Он оторвался от листка, протянул заждавшейся Полли шиллинг и ласково сказал:

– На воскресный обед: фасоль с салом.

Полли нерешительно опустила монету в кошелек и вышла из комнаты.

Эдвард Клинг еще некоторое время сидел задумавшись за столом, потом встал и прошелся по комнате. На прошлой неделе он сказал Робину: «Со следующей получки отдавай на хозяйство не одиннадцать, а десять шиллингов». Что ж, придется это отложить еще на целый месяц. Да Робин и слова не скажет, как только узнает, что творится на Дин-стрит. В последние недели он редко сидит дома и – что уж совсем на него не похоже – не говорит, где пропадает. Сегодня он, правда, сказал, что сговорился встретиться с Беном Коллинзом на Бетнал-грин. Но ведь кто его знает? – Эдвард Клинг улыбнулся. – Робину уже девятнадцать лет, парень он красивый. Почему бы ему не встречаться с какой-нибудь девушкой?

Но Робин действительно сговорился с Беном Коллинзом. В комнатке на Бетнал-грин Джек давно уже поджидал обоих друзей. Ему не терпелось рассказать о том, что он видел вчера на Дин-стрит. К тому же он приготовил для них небольшой сюрприз, так сказать, навел последний лоск в каморке Бена: воском из запасов Лекаря-Аптекаря натер полы.

Когда они с Билли впервые пришли сюда к другу Робина, Бену, здесь лежал соломенный тюфяк, прикрытый старой попоной. Рядом стоял ящик да стул без спинки – вот и вся мебель. На полке возле очага они увидели две жестяные кружки и кувшин, а под ней – ведро для золы и ведро с водой.

Но Бен Коллинз об обстановке не беспокоился, и если комнатка его была пуста, то зато ящик – битком набит. И не бельем и одеждой, а самыми разнообразными книгами, брошюрами, отчетами о забастовках.

Там же Джек обнаружил старые газеты с помеченными карандашом статьями, пожелтевшие от времени листовки с призывами к стачке. На самом дне ящика лежали ведомости по приему членских взносов в профсоюз и тетрадки Бена. Они-то больше всего заинтересовали Джека. Все странички были аккуратно исписаны. Джек с трудом разобрал такие слова, как «теория денег», «капитал», но, сколько ни старался, читая по слогам, найти совет, как раздобыть побольше денег, так его и не нашел!

Джек знал, что Бен отдает за комнату треть своего заработка, и все для того, чтобы члены профсоюза прядильщиков могли здесь встречаться без помех. Приходя, гости Бена садились прямо на пол и, прислонившись к стене, читали, спорили, делились своими впечатлениями.

Джек был горазд на выдумки, и всё в руках у него спорилось. Стоило ему только подумать о том, что из каморки Бена можно сделать уютную комнатку, как он тут же принялся осуществлять свой план. Раздобыл досок, гвоздей, какие-то старые ящики, попросил у соседей инструмент. Бен Коллинз только диву давался. За несколько дней Джек из никому не нужных ящиков и дощечек соорудил стол, две скамьи, табуретку и коробку для мусора. Книжный ящик Бена он снабдил висячим замком, сделав тем самым его содержимое недоступным для посторонних глаз.

Вскоре Бен Коллинз заметил, что Джек жадно прислушивается к их разговорам, ищет случая поговорить. Бен и правда никогда не отзывался плохо или пренебрежительно о грачах и их темных делишках, и вообще он не рассуждал о том, что пока еще нельзя было изменить. Зато тем чаще говорил о фабричных делах. Его коньком были рабочие контракты. Джек на собственном горбу испытал, что представляют собой эти контракты: они отдают рабочих во власть хозяевам. Воспрещают уходить с фабрики на лучше оплачиваемую или более легкую работу. А если рабочие уходили без разрешения, их возвращали с помощью полиции и наказывали. Да и вычеты за штрафы, составлявшие порою более половины всего заработка, были хорошо знакомы Джеку. Бен часто говорил: «Надо добиться отмены проклятых контрактов. И начнем с Паука в Уайт-чапле».

Сегодня Бен и Робин пришли не одни. С ними был Джон Бернер, которого Джек однажды мельком видел здесь. Седобородый Джон остановился в дверях, поднял кустистые брови и вопросительно взглянул на Бена. Но тот рассеял сомнения старика:

– На Джека можно положиться – он умеет молчать.

– Тогда ладно! – Бернер оглянулся. – Ловко тут у вас все переделали! Даже запах вроде другой стал.

Старик хотел было опуститься на свежевыкрашенную скамью, но Джек закричал:

– Нельзя, нельзя! Я же не знал… Ну, уж если хотите приклеиться, то пожалуйста!..

Все трое рассмеялись и похвалили работу Джека. Затем, как всегда, устроились кто на соломенном тюфяке, кто на ящике для книг, а кто на так называемом стуле. Джек заварил чай и поставил на стол две чашки, добытые на очередной распродаже «старого барахла». Джон Бернер принялся обстоятельно набивать трубку.

Наконец Робин сказал:

– Ну, так вот как условились: завтра утром сразу после ночной смены. Я приду пораньше и обо всем договорюсь с кочегарами. Если они остановят машины, нам легче будет весь народ собрать на дворе, а тогда окончательно решим, начинать забастовку или нет.

– Лучше мне поговорить с кочегарами, – сказал Бен. – Ты должен быть на дворе.

– Пожалуй, ты прав, – согласился Робин. – Ну вот, вроде все ясно?

– Гм!.. Бернер ногтем большого пальца прижал тлеющий в трубке табак. – А никто не скажет, почему не было Макферсона, когда мы вручали хозяевам наши требования?

– Почему? – переспросил Бен. – Да потому, что во второй смене у нас только один надежный человек. И лучше, если они его не будут знать.

– Что ж, это, пожалуй, правильно! – Бернер посасывал свою трубочку, раздумчиво выпуская дым изо рта. – Беспокоит меня вторая смена. С тех пор как хозяев заставили отменить ночную работу детей, у Макферсона сорок новеньких, и всё больше женщины. – Он посмотрел на Робина. – Может, нам недельку-другую обождать? Мы успели бы их лучше подготовить.

Робин покачал головой:

– Ждать? Нет! Сейчас мы держим хозяев за горло. Они во что бы то ни стало должны к сроку сдать заказы. Через две недели положение может измениться… Нет, нет, нам нельзя откладывать.

Некоторое время все молчали.

– Не знаю я… – снова заговорил Бернер, почесав за ухом. – Мне что-то не по себе. Говоришь, «за горло держим»?

– Да, – спокойно ответил Робин. – Ткацкие фабрики работают сейчас с полной нагрузкой, только подавай пряжу. А у нас на складах пусто. Кросс уже запаздывает с поставками. Он ни на один час простоя не может пойти, не говоря уж о целой смене. Иначе потеряет своего лучшего клиента. Наше решение о стачке заставит его призадуматься. Пять тысяч фунтов потеряет, если не больше. Я это точно знаю. – С досадой он добавил: – Я уже три раза вам все это объяснял!

– Да ладно тебе! – успокоил его Бернер. – Такое дело и три раза обмозгуешь, – все равно мало. Наша-то смена не подведет. А вот Макферсон, тот ведь один все делал. Никто ему не помогал. И новенькие работницы еще не раскусили всей этой чертовщины, что записана в контрактах.

– Ты что это, Джон? – удивился Бен. – Что иной раз половина заработка на штрафы уходит, это они уже знают.

– Старики наши знают, это верно, – упрямо твердил свое Бернер. – Что ты сам испытал, то ты и знаешь. А с новенькими надзиратели последнее время осторожничают, записали им штрафа всего по нескольку пенни.

– Правильно, – согласился Бен.

– Все эти разговоры сейчас ни к чему! – вспылил Робин. – Теперь уже поздно идти на попятный и отказываться от стачки!

Бернер и Бен молчали. Оба сидели, опустив голову. А Робин встал и принялся беспокойно расхаживать по комнате, затем остановился у окна. Никто не проронил ни слова. Джек, волнуясь, переводил взгляд с одного на другого. Какие они все озабоченные! Но не могут же они взять да отказаться от стачки! Правда, на новеньких прядильщиц надежда плохая… А вдруг еще стачечный митинг провалится!

Джек тоже ломал себе голову. Внезапно он вскочил:

– Знаете, старик Келлинг заходил сюда сегодня утром. Я ему сам открывал. Чуть было не забыл сказать вам. Вот уж кто зол так зол! Говорит, рука его никогда не поправится и чтоб все хозяева сдохли от чумы! Вы его возьмите с собой на митинг, пусть тоже выступит. Он этим господам всыплет по первое число! А бояться он ничего не боится, ему терять нечего.