- Два дня, не раньше, - подвел итог Бенедиктович, - они и так загружены, злые, как... как всегда.

   - Спасибо.

   - Что ты собираешься делать?

   - Дожить до вечера, а там посмотрим.

   - Я серьезно, - Печорин упаковал шприцы с ампулами, сунул их на место. - Тебя будут искать и найдут обязательно. Не сдашься по первому требованию - попрут отсюда со всеми вытекающими.

   Вместо ответа Артемий поднялся со стула. Мгновение, и в "одиночке" стоят два совершенно одинаковых Воропаева, не отличишь.

   - Дохлый номер! Ма Кра знает этот фокус, раскусит в два счета.

   - Плевать. К Крамоловой он пойдет только в крайнем случае, а для остальных сгодится. В первый раз что ли?

   - Ну, тогда сиди, если что - звони. Пойдем, служивый, трудиться на благо Родины, - кивнул вампир "Воропаеву номер два".

   Тот презрительно фыркнул и первым покинул палату. Фантом хранил отпечаток личности своего создателя, а потому имел идентичные привычки, интонации, манеру поведения, походку и действовал так, как мог поступить в аналогичной ситуации его хозяин. Но радужные перспективы портило одно-единственное "но": при тактильном контакте дольше семи с половиной секунд двойник переставал быть материальным и развеивался. Артемий - что греха таить? - частенько пользовался фантомом, чтобы побывать в двух местах одновременно. Однако чем больше двойников ты создаешь, тем сложнее их контролировать, и получаются они гораздо менее похожими на оригинал, поэтому здесь нужно соблюдать меру. Да и близких людей таким маскарадом не проведешь, они с ходу отличают фальшивку...

   День тянулся медленно, секунды не отличались от минут, а часы вообще исчезли. Были периоды до Вериных приступов и периоды после: через каждые полтора-два часа она начинала метаться, стонать, корчиться от боли. Он и время-то теперь измерял в альтернативных единицах - приступах. И в ампулах из холодильника.

   Передозировка препаратов могла привести к гораздо более ужасным (Воропаев усмехался про себя) последствиям, он был вынужден использовать малодейственную магию и держать девушку собственными силами. Лечение ауры, снятие боли, "звуконепроницаемость" палаты, фантом - резерв таял на глазах, оставляя взамен пустоту и тянущее ощущение под ложечкой.

   "Вот она, универсальная, могущественная магия, безграничное волшебство, - с горечью думал Артемий. - Зачем она, если не поможет, когда ты нуждаешься в ней сильнее всего?"

   Тело затекало от неудобного положения, приходилось вставать и ходить по палате. Он ведь никогда не сидел на месте, предпочитая бежать куда позовут, где он будет необходим, заниматься делом и приносить реальную пользу. Сохраняя идеальный порядок в документации, зав. терапией ненавидел бумажную волокиту. Вот и Верочка такая же: не сидится ей на месте, всё умчаться норовит.Вера, Верочка, что же ты наделала? Ради чего?

   Не стоило быть гением, чтобы понять: Соболева выпила добровольно, никто не вливал в нее яд силой. Знала ли, что именно пьет? Наверняка. Сумела достать где-то подобную дрянь и, не колеблясь, выпила. Или колеблясь? Ему не узнать об этом. Хотя какая теперь разница?

   Немало времени Воропаев убил, "прощупывая" девушку так и этак. Защиту смел кто-то (или что-то), растворил, не оставив следов - теперь в возникновении яда сомневаться не приходилось: изготовлен существом, знающим в этом толк, опытным колдуном или ведьмой... Сердце заныло от страшного прозрения: не получив помощи от него, Вера нашла ее у кого-то другого. Думала, что нашла...

   - Ненормальная! Больная! Истеричка! Совсем чокнутая! Эгоистка паршивая!

   Услышь она его, вероятно, поделилась бы тезисом о субъективности, несправедливости и предвзятости данного суждения, в своем обычном духе. Он что есть силы укусил себя за руку, чтобы не завыть, как волк на луну. Вой рвался из нутра, не из горла даже - из кишок. Боль отрезвила ненадолго и как раз вовремя: девушку накрыл новый приступ.

   ***

   Малышев выполнил свое обещание - в палату так никто и не пришел.

   Ночь принесла на крыльях выбор: не спать совсем, не оставляя Веру ни на секунду, либо позволить себе подремать перед самым рассветом, чтобы восстановить те крохи Силы, необходимые для поддержания заклинаний и контроля над двойником, ведь завтра предстоит делать нового. Кто знает, как яд поведет себя ночью? В итоге Воропаев решил не спать пока хватит сил, а если станет совсем туго, задействовать неприкасаемый источник - преобразовать в магию Жизненную Силу. Он подивился собственной никчемности: играючи выдерживать ночное дежурство, по возможности два, и спечься к концу первого дня. Артемий презирал себя за эту слабость. Организм деловито отключал анализаторы, готовясь ко сну. Он устал и хотел спать... Просыпайся, безвольная ты скотина! Встал и пошел!

   Воропаев задернул занавески, заменил лампочку - слабый импульс погоды не сделает. Лицо Веры в тусклом свете казалось безжизненным, словно картонным, светло-русые волосы разметались по подушке. Даже на грани между жизнью и смертью она была красива. Нет, не той общепринятой, "кукольной" красивостью, за которой обычно ничего не стоит, а своей особой, не похожей на остальных трогательной красотой. Совершенная. Чистая, наивная душа, по-детски непосредственная и эгоистичная. Полезла за луной с неба. Ребенок, блин. Дитё дитём. Ангел-вредитель...

   Обиженный мозг, которому не дали прикорнуть, взялся за трансляцию воспоминаний.

   Он ведь уже видел ее спящей, почти такой же беспомощной. Давно, в ординаторской, когда остался на дежурство, никого не предупредив. Решил, что хватит с него танталовых мук, пора выбить клин клином. Да кто она, в конце концов, такая, эта Вера Соболева, чтобы он, взрослый мужик, до онемения торчал под ледяными струями, как какой-то озабоченный мальчишка? Раньше он не знал, как это больно. Узнал. До сих пор стыдно.

   В общем, тогда Артемий был настроен на перемены. Мысли в голову лезли самые крамольные (ежу понятно, кто тут постарался), а жалко... оно у пчелки. Она бы ни о чем не вспомнила, а он сможет преодолеть этот барьер и жить дальше. Влечет неизвестное, сладок запретный плод и тому подобное. Клин клином, проще говоря.

   В ординаторской горит свет, наябедничала полоска под дверью. Всё трудится. Ответственная... Он прекрасно открывал двери, не издавая при этом никакого шума. Но каково же было удивление Воропаева, когда вместо трудящейся в поте лица Веры Сергеевны он обнаружил просто Веру, мирно сопящую на диване и кое-как укрытую халатом! На столе громоздились документы, к которым едва ли кто-то притронулся, рядом остывала чашка с чаем. На блюдце сиротливо лежала зефирина в шоколадной глазури.

   Эта зефирина его добила почему-то, сразила контрольным выстрелом. Артемий потер лицо ладонями и беззвучно рассмеялся. Извращ-щенец! Как тебе литовский праздник Обломайтис? Рука-то поднимется на спящую? Или не рука...

   Вера спокойно дышала под своим халатом, который практически сполз с нее, и, конечно, не подозревала о возможном покушении на девичью честь. Да что там? Вся решимость куда-то сразу испарилась. Подлец, ох, подлец! Смех один! Не будить же ее, в самом-то деле!

   Воропаев присел рядом, зачем-то поправил на ней халат и "повесил буйну голову". Уходить он не собирался. Девчонка завозилась во сне, слегка толкнув ногой своего непосредственного начальника. И что он в ней только нашел? Костлявая, неказистая, личико маленькое, волосы не пойми какого цвета. Размер... хм, размер тоже далек от идеала. Девчонка-школьница, хотя и среди них встречаются вполне себе такие... сформировавшиеся экземпляры.

   "Не пойми какие" волосы выбились из пучка, прикрывая маленькое аккуратное ухо и тонкую шею. Он потрогал эти прядки, не касаясь кожи. Мягкие, но точно крашеные. Соболева в своем уме? По доброй воле выбрать такой жуткий цвет... А глаза у нее - линзы, вблизи это хорошо видно.