- Ах ты, пес шелудивый! Колдун проклятый! Чтоб тебя!..

   Очередь проклятий, сглазов и необратимых наговоров, ударяясь о невидимую преграду, с треском лопалась, гасла и давала рикошет.

   - У-у-у, чтоб тебя! - яростно повторяла старуха. - Нежить!

   - Я бы попросил!.. - возмутился Печорин, резво отпрыгнув в сторону. Туда, где он стоял долю секунды назад, ударил штопорный сглаз.

   - Может, пора прекратить этот цирк и отдать то, что вы бессовестно украли? - предложил Артемий, театрально зевнув.

   - Я ничего не крала! Вот расписка, убедись сам.

   Косо выдранный из тетради листок бумаги нахально демонстрировал знакомый почерк и уничтожаться не соглашался.

   - И не старайся: всё чин-чинарем, скреплено кровью! - торжествующе хихикнула ведьма. Она уже мысленно садилась в самолет.

   Расписка не горела в огне, не тонула в воде и не собиралась рваться. Тогда Воропаев, пропустив неразборчивые имя-фамилию, внимательно прочел текст в надежде найти любую зацепку, невыполнимое условие или неточность. Напрасное усилие! Всё составлено так, что на кривой козе не подъедешь. Услуги оказаны? Оказаны, а какие именно - не уточнили. Претензий не имеем, возмещения ущерба не требуем!

   - Убедился? Моя она со всеми потрохами, так что убирайтесь, покуда целы!..

   Имя-отчество... фамилия. Он хмыкнул, с трудом сдерживая смех. Как тут не поразиться находчивости и наглости?! Пять баллов, дорогая, я тебя недооценил!

   - Чего ты там унюхал? - буркнул Печорин.

   - Прочти верхнюю строчку.

   - "Я, Вера Сергеевна В...", - он запнулся, недоверчиво протер глаза - "...Воропаева, год рождения, обязуюсь...". Она что, твою фамилию взяла?!

   - Ага. К величайшему сожалению, произошла ошибка: Веры Сергеевны Воропаевой не существует в природе; во всяком случае, она не ваша клиентка. Бумага недействительна, будьте добры выплатить неустойку.

   По листку пробежало пламя, и он осыпался пеплом на вылинявший ковер. Старуха с проклятиями кинулась к шифоньеру, схватила склянку странной формы.

   - Сделаете хоть шаг - разобью! - предупредила она, отступая. - Пущай никому не достанется!

   - Не глупите, бабуся, - вампир поднял ладони в примиряющем жесте. - Нашли, где Силу хранить! Отдайте бутылочку, и мы расстанемся друзьями.

   - Еще чего! У меня заказ на тринадцать лет, обещали к ночи забрать. Думала, сотру все следы и на Канарах пропишусь, а тут вы! - прошамкала ведьма, одновременно следя за ними и покачивая склянку за горлышко. - Что, припекло? Подыхает? И правильно, дураков надо травить, как крыс! Времечко-то не резиновое, совсем чуть-чуть ей осталось. Отмучается, и всё, счастливей вас, непутевых, будет. Ох-ох-ох, вот куда любови приводят! Что ж ты делать будешь, когда преставится, а, непутевый? В монастырь ведь не возьмут...

   Банка вдруг кракнула и с громким хлопком разлетелась на осколки. Бабу Клаву отшвырнуло взрывной волной, со всего размаха шмякнуло о дверной косяк. Она дернулась было, но сразу затихла. Освобожденная жизнь устремилась к ближайшему источнику.

   - Ты ч-что, ее убил? - обрел дар речи Евгений. Пара-тройка осколков зацепила его мимолетом, оставив на память порезы.

   - Нет, даже не сломано ничего. Пошли скорее, - кровь из рассеченной щеки стекла по подбородку, Воропаев вытер ее рукавом.

   - А Сила?

   - У меня. Идем.

   Держать при себе чужую энергию, не имея возможности ее переработать - всё равно, что набрать полный рот воды: хочется или сглотнуть, или побыстрее выплюнуть.

   Обратная путь до больницы показался обоим вечностью. Артемий старался не думать о том, сколько осталось времени. Жизнь Веры могла оборваться в любой момент.

   - Нафига ты разнес бутылку? - спросил вампир, барабаня пальцами по рулю в ожидании зеленого сигнала. - Еще немного, и бабуся бы сама сдалась. Или можно было исхитриться подхватить до того как грохнется на пол...

   - А она и не собиралась разбивать, - отозвался Воропаев, пытаясь исцелить ранки. - Помнишь, как она к стене отступала? Одна из картин - телепорт, вцепилась покрепче и arrivederci! Не удивлюсь, если одновременно с этим срабатывает какая-нибудь ловушка в квартире, они там на каждом углу.

   - И откуда ты только взялся, башковитый такой? - пробурчал стоматолог, следя за дорогой.

   - У меня была трудная юность. Насыщенная...

   Тот же самый запасной вход, череда этажей, и они в палате. Елена Михайловна руками и магией удерживала бьющуюся в конвульсиях Веру; по скулам ведьмы гуляли желваки, руки ходили ходуном, но она держалась. Леонид пытался облегчить страдания девушки какими-то мудреными заклинаниями. С переменным успехом: она то замирала, то вновь кричала в голос, то плакала от боли.

   - Вас только за сме... - начал потный волшебник, плюясь зеленым дымом.

   - Помогите усадить ее! Держите на одном месте!

   Общими усилиями Петровой и Новёшенькому удалось удержать Веру в сидячем положении. Она не сопротивлялась, конвульсии сменились слабыми судорогами.

   "Только бы получилось!" - Артемий дождался нового вскрика, прижался губами к ее губам и резко выдохнул в приоткрытый рот. Чужая Сила скоростным поездом промчалась мимо, вернулась к своей законной владелице...

   В распахнувшееся окно ворвался порыв ветра, все присутствующие дернулись от громкого звука. Метель наращивала темп. "Падал прошлогодний снег..."

   "Получилось?" - он зажмурился, боясь увидеть вместо Веры Соболевой хладный труп. Минуты тянулись, накручивались, как спагетти на вилку. Почему все молчат? Неужели она умерла?..

   Судорожный всхлип, будто кто-то сразу вынырнул со дна на поверхность.

   - Египетская сила! - высказалась Елена Михайловна с истеричным смешком (что с ней случилось впервые). - А еще говорят, что чудес не бывает!

   Воропаев открыл глаза. Девушка сидела в том же положении, но теперь никто ее не держал. Тяжелое, прерывистое дыхание с каждой секундой возвращалось в привычный ритм.

   - Жива, - прошептал он, всё еще не веря. - Жива!

   Мокрые от слез ресницы дрогнули, веки чуть-чуть приподнялись. В мутных голубых глазах - безмерное удивление. Неяркий свет палаты слепил с непривычки, поэтому Вера поспешила зажмуриться.

   Артемий и сам не помнил, как начал целовать ее в глаза, губы, нос, щеки, упрямый подбородок. Быть как можно ближе, раствориться в ней без остатка, смеяться и одновременно рыдать от радости. Внутри всё дрожало и скручивалось от схлынувшего напряжения, руки алкоголически тряслись, а словно обезумевшее сердце больно било о грудную клетку. Он радовался этой боли

   - Живая! Девочка моя, родная, любимая, - бормотал Воропаев, привлекая девушку к себе, зарываясь губами в растрепанные светло-русые волосы. Его она, его! Здесь, с ним! Никому! Ни на шаг не отпустит! Непрошеные слезы текли и текли по щекам, тревожили не до конца зажившие порезы, но Воропаев не замечал этого. Он бы и потопа не заметил...

   Вера молча плакала в его объятиях, уже не такая оцепенелая, и постепенно согревалась. Чувствуя, как она касается его подбородка, пытаясь отыскать губы, зав. терапией не выдержал и разрыдался по-настоящему: со всхлипами, уткнувшись лицом в острое Верино плечо. Он уже забыл, каково это - плакать... Слабая ладонь легла на спину, едва ощутимо погладила. На это нехитрое движение у нее ушли все оставшиеся силы, девушка вновь потеряла сознание.

   Петрова, до этого, как и другие, притворявшаяся мебелью, подошла и без слов помогла ему уложить Веру.

   - Я... мы заменим обморок сном, - тихо сказала Елена Михайловна, смаргивая слезинку, - Ей просто нужен отдых, и тебе тоже. Езжай домой да хорошенько выспись. Жень, сможешь отвезти?

   - Разумеется, - Печорин кашлянул, прочищая горло, - хоть сейчас.

   - Но кто-то должен остаться...

   - Пациентке ничего не грозит, - вмешался Новёшенький. - Мы останемся, если можно. Проконтролируем, вы не волнуйтесь. Энциклопедический случай, феноменальный! Я непременно подам заявку...