— Я знаю, ты сейчас думаешь об этом, — произнес он. — О том, как мы с тобой впервые ехали на машине в Западную Вирджинию.
— Ты хорошо меня знаешь.
Он потянулся и положил руку ей на бедро, плотно прижав ладонь к мягкому вельвету.
— Гри, п-поехали со мной в Калифорнию.
— Хорошо, — не задумываясь, ответила она, потому что уже знала, что ответит именно так.
— Мы подыщем тебе колледж, чтобы ты могла продолжить учебу. Работу. Что угодно.
— Мне нужен только ты, — тихо сказала она, у нее неприятно заныло сердце от того, что он не упомянул о браке.
Он говорил о месте под названием Коронадо, где он закончит подготовку, и о базе под названием Пендлтон, которая, как он думал, скорее всего, станет местом его постоянной службы. Ее мысли блуждали где-то далеко.
«Может, у нас всё будет не так, как у остальных, — подумала она. — Может, мы будем одной из тех пар, которые всю жизнь живут вместе, и все вокруг уверены, что они давно женаты, хотя, на самом деле, этого никогда не было. У нас все равно будет свой дом и дети, пройдет много лет, и мы скажем: «А какой в этом смысл?» потому, что этот клочок бумаги не сделает нашу любовь еще сильнее той, что уже есть между нами».
Она глубоко вздохнула, искренне надеясь, что от этого зажигательного внутреннего диалога ее беспокойство хоть как-то рассеется. Не рассеялось. Но она усиленно притворялась до тех пор, пока не добилась своего. Главное, чтобы они вместе.
— Так ты поедешь? Ты пойдешь со мной? Точно?
— Конечно, — ответила она, — ее голос был несколько безжизненным, но она знала Холдена. В нынешних обстоятельствах он вряд ли обвинит ее в отсутствии энтузиазма.
— Я свяжу тебя с Клэр, это девушка Грэма. Вы сможете пообщаться по электронной почте, и тогда к приезду ты уже не будешь там совсем одна.
«Отлично, — подумала Гризельда. — Девушка. Может быть, нам удастся вместе подъехать к базе и, просунув носы сквозь цепные ограждения, понаблюдать, как все эти жены военных размахивают своими PX карточками в гарнизонном магазине военно-торговой службы» (прим. PX карта — идентификационная карта, которая выдается исключительно членам семей военнослужащих и дает им право на обслуживание в закрытых гарнизонных магазинах военно-торговой службы, где всё значительно дешевле и много дефицитных товаров)
— Спасибо, — сказала она.
Раз она на самом деле такая чертовски сильная, как хвасталась ему всего час назад, то должна была набраться смелости и сказать ему о своих чувствах. Разве не так? Так. Она взглянула на него — на тревожные морщины у него на лице. Всё сегодня прошло наперекосяк. Всё. Они должны были провести этот замечательный романтический день, чтобы воссоединиться друг с другом после долгой разлуки, но жизнь его ребенка оказалась под угрозой, и вместо того, чтобы обсуждать твёрдый план своего совместного будущего, они, чтобы как-то утешиться, заговорили о ее переезде в Калифорнию. Она все это чувствовала и даже понимала, что должна что-то сказать, но, черт возьми, сейчас не время.
— Мы поговорим об этом позже, Холден. Хорошо?
— Но ты п-придешь? — быстро спросил он, повернув голову и пристально взглянув своими печальными серыми глазами в ее голубые.
Какое-то мгновение она внимательно смотрела на него, затем вновь сосредоточилась на прямом участке бегущего впереди шоссе и сказала единственное, что имело значение.
— Ты прыгаешь, я прыгаю, — проговорила она, опустив руку и сжав его ладонь.
Глава 39
В больнице их встретил бледный взмокший Клинтон, который тут же потащил Холдена к стойке информации. Как только Холден объяснил, что он биологический отец ребенка Джеммы, его сразу повели к ней, и Гризельда осталась в комнате ожидания вместе с Клинтоном, Квинтом и Моди.
После того, как они обменялись взволнованными приветствиями, Гризельда узнала, что у Джеммы преэклампсия[18] быстро перетекла в эклампсию, и, помимо обычных мигреней и болей, которые они списывали на беременность, сегодняшний приступ стал единственным тревожным сигналом надвигающейся опасности. Насколько они поняли — услышали это от медсестры, которая, увидев их встревоженные лица, сжалилась и рассказала им всё, что знала — с ребенком, похоже, всё в порядке, но Джемме необходимо родить сегодня. Её тело просто больше не может носить ребенка.
— Она еще совсем маленькая, — проговорил Клинтон, глядя на Гризельду покрасневшими глазами.
Она сидела рядом с ним, обнимая его за плечи.
— Тридцать четыре недели это уже очень близко к ее срокам, и, похоже, это хорошая больница. Я уверена, с ними всё будет в порядке. С обеими.
Спросив у взволнованной троицы, не хотят ли они выпить кофе, она направилась к стоящим в коридоре автоматам и, взяв четыре чашки, села с ними ждать. Это не заняло много времени. Примерно через час вернулся Холден.
И она поняла.
По его глазам она поняла, что была права.
Он снял с лица хирургическую маску, и комнату озарила его широкая улыбка.
— С ними обеими все в порядке! Только что родилась Ханна, сейчас врачи накладывают Джемме швы. Она уже здесь. И с ней всё хорошо!
Клинтон опустился на пластиковый стул и уронил голову в ладони, его плечи задрожали от чувства облегчения и благодарности. Моди поспешила его утешить, а Квинт встал и протянул Холдену руку.
— Поздравляю, папа.
— Спасибо, Квинт.
Гризельда смущенно держалась в стороне, пока Холден не схватил ее в охапку и не закружил в объятиях. Глядя на нее раскрасневшимся и взволнованным лицом, он обрушил на нее восторженный поток слов:
— С ней всё х-хорошо, Гриз. Она маленькая, но она в п-порядке. Она весила пять фунтов, и очень громко и сильно кричала. У нее сначала было семь баллов по шкале Апгар[19], а потом девять. У нее т-темные волосы, как у Джеммы, и голубые глаза… вроде как у меня.
Глаза Гризельды сразу же наполнились слезами, она обхватила ладонями лицо Холдена и радостно его поцеловала.
— Поздравляю, папа, — произнесла она, повторив слова Квинта.
— П-папа, — выдохнул он. — Г-гриз, я стал отцом. Кто-то неразрывно связан со мной родственной связью.
— Да, ты стал отцом, — кивнув, сказала она, улыбаясь ему сквозь слёзы. — И да, теперь у тебя есть она.
Холден взглянул поверх ее плеча, и его лицо стало серьезным.
— Подожди-ка секунду.
Он отпустил ее и, приблизившись к Клинтону, сел рядом со своим другом.
— Клинтон, с Джеммой всё будет в порядке. У неё всё будет прекрасно. Просто отлично.
— Я слышал, — произнёс Клинтон, глубоко вздохнув и шмыгнув носом. — Очень рад это слышать. Я тут немного забеспокоился.
— Ты очень сильно ее любишь.
— Я люблю их обеих. Я так их люблю, что если бы с ними что-нибудь случилось, я бы…, — он замолчал и потер рукой глаза. — Ну, я бы, наверное, не знал, как жить дальше.
— Я знаю, — сказал Холден, положив руку ему на колено. — Я это знаю. Именно поэтому, у Ханны в свидетельстве о рождении написано, что ее папу зовут Клинтон Дэвис.
Клинтон вскинул голову и в замешательстве уставился на Холдена.
— Се… Холден. Что?
Холден кивнул.
— Она твоя дочь.
— Нет! Нет, Холден. Ты не должен этого делать… Она… она твоя.
Холден медленно покачал головой.
— Меня здесь с ней не будет. Я буду в Калифорнии. На Гавайях. В Афганистане. Я всегда буду ее любить, и, по возможности, буду стараться приезжать сюда, чтобы с ней увидеться. И когда это произойдёт, я хочу, чтобы она знала, что я дал ей жизнь. Но ты дал ей гораздо больше. Ты тот, кто любит ее маму. И ты тот, кто будет любить ее. Так ведь?
— Я уже люблю ее, — Клинтон сглотнул и, сдерживая слезы, поморгал, смущенно потупив взгляд на свои колени. — Я о ней позабочусь. Клянусь Богом, я буду любить этого ребенка, защищать и дам ей самую лучшую жизнь, какую только смогу. И, если ты решишь с ней повидаться, мы всегда будем рады тебе, Холден. Всегда. Мы теперь одна семья.