Изменить стиль страницы

Кривцов уткнулся лбом в холодное стекло. За окном была метель. Обычно Кривцов не любил метель, но сейчас она была кстати — она любезно скрывала мир от его взгляда, словно чувствовала, что ему нужно побыть одному.

Когда Кривцов отлип от стекла, голоса за стенкой уже давно затихли. Он остался один.

Кривцов поставил грязную чашку в раковину и направился в комнату. Он собирался выспаться.

В спальне на полу лежал адам. Крышка была откинута, кристалла внутри не было.

Кривцов почувствовал, что дрожит. Они оставили или забыли его? Это неважно, главное, судьба дает ему второй шанс.

Кривцов медленно вернулся в кухню, сгреб со стола кристалл Илюхи, снова подошел к телу. Дрожащими руками вогнал нейрокристалл в череп адама и закрыл крышку.

Робот открыл глаза.

Ро

Ро чувствовал под собой твердый пол. Было тепло, где-то капала вода. Раздавались голоса. Ро чувствовал себя хорошо, пока не открывал глаза.

Голова почти не гудела. Это тоже было хорошо.

Иногда Ро казалось, что он — маленький мальчик, лежащий в кровати перед сном. За стенкой няня, она смотрит сериал. Хорошо, что мамы нет дома. Мама не любит сериалов, а Ро нравится лежать и слушать странные голоса за стеной. Они говорят много непонятного, иногда кричат, иногда плачут. И Ро, который боится вырасти, потому что мир взрослых наполнен мужчинами в деловых костюмах и строгими женщинами, заседаниями, переговорами и клиентами, Ро понимает, что и взрослые могут смеяться и плакать.

Голоса два — женский и мужской.

— Мы должны отвезти его в отделение, — говорит мужчина. Ро воображает его главным злодеем, с черной бородой и лихорадочным блеском в глазах.

— Нет. Нет, пожалуйста! Он же человек! — это героиня. Она говорит с надрывом, едва не плача, и Ро верит, что сейчас на помощь придет герой.

Ро всегда хотелось самому быть героем. Правда, герою всегда полагалось жениться на героине, это немного охлаждало пыл Ро.

— Он только что спас жизнь человеку! Понимаете?

Героиня плачет, и Ро понимает, что герой не придет.

— Сообщите, как мы сможем связаться с вами… Повестка…

Ро не понимает половины слов. Картинка исчезает, теряется, от нее остается лишь легкий шлейф голосов. Будущее остается в прошлом и исчезает.

Его щеки касается теплая рука.

— Ро…

Мама. Ро помнит, что у него была мама, и у нее были такие же теплые руки. И отец. Он склоняется над кроваткой, и улыбается. Он гордо зовет Ро «мой сын». Он читает ему книги. Какие? Ро не помнит. Отец покрывается метелью, его улыбка, словно улыбка Чеширского Кота, исчезает последней.

Ро открывает глаза. Лицо девушки, склонившейся над ним, странно знакомо ему. Головная боль выплевывает имя: «Жанна». Вместе с именем — вихрь воспоминаний. Метель. Крыша. Сверкающий камень в руках у его двойника. Ро не помнит, что это значит, но ему кажется, что это важно. Он сворачивается и лежит в позе эмбриона, и вспоминает будущее.

Он пытался не уйти. Не уйти в прошлое. Что-то изменилось тогда. Он, не имеющий будущего, объявил войну своему прошлому, единственному, что у него было.

Он выиграл. И теперь прошлое стремительно сжимается. Коллапсирует.

Мягкие руки гладят его. По щекам льются слезы, он чувствует их тепло и влагу. Ро-внутри чувствует себя неуютно в оставшемся в его распоряжении «сейчас», Ро-вовне знает, что механическое тело неспособно лить слезы, что это всего лишь игры законсервированного мозга.

От рук идет тепло, от голоса становится спокойно и как-то мягко. Ро-внутри нежится в тепле, Ро-вовне чувствует, что цепь несуществующих прошлых и будущих вот-вот прервется.

— Я не смогу… — шепчет темнота женским голосом.

Ро-внутри беспокойно шевелится.

Ро-вовне должен защитить его.

— Сможешь, — говорит он. — Пожалуйста…

— Пожалуйста… — отзывается темнота.

И вспыхивает светом.

Бладхаунд

Водитель Януша приехал через полтора часа. Кривцова не было. Жанна сидела возле Ро, который так и не пришел в себя.

— Что мне делать? — спросила она со слезами на глазах.

— Разберите его, — посоветовал Бладхаунд.

— Но как же…

— Вам уже дали понять, что его разберут и без вас. Полагаю, лучше для всех будет, если это сделаете вы.

Она гладила Ро по щеке, а взгляд ее блуждал по комнате.

— Я не смогу, — сказала она наконец.

Бладхаунд промолчал. Это не его дело.

Но ответ пришел.

— Сможешь, — прошептал Ро. — Пожалуйста…

— Пожалуйста… — эхом откликнулась Жанна, словно боясь, что ослышалась. Затем решительно тряхнула головой и, приподняв голову робота, потянула за рычаг. Бережно достала кристалл.

— Блад…

— Да?

— Блад, он… он стал другим!

— Вы уверены? — спросил Бладхаунд и открыл глаза.

Это было любопытно.

Жанна присела рядом и показала ему кристалл. Сквозь прозрачную оболочку проступало свечение. Оттенки палевого и золотого сливались в причудливый узор. Бладхаунд привычно оценил кристалл и прикинул, кому он мог бы его сбыть. Тот же Яворский наверняка не отказался бы.

— Уверена, — сказала Жанна.

— Я не знаю, в чем причина, Жанна, — ответил Бладхаунд.

Она положила кристалл на пол и вдруг зарыдала. Бладхаунд неловко погладил ее по руке. Он никак не ожидал, что его некомпетентность в данном вопросе расстроит ее.

— Я хочу уйти отсюда, — выдавила девушка сквозь рыдания.

— Сейчас за мной приедет машина, — сказал Бладхаунд. — Если хотите, поедем вместе. Януш большой специалист. Сможет ответить на ваши вопросы.

— Да! — она отчаянно закивала. — Да, пожалуйста, я больше не могу здесь находиться…

Януш сам вышел встречать Бладхаунда, сам помог ему выбраться из машины и проводил в дом. Келли обнюхала гостей и лизнула руку Бладхаунда, в очередной раз поразив его мастерством Стогова.

Бладхаунда Януш устроил на диване в своем кабинете — от личной спальни хозяина Бладхаунд отказался, как, впрочем, и от гостевых апартаментов. Януш суетился вокруг ищейки, словно Тоша в режиме сиделки, а потом перепоручил гостя заботам медсестры, живущей при школе. Медсестра была полной женщиной, с крупными мягкими руками и удивительно нежным голосом.

Едва она начала осматривать Бладхаунда, как на груди привычно уже зашевелился теплый комок.

— Что это у вас? — спокойно спросила медсестра. — Крыса? Ваша?

— Моя, — кивнул Бладхаунд.

Медсестра твердой рукой достала крысу из-за пазухи пациента и передала ее Янушу. Тот вызвал мальчишек. Явился Славик, лохматый и долговязый. Януш осторожно вытряхнул из нейрокристалла крысу и отдал мальчику.

— Покормите ее, — сказал он. — И не таскайте за хвост!

— Крепкая у вас голова, — сказала медсестра Бладхаунду. — Не тошнит? Прекрасно. Могло быть гораздо хуже…

Бладхаунд и сам знал, что могло. Наконец медсестра ушла, и Бладхаунд, порядком утомленный заботой о своей персоне, переключил внимание Януша на кристаллы. Нейрокристалл Левченко, завернутый в куртку Бладхаунда, лежал на полке в прихожей.

Януш взял его в руки и рассмотрел со всех сторон. Сейчас кристалл был похож на самого себя не больше, чем выцветшая кривцовская подделка. Януш покачал головой.

— Достойный был человек. Не человек — история…

Потом повернулся к Жанне. Та неловко протянула ему кристалл Ро.

— Интересно, — пробормотал Януш. Подошел к столу, выудил из ящика набор линз, а потом долго и тщательно изучал кристалл сквозь них.

— Здесь было голубое? Ага… — бормотал он. — А тут, вероятно, умбра… интересно, очень интересно… В общем-то, ничего удивительного, — сказал он наконец, откладывая линзу. — Такое бывало, пока нейрокристаллы были легальными. Редко, но бывало. Скажите, наверняка ведь поведение вашего друга изменилось в какой-то момент?

— Да, — ответила Жанна. — Он как будто… как будто потерял себя.