– Да, он вроде все ему сказал. И как тогда вышло с мукой, и как они жили шайкой, и то, что это он украл кружева, но… – Джо замялся, – может, ему не надо было об этом говорить?..

– Не надо? Почему не надо?

– Потому что… когда он потом добавил: «Ну что ж, ведь все сошло гладко!» – отец рассердился, стукнул по столу и накричал на Билли: «Не твоя заслуга, что мама и Джо не угодили в тюрьму и мы не опозорены на всю жизнь!» Тут Билли уже больше ничего не сказал. Просто встал и ушел.

– Ну, а Робин?

– Тот хотел его вернуть. Но отец не велел. Горбатого, говорит, только могила исправит…

Джо говорил все тише и тише. Вот он глубоко вздохнул и как-то неуверенно взглянул на Мавра. На языке у него вертелся вопрос, но он не смел произнести его вслух.

– Бекки говорила, что отец больше всех любит Билли, – сказал после небольшой паузы Маркс. – И, должно быть, это верно, поэтому он так строго его и судит. Но он ошибается: люди растут иначе, чем деревья. Билли нелегко выбраться на верную дорогу, но он уже не одинок. Ты был у него на верфи?

Джо кивнул:

– Вчера как раз. С Робином и Беном. Билли еще сказал: «Дайте только срок, я отцу докажу!»

Тут раздался голос Муша:

– Вот мы и пришли! – Он помчался вперед, чтобы выбрать получше место для бивака.

Еще по дороге сюда Лерхен, Ки-Ки и Муш начали рассказывать Джо и Бекки продолжение истории про мастера Рёкле. Но все они без конца только перебивали друг друга. Лауре хотелось непременно рассказать о волчке Амарантисе, который был похож на продолговатую, опушенную серебристым снегом еловую шишку. Стоило только этому волчку завертеться и начать приплясывать, как раздавалась музыка и все больные выздоравливали.

Мушу больше всего нравилась дудочка «Дождик-лей-скорей», которую Ганс Рёкле вырезал для Якова из деревни. Малыш все хотел получше объяснить волшебные слова, без которых дудочка не играла. Питирим – если нужно вызвать шторм и ветер, Патарам – когда требовался дождь, и Замберзум – когда солнышку сиять.

Ки-Ки, страшно волнуясь, рассказывала о подлой хитрости черта, о его шпионах и слугах, которых он рассылал во все стороны, чтобы выведать нужные ему волшебные слова.

Джо и Бекки трудно было сразу во всем разобраться. Питирим… Замберзум… Патарам… Амарантис… Волшебная дудочка. Все это как-то перемешалось. Но все же они оба поняли: между чертом и Гансом Рёкле разгорелась отчаянная борьба. Черт завладел волшебной дудочкой и решил с ее помощью вновь раздуть огонь в аду, но ума, чтобы правильно пользоваться ею, у черта не хватило, и он, конечно, все перепутал: вместо ветра вызвал дождь, и всю преисподнюю затопило. Тогда черту опять пришлось крикнуть: «Назад, к Рёкле!» А этого ему больше всего не хотелось.

Когда Муш, восседая на самом большом из Чертовых камней, просигнализировал «главным силам армии», что бивак находится под надежной охраной, Бекки и Джо вместе с Ки-Ки выбрали себе местечко помягче, прямо в вереске. К ним вскоре присоединилась и Лаура. Она нашла одуванчик, осторожно донесла воздушный шар до места и только здесь сдула все облачко маленьких зонтиков-семечек.

Из всех чудесных вещей, которые вырезал Ганс Рёкле, Бекки больше всего пришелся по душе волчок Амарантис.

– А правда все выздоравливают, когда волчок вертится и пляшет? – спросила она.

– Да, все! – ответила Лерхен. – Слепые делаются зрячими, хромые – ходячими!

Бекки задумалась.

– Как же Гансу Рёкле добиться, чтобы черт не забирал у него все эти прекрасные вещи?

Да, правда, как добиться? Этого ни Ки-Ки, ни Лерхен тоже не знали.

Тут Муш возьми да и крикни сверху:

– А это мы узнаем сегодня, когда Мавр расскажет нам сказку дальше! – И, когда Мавр подошел, он пристал: – Мавр, а Мавр! Залезай сюда! Залезай! Отсюда до самого конца света видно. Здесь тебе хорошо будет рассказывать. Здесь уж ветер разлохматит тебе бороду! – И он стал обеими руками зазывать к себе отца.

Но Мавр не полез наверх.

– Ветер мне сейчас не нужен, полковник Муш! – ответил он, опускаясь рядом с большой корзиной Ленхен. – А ты стой там на посту, это очень важно, а то как бы к нам из пустоши не подкрался разбойник Робин Гуд и не похитил у меня прекрасную баронессу Женни фон Вестфален или не ограбил бы наш провиантский склад. И то и другое незаменимо!

Муш так и не понял, серьезно говорит Мавр или шутит. Сверху ему хорошо было видно, как все торжественно уселись вокруг корзины Ленхен.

– А мы здесь внизу тем временем расправимся с жареной телятиной, – услышал он голос дяди Ангела.

«Что, что? Без меня?» – подумал Муш, и в следующее мгновение камень опустел. Прошла еще секунда, и голова Муша высунулась из-под руки Ленхен.

Мавр устроился рядом с Женни, Энгельс – у белой скатерти, разостланной Ленхен, а сложивший руки на коленях Либкнехт походил на ребенка за рождественским столом. Все молча ждали. Работала одна Ленхен. Слышно было, как шуршит бумага.

– О-о-о-о-о! – раздался общий вздох, в котором звучало и удовлетворение и нетерпение.

Это Ленхен распаковала «освященную традициями» телятину. Больше всех горели глаза детей. Поэтому Ленхен быстро разрезала горбушку на пять продолговатых кусочков и тут же сунула их каждому в рот. Первый – Бекки. Затем она раздала хлеб, и пиршество началось.

После того как все закусили, начались игры, о которых дети мечтали всю неделю. Особенно весело было во время турнира всадников – ведь на сей раз в нем участвовал и Генерал. Дети Мавра по жребию разобрали «лошадей» и с гиканьем ринулись друг на друга.

Джо и Бекки не отрываясь следили за состязанием. Наездница Ки-Ки на Мавре дважды выходила победительницей против Лерхен, а затем, тоже два раза, она сразила Муша. Как ни ловчил, как ни изворачивался Генерал с полковником на плечах, какие прыжки ни выкидывал, а против стойкости Мавра и его гибкой и храброй наездницы Ки-Ки не мог устоять. Муша стащили с «коня».

Чтобы заманить Маркса и Либкнехта на часок в таверну и там с друзьями и знакомыми осушить кружку пива, Энгельс раздобыл где-то ослика для катанья и кричал, смеясь:

– Это для тебя, Мавр! Пора начинать тренироваться, если на троицу собираешься в Манчестере выехать со мной на прогулку верхом! – При этом он весело оглянулся на Женни.

– Тренироваться? Разве мы с тобой в этом нуждаемся, длинноухий? – живо отозвался Маркс. – Да я еще студентом превзошел искусство верховой езды!

Но Энгельс, лукаво подмигнув детям, шепнул Женни, что Карл дальше третьего урока так никогда и не продвинулся. Однако Маркс быстро вскочил на ослика, шлепнул его и крикнул:

– А теперь покажи, на что ты способен, серенький!

Ослик тут же стал брыкаться, доставляя Марксу немало хлопот.

– Шенкеля, Мавр, шенкеля! – давясь от хохота, наставлял его Энгельс.

Но ослик встал на дыбы и чуть не сбросил Мавра. Мавр вцепился ему в гриву, крича:

– Он из породы бременских музыкантов, хочет на лютне играть, а не Мавра на спине катать!

В то же мгновение серенький помчался галопом прямо к таверне. Фалды сюртука Мавра так и развевались на ветру. Дети, громко смеясь и издавая дикие крики, бросились вдогонку, что, разумеется, еще больше подгоняло и без того перепуганного ослика.

В садике перед таверной Маркса радостно приветствовали знакомые. Завязалась оживленная беседа.

Несколько часов спустя, когда день уже клонился к вечеру, Маркс и все его близкие устроились чуть ниже Чертовых камней. Перед их взорами простирался необозримый ландшафт. Светлая зелень лугов волнами набегала на темные островки леса, росшего на отдаленных холмах. На огромном небосводе ни облачка. На горизонте вырисовывались крошечные деревушки с красными черепичными крышами. Кое-где дрок уже протягивал свои первые усыпанные желтым веточки, казавшиеся веселыми огоньками в прозрачном, отливающем синевой воздухе.

Маркс оглядел детей одного за другим. Взглянул на Джо, кивнул Ленхен и Либкнехту, посмотрел и на Энгельса, пожалуй с не меньшим нетерпением, чем дети, ожидавшего продолжения сказки. Потом взгляд Маркса остановился на лице Женни. После нескольких часов, проведенных на свежем воздухе, оно казалось уже не таким грустным. Он начал: