– Для кого это, для Бена? – испугавшись, спросил Билли.
– Нет, для того, кто побыл Кингом и опять станет Клингом…
Сапоги времени
Бывают в жизни такие дни, которые не забудешь и через десять, и через двадцать лет, и даже на склоне жизни. Стоит только закрыть глаза, и перед тобой всплывает все минувшее и люди тех времен оживают вновь.
Тринадцатилетний Джо Клинг пережил такой незабываемый день: он провел целое воскресенье с Мавром в пустоши. Был с ними еще один человек, он участвовал в такой прогулке уже не в первый раз, – Вильгельм Либкнехт. В семидесятилетием возрасте Либкнехт вспоминал:
«Наши прогулки в Хемпстедскую пустошь! Проживи я еще тысячу лет – я их не забуду…
Всю неделю дети только об этом и говорили, да и мы, взрослые, старики и молодежь, радовались этой прогулке. Уже само путешествие туда было праздником… От Дин-стрит… было туда добрых полтора часа ходьбы, и обычно мы уже около одиннадцати часов утра пускались в путь. Иной раз, правда, мы выходили позже… привести все в порядок, собрать детей и уложить корзину – на это всегда уходило некоторое время.
Ах, эта корзина! Она стоит или, вернее, висит перед моим „духовным оком“ настолько живо, представляется мне такой заманчивой и аппетитной, словно я лишь вчера в последний раз видел ее в руке у Ленхен.
Дело в том, что корзина эта была нашим „провиантским складом“, а когда у человека здоровый желудок и при этом очень часто в кармане нет мелочи (о крупных деньгах в ту пору вообще речи не могло быть), тогда проблема провианта играет чрезвычайно важную роль. Славная Ленхен отлично это знала, и для нас, вечно голодных гостей, ее доброе сердце всегда было открыто. Главным блюдом воскресного обеда в пустоши был освященный традицией огромный кусок жареной телятины…
В авангарде шел я с двумя девочками, то рассказывая им всякие истории, то собирая полевые цветы, которые в то время были там еще не так редки. Поднявшись на холм, мы прежде всего выбирали место, где встать биваком… Какая это была радость, когда однажды во время прогулки мы наткнулись на маленький, затененный деревьями пруд и я показал детям первые незабудки! Еще больше было радости, когда однажды на темно-зеленом бархатном лугу мы нашли среди других полевых цветов такие редкие гиацинты…»
От маленького пруда вела узкая тропинка на каменистый холм, прозванный детьми «Чертовы камни». Тут Муш, как всегда отстававший – уж очень много было везде интересного и все-то надо было рассмотреть, – сразу выскочил вперед. Он первым увидел вдали громоздившиеся друг на друге глыбы. Будто какой-то великан рассыпал свои игральные кости. Муш промчался мимо Женни Маркс и дяди Фредрика к сестрам, которые вместе с дядей Уильямом составляли «авангард».
– Если вы тоже попросите, Мавр обязательно расскажет нам сегодня сказку про Ганса Рёкле, – выпалил малыш.
Лаура и Ки-Ки рассмеялись.
– Конечно, мы попросим, да он не захочет рассказывать.
– Почему это?
– Да потому! – Ки-Ки состроила озабоченное лицо. – Джо-то знает историю только до иглы «Шей-сама». А о дудочке «Дождик-лей-скорей» он ничего не знает, о волчке Амарантисе – тоже… А Бекки совсем сказки не знает. Ты что, думаешь, Мавр будет все сначала рассказывать? Ни за что!
Муш нахмурил брови.
– Ты назначь Джо и Бекки в «передовой дозор», – посоветовал дядя Уильям, – вот вы галопом и промчитесь до Чертовых камней. Там, наверху, вы им расскажете все, чего они еще не знают.
Муш потопал назад. Мавр и Джо так углубились в разговор, что он не решился им помешать, а только коротко отрапортовал:
– Мавр, я отхожу к провиантскому складу. Через десять минут мы с Джо и Бекки захватим Чертовы камни и обеспечим бивак для всей армии.
Мавр кивнул:
– Не возражаю!
После того как Муш «отдал рапорт» еще Генералу и Мэми, он присоединился к Бекки и Ленхен, давно уже шагавшим рядом. Маленькая Бекки с первого взгляда полюбилась Ленхен Демут, которой самой, когда ей было всего восемь лет и она еще не умела ни читать, ни писать, пришлось «жить в людях». Правда, ей посчастливилось: она попала в дом к Вестфаленам, добрым людям, познакомилась с Женни и Карлом, полюбила их и осталась у них на всю жизнь.
Бекки тоже сразу потянуло к Ленхен. Она рассказала ей о своих родных, о маленьких сестрах, о братике Карле, который уже сам встает. Когда к ним подбежал Муш, Бекки как раз говорила:
– Как мне жалко, что нет уже с нами нашей Дороти! Мы ведь наконец переезжаем из грязного Грачевника!
Ленхен ласково сказала:
– Я знаю, Лерхен встретила вас, когда вы возвращались с пустой тележкой…
– Нам так долго пришлось ждать, пока мы смогли похоронить ее! – тихо произнесла Бекки. – Денег на гробик не было…
Ленхен обняла Бекки за плечи. Муш заметил, что у обеих грустные лица. А так как ему очень хотелось утешить Бекки, но в то же время самому почему-то стало грустно, он сказал громче, чем надо было:
– Наша маленькая Франциска тоже умерла. Она три дня лежала в спальне, потому что для нее не было гробового домика. Мы все спали на полу в комнате Мавра.
– Когда же это случилось? – тихо спросила Бекки.
Они шли сразу за Женни. Теперь Бекки поняла, почему Женни была такой печальной и бледной.
Ленхен поставила тяжелую корзину на землю и выждала, пока Женни и Энгельс не ушли подальше вперед. Только после этого она ответила:
– Еще трех недель не прошло, как я отнесла пустую колыбельку на чердак.
Женни Маркс вздрогнула, услышав имя Франциски. Энгельс помрачнел: и надо же было маленькому Мушу в этот первый весенний день напомнить своей маме о столь горькой утрате!
Неподалеку от тропинки у ручья цвели первые в этом году незабудки. Два прыжка – и Энгельс очутился на берегу, бережно сорвал несколько цветков, затем, нагнав Женни, ласково вложил маленький букетик ей в руку. Женни Маркс задумчиво рассматривала голубые звездочки.
– Неужели когда-нибудь и правда у людей будет волчок Амарантис, который изгонит все болезни и преждевременную смерть? – произнесла она.
Этот вопрос и не требовал ответа. Скорее, просто мысли вслух. И Энгельс промолчал. Когда видишь, как гибнет только что начавшая расцветать жизнь, невольно впадаешь в бессильное отчаяние. Но люди изменят это, подумал он, и, глубоко вздохнув, уверенно сказал:
– Болезни и ранняя смерть исчезнут. Ни одна человеческая жизнь не должна погибать понапрасну! И ни одна не будет подвергаться бессмысленной опасности. Самым дорогим для всех жителей нашей планеты станет жизнь человека…
– Да, – отозвалась Женни очень тихо, – когда-нибудь так оно и будет. – Она неожиданно взяла его руку и сказала: – Дорогой Фредрик! А как же мы, мы, которые только еще находимся на пути туда? Даже в самом начале этого пути? – Она остановилась, обвела взглядом луга и холмы. – Если уж мне не суждено пережить это самой, мне хотелось бы хоть взойти на ту гору, о которой говорится в легенде, и, прежде чем умру, увидеть перед собой эту обетованную землю!
Энгельс посмотрел вперед. Маркс, как всегда, когда вырывался на простор, шагал быстро, решительно, гордо подняв голову.
– Вон идет наш проводник на эту гору, дорогая фрау Женни, – сказал Энгельс. – Каждый из вас в одиночку часто переживал бы минуты такого отчаяния. Но вы ведь шагаете вместе, вы, Женни и Карл! И, не будь вас у Мавра – вы это так же хорошо знаете, как и я, – он не смог бы создать тот мощный рычаг идей, с помощью которого перевернет весь старый мир. Пусть понадобятся еще десятилетия, но он завершит этот труд! И врата в страну Завтра-и-Послезавтра откроются! Это так же верно, как то, что небесные тела вращаются по своим орбитам.
В эту минуту Мавр как раз остановился и, широким жестом указав Джо на мягкую цепь холмов, обернулся назад, ища глазами Женни и Энгельса. Приветливо кивнув им, он продолжил свой разговор с Джо:
– А Билли говорил с отцом честно и откровенно?
Подумав, Джо ответил: