелях? Вы считаете меня таким глупцом? — Но Эдвин действительно, если бы не был принцем, не стал бы сочинять такое, даже ради того, чтобы покарать преступника, который и не скрывал что он убийца, просто изворачивался. Не стал бы, разумеется, не потому, что он боялся того, что кто-то из друзей заложит его. Ему такое даже в голову бы не пришло. Просто ему глубоко претила любая ложь, даже ради благой цели. Он был слишком искренним для этого. Он считал, что умный человек найдёт выход из любого тупика, не опускаясь до лжи. И, даже ложь во спасение он не принимал. Очень чуткий от природы, он умел так тактично и деликатно сказать кому-либо правду, что не ранил ею человека.

Но Миэл ни на мгновение не усомнился, что при свидетелях о таких вещах не врут. Ничего не знающий об искренних, дружеских отношениях, царящих группе его врагов, сам привыкший жить по принципу — каждый каждому волк, даром, что у него был излишне добрый и доверчивый друг, он распространял это правило на всех. Он считал, что все относились друг к другу так, только многие притворялись добренькими. А если появлялась безнаказанная возможность, то позволяли себе предать своего ближнего, а потом слабого и упавшего до смерти запинать. Значит перед ним действительно принц. Придется снова выкручиваться:

— А я между прочим имперец! Я приехал из одного южного города. Просто я побоялся вам правду говорить.

Миэл ухмыльнулся — пусть теперь попытаются доказать обратное, а мы посмотрим. Интересно, как у них это получится? Но он совсем забыл о Диане!

К этому времени снова одевшаяся девушка неожиданно для преступника вышла вперёд и сказала:

— Он вр….т! Мы при…хли из Ле…рн…и! Мы ж…ли в г…рде Об…л…де. Мы ле…ни…цы.

Миэл опять побледнел, занервничал. Он совсем забыл об этой дохлятине! Демонова кукла, сдохла, так и лежала бы себе тихонечко. Нет, ходит, рот разевает. Мешает жить нормальным людям, причем в буквальном смысле!

— О чём там лопочет эта убогая? — Закричал он, хотя все прекрасно понял.

— Думаю, что вы все хорошо поняли, но на всякий случай переведу, — ответил Эдвин, — Диана сказала, что вы леорнийци, что жили в городе Обиладе, и что оттуда приехали в Долину мёртвых. И этого, пожалуй, достаточно. Хватит выкручиваться. Уже не поможет. Если у вас или у ваших свидетелей есть действительно, что сказать в вашу защиту по сути обвинения, так говорите, а мы послушаем.

Миэл презрительно скривил губы, но это была просто привычная игра, его обычное притворство без которого он уже давно не мог обходиться. А вообще-то он был страшно испуган. Неужели его драгоценная жизнь подошла к концу?! Не может этого быть! Нет, только не его жизнь! Пусть умирает кто угодно, хоть все, но только не он!!! Нет! Он, можно сказать, только собирался по-настоящему начать жить, и он не может вот так просто умереть, нет, не может! Надо что-то придумать, что-то сказать. Но как назло в его голову ничего путного не приходило, и он думал — если бы ни эта мертвая девка, он бы обязательно что-нибудь придумал, но ведь она все опровергнет и поверят ей, а не ему. Мысли метались в голове у Миэла, но он молчал, сказать ему было нечего!

— Что ж обвинение прозвучало, доводы защиты опровергнуты. И я, член королевского дома, наследный принц Эдвин Орлис, имеющий право по закону королевства Леорнии, судить, карать и миловать любого гражданина страны и подданного короны, признаю данного человека и моего подданного Миэла преступником. Он виновен в тягчайшем преступлении, а именно в вероломном нападении и убийстве моих подданных Эвена и его сестры Дианы, а также нескольких их охранников. И я приговариваю сего убийцу к смертной казни. Да будет так. — Торжественно в полной тишине произнес принц. И его слова сменились утробным воем:

— Нее…э…э…эт!!! Не хочу…у….у!!!

Но его уже никто не слушал. Миэл попытался сбежать, благо, что из-за ранения его не связали, а лошади были совсем не далеко, но все были на такой случай настороже, и он не успел, его догнали и на этот раз скрутили. Эдвин посмотрел на Диану и сказал ей:

— Диана, милая, это твое право выбрать для него смертную казнь!

Диана молча кивнула, благодаря за это и сказала:

— Я х…чу, ч…тб он бл за…д…шен, как мы с бр…тм! И я х…чу с…ма его к…зн…ть!

Эдвин перевел для тех, кто не понял слов девушки:

— Диана сказала, что хочет, чтобы Миэл был задушен, так же как и они с братом, и она сама хочет привести приговор в исполнение. — И, обратившись к Диане, предложил ей начать казнь, чтоб не затягивать этот малоприятный акт справедливости.

И когда девушка подошла к преступнику, продолжающему выть и кататься от ужаса по земле, и, неожиданно, сильными, для такого хрупкого на вид существа руками, вздернула его вверх и поставила на ноги и тут же начала его душить, кто-то не выдержал такого зрелища, и отвернулся. Казнь сама по себе тягостное мероприятие, даже если она справедлива и казнимым заслужена, но смотреть, как умертвие душит живого пока человека, было тягостно вдвойне. Но потом те, кто отвернулся, взглянули на принца — такого бесконечно доброго человека, бестрепетно и сурово смотрящего на казнь и устыдились своего малодушия. Впрочем, затягивать Диана не стала, и вскоре вой, а потом хрип оборвались. Вот так незавидно закончил свою жизнь этот ничтожный человек — под руками изнасилованной и собственноручно убитой им девушки. Справедливо и поучительно!

Потом судили подельников Миэла, которые после всего увиденного совсем пали духом и сникли. Сопротивляться они не стали и быстро во всем сознались. Эдвин признал их виновными в выполнении преступного приказа и убийстве охранников, а также в изнасиловании Дианы и предложил ей, как и в первый раз выбрать для них наказание. Но она после смерти своего врага, как будто потеряла ко всему происходящему интерес и только махнула рукой, так что Эдвину пришлось это взять на себя.

— Надо бы вас тоже казнить, — сказал пленникам принц, — но хватит нам на сегодня смертей и казни. Поэтому вы останетесь живы, и мы даже оставим вам ваше оружие, а также почти всю еду и воду. Возьмем себе только то, что нам необходимо, чтобы пополнить наши запасы, которых нам должно хватить до конца пути по Долине. Но вас осталось всего трое, так что вам хватит. Заберем, также, часть ваших лошадей и фураж для них, и все деньги и другие ценности и вещи. Все это вам не принадлежит, это собственность госпожи Дианы. Думаю, это и будет для вас самым тяжелым наказанием, ведь вы считали все это уже своим. Но ничего, если сможете выбраться из Долины, потом продадите оставшихся у вас лошадей.