— Ну ладно, — задумчиво проговорил Ковалев, — а возите лес на чем?

— На людях, — не вставая с корточек, просто ответил Рядов.

— Что, и лошадей нет? — озадаченно спросил директор.

— Есть, тринадцать штук, все заняты подвозкой дров к дороге.

— Подожди, Иван Иванович, — вмешался Люсин, — дальше дело не твое, я сам расскажу. Технология, Сергей Иванович, такая: люди заготовляют лес и распиливают его на метровку прямо на лесосеке. Толстые чурки приходится колоть.

— Все на дрова? — мрачно спросил Ковалев, хотя понял это еще в Наркомлесе.

— Все, Сергей Иванович. Будь то хоть авиасосна, хоть резонансная ель! Потом, — продолжал Люсин, — эти метровые дрова подвозятся к рельсовой или круглолежневой дороге. Их у нас две: восточная лежневая длиной два километра и южная рельсовая длиной около пяти километров. Лошадей для подвозки, конечно, не хватает, поэтому больше половины дров трелюем на людях.

— То есть как? — опять спросил Ковалев.

— На обыкновенных дровнях. Вместо лошади впрягаются от четырех до шести женщин и везут воз дров из лесосеки до дороги.

— Так. А по лежневой и рельсовой дорогам из лесу до нижнего склада, до вагонов, кто дрова везет? — чувствуя, как до предела напрягаются нервы, спросил директор.

— Тоже женщины. Другого транспорта нет. Есть плохонький паровоз и двадцать две двухосные платформы, но они по рельсовой дороге ходить не могут, дорога по снегу уложена.

— А женщины... на чем возят, подвижной состав какой?

— На двухребордных тележках. Их-то дорога выдерживает.

Ковалев мысленно представил себе это: полураздетые, обутые во что попало женщины по пояс в снегу валят лучковыми пилами толстые сосны. Распиливают их на метровку, колют и укладывают в поленницы. Другие подъезжают с санями, загружают их и, выбиваясь из последних сил, везут на себе по глубокому снегу к дороге. А потом вместо паровоза четыре километра толкают вагонетки с дровами до нижнего склада.

Он сидел, забыв об окружающих, то кусая нижнюю губу, то грызя большой палец правой руки и часто-часто глотая выступающую почему-то слюну. На правой его щеке плясал нервный тик. Глаза шарили по кабинету, словно выискивали точку, на которой следует сейчас остановиться.

— Паровоз-то в исправности? — обратился он к машинисту Колесову.

— Парит отовсюду, но ехать можно.

— А вагонетки?

— Все без вкладышей.

— Не достать? — спросил директор Остреинова.

Тот пожал плечами:

— Не просили. Можно попытаться.

— Негде! — решительно заявил Колесов. — Вот попробовать, может, из сухой березы... Но где ее сейчас, сухую, возьмешь?

— Покажите, какие надо сделать. Завтра к вечеру будут готовы, — скромно, тихим голосом заявил Белан.

Директор внимательно посмотрел на этого высокого сухощавого человека лет пятидесяти пяти.

— А ты, Белан, знаешь, сколько их нужно к завтрашнему вечеру? — спросил он с ноткой недоверия в голосе.

— Двадцать две платформы, по четыре штуки на каждую да про запас штук пятьдесят... — так же скромно ответил Белан.

— И успеешь сделать?

— С женой сделаем.

— Марцинкевич, — обратился директор к дорожному мастеру, — сколько у вас шпал на километр пути?

— А кто их считал, товарищ директор, — скороговоркой ответил мастер, поднимаясь с корточек, — тысячи полторы, наверно, наберется...

— Постарайтесь впредь знать точно! А пока немедленно прибавьте. До трех тысяч на километр. Каждая третья шпала должна быть длиной от четырех до шести метров. Поняли?

— Слушаюсь, но... у нас плохо с костылями. Нет костылей.

— Плохо или нет?

— Он их у себя в мешке под топчаном держит, — вставил Рядов.

— А что поделаешь? — развел руками мастер. — Кузнец все время крадет, ему работать нечем, железа вовсе нет.

— А подштопку шпал делаете? — снова спросил директор Марцинкевича.

— Чем, товарищ директор? Ведь шпалы на снег уложены...

— Снегом!

Мастер растерянно посмотрел на всех присутствующих, как бы ища у них защиты от совершенно несуразных требований директора. Потом развел руками и поднял плечи.

— Честное слово, первый раз в жизни слышу...

— Я тоже первый, — спокойно проговорил Ковалев. — Но если бы вы мне сказали, что вы уже испробовали и ничего у вас не получилось, я бы назвал вас молодцом, хотя попросил бы испробовать снова при мне. А вы не попробовали и уже сомневаетесь. Это очень плохо, Марцинкевич, очень плохо.

— Завтра же попробую...

— Завтра надо уже не пробовать, а поставить двести женщин на подштопку шпал! — распорядился директор. — Своих людей у вас, конечно, не хватит. Иван Иванович Рядов выделит недостающее количество за счет лесозаготовок.

— Фьють! — свистнул Рядов.

— Товарищи! — прижав руки к груди, в отчаянии завопил Марцинкевич. — Вы не шути́те, ведь это дело серьезное! У нас и лопат для подштопки нет...

— Остреинов сделает вам к утру двести лопат, — проговорил директор, внимательно глядя на многоликого деятеля.

— А кто мне доски даст?

— И досок нет?

— Откуда им быть, интересно, — не сдавался завхоз-комендант-снабженец, — если мы все распиливаем на дрова?

— Но шпалорезка-то, черт вас побери, — не выдержал директор, — зачем дана леспромхозу?

— Но доски-то нужны только Остреинову, — отпарировал завхоз, — а Остреинов — «унутренний враг», кто ему пилить будет? Он сам?

— Ну, можете делать, как хотите, а лопаты к утру чтобы были. И я вам советую, товарищ Остреинов, аккуратно выполнять мои указания. Почему-то мне кажется, что мы скоро будем понимать друг друга. А пока — если нет другого выхода — можете разобрать крышу одного из зданий, по вашему усмотрению.

— Крышу? — удивленно переспросил Остреинов и уставился на нового директора. Теперь на Ковалева смотрел не заплеванный комендант-завхоз с хитрой лисьей мордочкой и бегающими глазками, а солидный человек с умными, пытливыми глазами. Этот человек, повидавший много начальников, уже понял, с каким он имел дело сейчас. На его лице на несколько секунд собралась гармошка из морщин. Затем лицо Остреинова снова приняло прежнее выражение хитренькой лисы, глаза забегали, он поднял плечи почти до уровня своих ушей.

— Зачем я буду разбирать крышу? Во-первых, снова крыть ее придется Остреинову, и никому больше; во-вторых, — продолжал рассуждать завхоз, — кто поручится, что жильцы дома, где я буду разбирать крышу, обязательно будут аплодировать, пока я не закончу свою работу?

Он с ужимками обращался ко всем присутствующим, бурно жестикулировал, но в сторону директора не смотрел. Казалось, завхоз забыл о присутствии в кабинете нового директора. Ковалев обратил на это внимание. А Остреинов продолжал:

— У меня есть пол-литра спирту. Я пойду сейчас и напою этого дурака с винтовкой. Пока он спит, я разберу половину крыши его сарая. Мне этого хватит.

— Вы это о ком, Остреинов? — поинтересовался директор. — Что за сарай?

— Есть здесь сарай бывших строителей дороги Сорока — Обозерская с имуществом, — пояснил Люсин, — и охранник их с винтовкой живет здесь. Сарай дощатый, но очень основательный, добротный.

Ковалев посмотрел на Остреинова. По лицу завхоза можно было понять, что думает он уже совсем о другом. Вопрос с досками для него был уже решен. «Да-а, — подумал директор, — ты, милок, вовсе не такой простачок, каким себя изображаешь. Такие пряники, насколько я понимаю, во всех лавках не валяются».

— Ну что, все на сегодня? — спросил он, обращаясь ко всем присутствующим.

— Нет, Сергей Иванович, не все! — заявил главный механик наркомата Иван Николаевич Юшкевич. — Я не понял, почему главный инженер леспромхоза не доложил, что мы собираемся сделать мотовоз для вывозки дров...

— Какой же мотовоз без мотора? — выкрикнул Барсуков.

— То есть как мотовоз? — обрадованно спросил Ковалев.

— Уже все сделано и собрано, — продолжал пояснять Юшкевич. — Нет только двигателя. Я дал задание директору ЦРМ в Майгубе постараться собрать зисовский двигатель. Может, что и получится.