— Я теперь лучше понимаю, почему ты так любишь Землю, — захмелев, произнес Мэд. — Она действительно прекрасна, Ли. Тут столько чудес и красоты, жаль, что мы не успеем все посмотреть. — Он поглаживал мою коленку под столом, забравшись рукой под платье, оглаживая голую кожу по краю чулка.

— Пойдем потанцуем, Мэдди!

Мишка залипал в телефоне, пользуясь свободным вайфаем, а мы с мужем прошли на танцплощадку, находящуюся возле музыкантов.

— Я не умею танцевать ваши танцы, Ли.

— А ты не стой, двигайся. Обними меня и слушай музыку, мой прекрасный пират! Ты такой красивый, Мэдди! Я так тебя люблю!

Мы прижались друг к другу, медленно двигаясь, потираясь привставшими членами, зеленые глаза ласкали мое лицо, большие горячие руки нежно прижимали к себе под тягучую сексуальную песнь саксофона. Серьга в слегка припухшем ухе Мэдди поблескивала, отражая лучи лампочек, вечер был напоён негой и любовью, разлитой в воздухе.

— Лиаттик, милый! В тебе такой сплав нежности и силы, любви и красоты, стойкости и отваги. Я так люблю тебя, маленький!

Париж — город любви.

— Вижу, Мэдди, вижу и чувствую. — Я поцеловала его в верхнюю губу, не отрывая глаз от его нежного взгляда, и Мэд простонал низким голосом, от вибраций которого по телу рассыпались мурашки.

Мишка смотрел на нас издалека нечитаемым взглядом. Но когда увидел, что я смотрю на него, улыбнулся и показал знак «окей».

— Мэдди! У меня мертво встал! Не отпускай меня! А то платье будет оттопыриваться! Сильно оттопыриваться! Судя по члену — порвется пониже пупка.

— Ли. У меня не платье, но тоже сильно выпирает. Что делать?

— Что делать, что делать? Снимать штаны и бегать, — пробормотала я.

— Как? Прямо вот снимать и бегать? — Мэд удивленно вытаращился.

— Доверчивый ты мой! Танцуем в сторону туалетов. — Я вытянул его руку в стиле «танго», и напевая мотивчик из бара «Голубая устрица» — па-пара-па-па-пам… мы прошагали налево пару шагов, прижавшись щеками, потом — направо пару шагов, не разлепляясь, протанцевали широкими шагами к коридору — и эффектно нырнули в него, приближаясь к туалету.

Возле мужского стояла очередь из нескольких мужиков и мы пристроились за ними. Мэд стал впереди, а я прижался к нему со спины и прошептал на ушко, потому что член разрывался от стояка:

 — Мэдди, нагнись, как будто шнурки завязываешь на кроссовках, а я потрусь об твою попу незаметно.

Мэд наклонился, и я начала подталкивать его пахом, потираясь, напевая и делая вид, что танцую, пьяно улыбаясь и подтанцовывая руками. Мэд от толчков в зад покачивался-покачивался, и вдруг содрогнулся и замычал, подергиваясь.

Блядь! Он кончил, а я уже вот-вот кончу. И тогда на платье будет огромное мокрое пятно, эти кружавчики ничего не впитывают же!

— Милый! Я в женский туалет! — пропела, протискиваясь сквозь толпу и влетая в открывшуюся дверь для прекрасного пола вне очереди, делая страшные глаза и бормоча по-русски: — Девочки! Мне НАДО!

Заскочив в свободную кабинку, задрала платье, высвободила фаллос и в несколько дрочибельных движений кончила, стучась о дверцу спиной с громким стоном.

— Скажи, кайф, подруга! — донеслось из соседней кабинки. — Вкусное тут пиво, да?

— О-ху-еть какой кайф, подруга! — выдохнула в ответ и схватилась за туалетную бумагу, приводя себя в порядок.

Помыв руки и выйдя из туалета, увидела Мэда с совершенно глупой улыбкой на лице, ожидавшего меня, прислонившись к стенке и прикрывая мокрое пятно на джинсах руками.

— Ой, милый! Ты пролил пиво! Дай я затру! — И потерла пятно салфеточкой, а оно расползлось еще больше. — А, да и хуй с ним! — Взяла Мэда под руку, и мы пошли в зал, к Мишке за столик.

Пиво зашло так душевно, что мы взяли его еще с собой в номер. Распрощавшись с Мишкой до пяти утра, мы устало ввалились в свой номер напротив и, не раздеваясь, рухнули на кровать. Мэд гладил меня поверх платья, а потом внезапно встал и пошел в ванную. Зашумела вода. Я снял платье и лег на постель, раскинувшись звездой в черном комплекте чулок и пояса, кружевные трусики тоже оставил. Они так заводят Мэда.

Он, пошатываясь, вышел из ванной, вытирая голову полотенцем. Увидев меня в черном белье, так контрастирующем с моей бледной кожей, покачнулся и замер, уронив полотенце на пол. Его болт тут же отреагировал, приподнявшись.

— Ли, Лиаттик мой! Помнишь, ты говорил, что подождешь, пока я сам захочу тебе отдаться? — немного заплетающимся языком произнес он, в перерывах между поцелуями моего тела. — Я хочу. Хочу попробовать. Чтобы ты, такой прекрасный, такой воздушный и неземной, любил меня так, как ты хочешь.

Я закрыл на мгновенье глаза. Вот что пиво животворящее делает! И чулки! И Земля.

Мэд обнял меня и перевернулся вместе со мной так, что я оказался сверху на нем.

— Я весь твой, Ли. — Мэд решительно выдохнул и посмотрел на меня плавающим взглядом.

— М-м-м-м! — Я целовал его тело, прикусывая соски, прихватывая кожу, спускаясь вниз, к палочке-выручалочке, которая призывно манила и была горячее всего остального тела. Мэд пошарил рукой в тумбочке рядом с кроватью и протянул смазку и презик.

От желания сводило зубы. То, о чем так давно мечталось! А пиво расслабляло голову и красило мир в розовые цвета. Я почувствовал, как рядом проскакала фея Тинки на белом единороге с транспарантом «Мечты сбываются!»

Рано еще, не время смазки. Опустился между ног Мэдди, раздвинув их пошире, и, не касаясь члена, приник ртом, выцеловывая внутреннюю часть бедер, проводя языком по нежной кожице, прижимая зубами кожу в месте, где нога переходит в ягодицу.

Мэд мелко подергивался, постанывая, пытаясь дотронуться рукой до своей возбужденной плоти.

— Ээээ, нет. Так не пойдет. Руки вверх! — Я схватил свои белые чулки и привязал его правую руку к столбику кровати, глядя горящим взглядом на его реакцию. — Ты же не боишься меня, Мэдди, любимый?

Мэд пьяно улыбнулся, покачав головой, и протянул мне левую руку. Я привязал её другим чулком к следующему столбику, и сел ему на живот. — Ты не пожалеешь, Мэдди. Я буду очень нежным. — И поцеловал его страстно, разжигая огонь желания одним только поцелуем. Его член дернулся и стукнул меня по ляжке. Мэд привычно дернул руками, желая обнять меня, но натянутые чулки не пустили его и он раздраженно выдохнул.

Я взял в руку хвостик, который стучался от подергиваний о мою попу, и поглаживая его, наклонился и приник поцелуем к сладким губам мужа.

Перебираясь к его паху, оставляя в покое член, жаждущий прикосновений, опять устроился между его ног и прошелся языком по расселине, задевая тут же поджавшийся анус, и полизал яички, которые перебрались на член и налились округлыми камешками по обеим его сторонам.

Мэд постанывал на каждом выдохе коротко и призывно:

 — Ли! Лиии!

Я налил смазку на свои руки и хорошенько полил на анус. Нажал пару раз подушечкой большого пальца на розовую дырочку, призывно сжимающуюся и манящую. Мэд поёрзал задом по простыням.

Вбирая в рот головку, я ввел палец в поджавшуюся задницу. Провел по окружности внутри дырочки, обводя языком головку члена, не касаясь его руками, удерживая только ртом. Вводя и выводя палец, нащупывая простату, я посасывал головку, как чупа-чупс, играя с ней кончиком языка, забираясь в дырочку.

Мэд начал громче стонать, приподнимая бедра. Вставить хотелось очень. Но этот раз был не для меня. Этот раз был целиком для Мэдди. Два пальца трахали его зад, а я насаживался на член, все еще не касаясь его руками.

Мэд дергался и подрагивал всем телом, иногда волна дрожи проходила по нему, когда я попадал на одну точку. Три пальца, еще смазки, так, что хлюпало и Мэдди взмолился, громко выкривая: — ЛИ! ЛИИИ!

И я вынул пальцы и толкнулся головкой, не удержавшись, протолкнул на всю длину, ухватившись за его член двумя руками, скользя и надрачивая, замерев внутри него.

— Так вот что значит — «Ебись оно все конем?» — открыл глаза Мэд. — А говорил, что членик маленький и как комарик в жопку укусит, — неожиданно протрезвел он.