Глава 38

Маленькая квартира Гризельды в доме Маклелланов не была домом Холдена, но там жила Гризельда, а значит, она больше всего подходила под определение его дома.

Вместо того чтобы сесть на самолёт, он решил ехать на автобусе, потому что в таком случае у него оставалось как раз столько денег, чтобы в Бофорте заскочить в ювелирный магазин и купить кольцо. В этом кольце была всего одна десятая карата, но он сразу же выбрал именно его, потому что само оно было серебряного цвета, а закрепка камня — из медно-красного золота, в форме сердца, и было в нём что-то такое, из-за чего оно просто идеально подходило Гри. Кольцо стоило почти четыреста долларов. Холден никогда в жизни не делал таких дорогих покупок, поэтому то и дело похлопывал себя по нагрудному карману и, за всё время пятнадцатичасовой поездки из Южной Каролины в Вашингтон, округа Колумбия, так и не сомкнул глаз. Он не мог рисковать, что кто-нибудь его украдёт. Ему бы ни за что не удалось своевременно его заменить, и, не смотря на небольшой размер, от этого кольца теперь зависело то, как сложится вся дальнейшая жизнь Холдена.

Вчера в десять часов вечера он сел в автобус. Сейчас стрелки часов показывали одиннадцать утра, и он был почти на месте. Он провёл рукой по короткому ёжику волос, который остался после свежей армейской стрижки «под ноль», сделанной перед вчерашней торжественной церемонией выпуска, и улыбнулся своему отражению в окне автобуса. За окном стоял теплый, прекрасный ноябрьский день, именно на такой Холден и рассчитывал.

Весь четверг, накануне церемонии выпуска, когда большинство новобранцев развлекали приехавших к ним родственников, Холден провел в Интернете, планируя особенный день для Гризельды. Он нашел двадцать пять самых романтичных мест в Вашингтоне и Джорджтауне, и сегодня рассчитывал посетить пять из них. Они должны были начать с небольшого и зачастую недооцененного Военного мемориала округа Колумбия, с напоминающего беседку здания из белого мрамора возле Национальной аллеи, а затем, взявшись за руки, прогуляться вдоль Приливного бассейна. А если она устанет — могли бы передохнуть на лужайке Национальной аллеи. Во второй половине дня они должны были приехать на такси в Джорджтаун и там пройтись по красивой набережной вдоль Канала Чесапик и Огайо. А на закате солнца, он хотел оказаться рядом с мостом Кей-Бридж, где он взял бы ее за руку, опустился на одно колено и попросил бы стать его женой.

По непонятной причине для Холдена было очень важно сделать Гри предложение у реки — может быть, потому, что он хотел заменить их воспоминания о Шенандоа более счастливым событием — официальным началом их совместной жизни.

Он глубоко вздохнул и снова похлопал по нагрудному карману. При взгляде на часы, у него бешено заколотилось сердце. Через сорок минут он прибудет на узловую станцию железнодорожного вокзала, а оттуда всего десять минут езды до квартиры Гризельды, где он бросит сумки и обнимет, наконец, свою любимую.

Гризельда сушила феном свои рыжеватые волосы, изо всех сил стараясь не нервничать, но всё же нервничала. Чертовски нервничала.

Утром она попрощалась с Маклелланами, которые как обычно проводили неделю перед Днем благодарения у родителей Сабрины на Род-Айленде. Они вернутся домой в следующее воскресенье, и Сабрина уже спросила Гризельду, придут ли они с Холденом в этот вечер к ним на ужин. Она приняла любезное приглашение своей начальницы, хотя это ужасно ее расстроило. В понедельник днём Холден уезжал в Форт Силл, Оклахома, и в их последний вечер Гризельде меньше всего на свете хотелось делить его с кем бы то ни было.

Она купила мягкие вельветовые джинсы Old Navy кремового цвета, и пару коричневых кожаных сапог от Payless. Ей пришлось немного разориться на сверхмягкий коричневый свитер с высоким воротником, который доходил прямо до пояса ее джинсов. Стоит ей пошевелиться определенным образом, и Холдену будет немного виден ее плоский живот. Гризельзе очень нравилась идея его подразнить.

Она с особой тщательностью нанесла макияж, сделав его естественным, но изящным. Подчеркнув свои голубые глаза бронзовыми тенями для век и затемнив бледные ресницы тёмно-коричневой тушью. Она обвела контур губ розовым карандашом и, накрасив их розовым блеском со вкусом ананаса, откинулась назад, чтобы взглянуть на свою работу.

И улыбнулась.

Она совсем не была похожа на ребенка из приёмной семьи или на какую-нибудь похищенную беспризорницу, оказавшуюся в системе патронатного воспитания. Она не была похожа на чью-то няню или девушку, с которой жестоко обращались. Она выглядела свежей и молодой — как те студентки, которых она видела в кампусе Университета округа Колумбия. Сегодня в своей новой одежде она могла сойти за любую из них. Но дело было не только в этом, и Гризельда это понимала: с тех пор, как она нашла Холдена, она сильно изменилась. Стала более уверенной, менее замкнутой, более оптимистичной, менее запуганной. Опираясь на силу его любви к ней, она осознала свою значимость, и обнаружила, что вполне этого заслуживает. В прошлом ее глубоко ранили ужасные вещи, но с каждым днем она всё быстрее выздоравливала.

«Холден, спроси меня, сломлена ли я сейчас. Просто спроси меня об этом сегодня. И я отвечу тебе, что почти такая, как прежде. Я скажу тебе, что впервые за всю свою жизнь, я чувствую себя сильной и полноценной».

Она щелкнула выключателем в ванной и взглянула на стоящие у кровати часы. Было двадцать минут двенадцатого, и хотя он сказал ей не встречать его автобус, Гризельде больше всего на свете хотелось поскорее очутиться в его объятьях. Она схватила ключи и вышла за дверь.

Холден был в паре минут от железнодорожного вокзала, когда вдруг у него зазвонил телефон. Он сразу предположил, что это Гри хочет проверить, когда он будет на месте, и его лицо озарила широкая улыбка. После церемонии выпуска они решили не разговаривать по телефону, чтобы усилить предвкушение предстоящей встречи, когда он, наконец, доедет до ее дома, но ему было очень приятно думать, что она уже не может ждать. По правде говоря, он тоже уже не мог.

Но взглянув на телефон, он обнаружил, что это совсем не региональный код Гризельды, не 202. На экране высветился номер 304. Это был Клинтон.

— Привет, Клинтон! Как…

— Сет, тебе необходимо приехать, — раздался в телефоне резкий и напряженный голос Клинтона. По коже Холдена пробежали мурашки.

— Ч-что случилось?

— О, Боже, — простонал Клинтон. — Я не знаю. Вчера Джем жаловалась на мигрень и на боли в правом боку, но мы просто подумали, что она беременна и поэтому испытывает неудобства. Ей скоро рожать. Но у нее… Боже, утром у нее случился припадок.

— Припадок? Боже, Клинтон. Она в порядке? А Ханна?

— Не знаю. Она сидела за кухонным столом и вдруг упала на пол. Ее всю трясло, и моя мать вызвала скорую. Скорая приехала и забрала Джем. Сейчас я здесь, в больнице, но я не отец ребенка, мы еще не женаты, а ее мать в очередном загуле, и получается, что у нее здесь больше нет ближайших родственников. Сет, ты должен приехать.

Холден кивнул и увидел, как его автобус подъезжает к конечной станции у железнодорожного вокзала.

— Конечно. Конечно, я… я еду п-прямо сейчас. Просто… Я в Вашингтоне, мне н-надо придумать, как…

— Она только на тридцать четвертой неделе, Сет! Ещё слишком рано!

— Я знаю, старик. Знаю. Слушай, я уже выезжаю. Я приеду как… как можно скорее. Скажи Джемме, чтобы держалась там.

— Меня, бл*дь, к ней не пускают, Сет. Я ничего не могу ей сказать! Тебе необходимо приехать.

— Я скоро буду. Возьми себя в руки, К-клинтон. Я еду.

Холдена охватило беспокойство. Такое сильное беспокойство, что когда он взглянул в окно и увидел, как самая красивая девушка в мире машет ему после трех месяцев разлуки, то едва махнул ей в ответ.