— Нет, симпатичный такой зелененький. Как травка.

— А ржавых пятен много?

— Не вижу!

— А серого? Темного такого?

— Есть чутка. Где оно выпирает, и книзу…

— Большое пятно?

— Да мне не видно отсюда!

— Так покрути!

— А можно?!

До Кривцова донеслось восторженное сопение, затем:

— Нет, совсем маленькое пятнышко. А что?

— Маленькое само может затянуться. Большое руками придется дорабатывать.

Кривцов заставил себя подойти к аквариуму. Пятно было не слишком темным, это хорошо. Но только неискушенный Илюха мог назвать его маленьким. Это плохо.

Кривцов оценил грязную лужицу раствора под кристаллом. Большая. Значит, внутри много пустот, и можно дошивать руками.

Он вытащил кристалл из золотистого газа и перенес его под микроскоп. Достал иглы и бутыль с белесой жидкостью. Иглами Кривцов не работал давно, руки дрожали, к усталости примешивался панический страх навредить. Если бы не это, возможно, пятно получилось бы скрыть совсем, но по крайней мере удалось замаскировать его интересной рябью светло-желтого, отчего серый приобрел голубоватый оттенок. В местах, где Кривцов вводил Илюхину кровь, появлялись темно-голубые звездочки. Вместе с нежной зеленью кристалла смотрелось совсем неплохо. Кривцов полюбовался своей работой и вернул ее в аквариум — досыхать.

Бражников явился под вечер. Готовый кристалл лежал на папке с личным делом, Илюха спал на кушетке. Бражников поднял кристалл, осмотрел со всех сторон, провел пальцами по проявившейся только около пяти вечера бледно-желтой спирали на зеленом фоне. Присвистнул. Улыбнулся. Пожал Кривцову руку.

— Вениамин… можно мне вас так называть? Я не ошибся в вас. Отменная работа. Я смотрю, ваш помощник устал… Вы, должно быть, тоже. Идите домой, Вениамин, отдыхайте.

Кривцов подумал, что действительно очень долго не был дома.

Выспаться было необходимо. А еще нужно было позвонить Ольге. Посмотреть на ее кристалл. И хорошо бы узнать, какая у нее группа крови.

18. Ро

Ро устал. Если бы его спросили — от чего, он бы честно ответил, что от всего. От Кривцова и его нового помощника мутило. Крыс было жалко. И хотя жалость была притупленная, неживая — все-таки она была. Разумовский терял терпение и все чаще начинал спорить. Левченко ждал ему одному известно чего. Ро несколько раз просил выключить его хотя бы на время, но Левченко уговаривал его подождать еще немного.

Трое адамов сидели в кабинете Кривцова, прислушиваясь к шороху в лаборатории. Кривцов ушел. На кушетке пытался уснуть Илюха. Потом шорох прекратился и до слуха Ро донеслись тихие, неуверенные шаги.

— Эй, ребята! Где вы там?

Ро вжался в стенку. Илюху он не любил.

— Стремное местечко, не находите? Особенно в темноте.

Илюха появился в дверном проеме.

— Страшно там, — пожаловался он. — Там сегодня человека резали. Хотя вам-то что, вас тоже когда-то резали. А он прям кость — вжик, вжик… А крови мало, нет почти, я думал, больше должно быть. А так как будто и не человека режут, а куклу…

— Это страшнее, чем ты думаешь, Илья, — сказал Левченко. — Ты хоть знаешь что-нибудь про того человека?

— Про которого? Который помер, что ли? Не знаю ничего. И знать не хочу!

— Не хочешь, — кивнул Левченко. — То есть был человек, жил как-то, а потом получилась из него зелененькая штучка. Красивая. Поставили на полку и забыли. А человек — ну его? Так, Илья?

— Нет, — неуверенно сказал Илюха. — Не так. Человек-то помер все равно.

— Кто знает, — отозвался Левченко, — помер бы он, если бы не эта… зелененькая штучка.

Илюха, посмотрел на него озадаченно, зевнул и снова вернулся на кушетку.

Разумовский оторвался от терминала:

— Нет здесь ничего, — зло сказал он.

— Нет, — согласился Левченко. — И быть не может. Кривцов — свадебный генерал. К тому же новый человек. Кто ему доверит информацию?

— Так ты с самого начала знал, что здесь — пшик? — Разумовский угрожающе надвинулся на Левченко.

— Здесь, — Левченко постучал по экрану, — пшик. Но это не значит, Андрей, что пшик — везде.

— Послушай! Мы сидим тут уже неделю непонятно ради чего, вместо того, чтобы действовать! Ты хотел заявить о себе! Ты хотел прикрыть эту контору! Я сыт по горло обещаниями! Я уже наслушался их! И я никогда не спускал трусам и лжецам!

— А я не был ни тем, ни другим, — усмехнулся Левченко. — Я сделал то, что обещал, и сейчас сделаю. Просто нужно время.

— Чего ждать-то?! Или ты не уверен?! Тогда какого черта…

— Я уверен, Андрей, — Левченко пришлось слегка повысить голос. Убедившись, что Разумовский готов слушать, заговорил спокойно:

— Я сделаю, что обещал. Я прикрою эту контору. Я раскрою всем глаза на наше существование и добьюсь встречи с теми, от кого хоть что-то зависит, — он вздохнул. — Объясняю еще раз.

Это было кстати. Ро сам не очень понимал, что они делают здесь, все планы Левченко тонули в ставшем уже привычным гуле. Ро напряг слух.

— Во-первых, доказательства нужны неоспоримые, — говорил тем временем Левченко. — Такие, чтобы нам не просто поверили. Нас должны захотеть выслушать. Мы должны стать героями в своем роде. О нас должна греметь вся Сеть, мы должны мелькать на экранах. Иначе нас разберут на запчасти без суда и следствия. Это во-первых.

Он замолчал, собираясь с мыслями.

— А во-вторых? — резко спросил Разумовский.

— Во-вторых, Кривцов должен остаться вне подозрений. Он всего лишь жертва в этой игре.

— Жертва? — поднял брови Разумовский. — Тебе жаль этого торчка?! Еще неизвестно, кто хуже, Бражников или твой Венечка! Ты думаешь, он только крыс живыми резал?

— Ты забываешься, Андрей!

Ро с удивлением услышал в голосе всегда спокойного Левченко жесткие нотки:

— Я понимаю, Андрей, твою неприязнь. Вениамин далеко не ангел. Но — не убийца. Не убийца хотя бы потому, что у него не хватит на это духу.

— Ладно! Пусть Кривцов остается беленьким. Но сколько еще ждать?!

— Нам нужны доказательства, — повторил Левченко. — Кое-что уже есть. Сегодня Бражников убил человека. Свидетельство о смерти было липовым, родным сообщили о скоропостижной смерти от инсульта, а на черном рынке наверняка скоро появится новый кристалл.

— Откуда ты знаешь? — спросил Ро.

Он сам удивился своему вопросу — за неделю, проведенную здесь, он едва ли сказал несколько слов — почти все время и силы уходили у него на борьбу с собой и с собственной головой. Сегодня он был, пожалуй, рад тому, что новую информацию воспринимал отстраненно и извлекал из памяти с трудом. И все-таки он помнил. И представлял себя — свое прежнее, нескладное тело — распластанным на кушетке, с изуродованной головой под чьими-то твердыми руками.

— Я не знаю наверняка, Ро, — сказал Левченко спокойно. — Но нейрокристаллы всегда привлекали нечистоплотных дельцов. Даже когда по закону было можно, до нас то и дело доходили отголоски очередного громкого дела. А теперь, когда жажда наживы остается единственной причиной существования подобных мастерских…

Левченко обвел рукой лабораторию. Он начинал горячиться — заходил из угла в угол, в голосе зазвучали жесткие нотки.

— Мне не нравится это место. Не нравится, и точка. Не нравится Бражников и сегодняшняя поспешная прошивка. И Веня почуял неладное.

— Тогда Кривцову точно не остаться чистеньким! — заметил Разумовский.

— Доказательства, которые мы, надеюсь, отыщем, мы предъявим Бражникову, — сказал Левченко. — Он не боится людей, им можно угрожать, их можно купить. А с нами этот номер не пройдет. Он знает прекрасно, что нам нечего терять.

— А что мы предъявим Бражникову? — спросил Ро.

— Есть одна мыслишка. Ро, Андрей, смотрите, — Левченко жестом попросил Разумовского уступить ему место перед терминалом. — Я долго думал о том, как нам получить доказательства того, что Бражников не чист на руку. Здесь везде камеры, к тому же, полагаю, Бражников не так глуп, чтобы хранить информацию в общей сети или на рабочем компьютере. Но Кривцов водил нас в часовню — помнишь, Ро? Через психиатрическое отделение, я проверил. Это муниципальная больница, камер там нет. И там наверняка должна быть документация, к том числе и по умершим больным. А что здесь умирают часто — чаще, чем в других больницах — я не сомневаюсь. И почти уверен, что подавляющее большинство умерших — одинокие люди, у которых недостаточно денег на договор с прошивщиком.