– Ну, идем со мной! – тащил его за руку Муш.

– Да, да, идите, мне тут еще поработать надо.

И Женни Маркс снова взялась за перо. Вот она склонилась над листом, но перо двигалось все медленнее и медленнее и в конце концов совсем застыло, а потом и выскользнуло из руки. Женни глубоко задумалась.

Когда это было? Да, четыре года назад, в Брюсселе. Тогда она на это и надеяться не смела. Нет, что «Манифест», программу Союза коммунистов, переведут на многие языки, – это она еще могла себе представить. Но вот, что рабочие станут изучать «Манифест», – об этом можно было разве только мечтать. Ведь среди изгнанников-революционеров ни в Брюсселе, ни в Париже почти не встречалось рабочих! К тому же каждый по-своему мыслил себе грядущую революцию.

А теперь? Только что из этой комнаты вышел рабочий паренек, один из восьми детей безработного прядильщика Эдуарда Клинга. И в этой семье читают «Манифест», думают над ним! «А братика назвали Карл», – только что сказал Джо. Женни Маркс тихо улыбнулась своим мыслям.

«Эта книжечка изменит сознание рабочих», – сказал ее Карл. Она живо представила себе те дни.

Четыре года назад. Брюссель. Гостиница. Сырая осенняя ночь. Мавр, боясь разбудить детей, тихо говорит ей: «Я нашел начало, Женни! Нам пора изложить свои взгляды перед всем миром. Открыто. Да, да, открыто, без каких бы то ни было оговорок! Пусть они дрожат перед „призраком“, имя которому Коммунизм. Пусть навсегда распростятся со спокойным сном!»

В ту ночь она проснулась еще раз. Мигающая свеча. Голова Мавра, склоненная над столом. Перо торопливо скользит по бумаге. Пол усеян исписанными листами. Их становится все больше и больше. Она снова засыпает…

Наутро он присел к ней на кровать и, хотя выглядел утомленным, был полон энергии. «Женни, „призрак“ обрел плоть и кровь!» Почти до самого обеда он читал ей вслух и перестал, только когда дети расшалились. «Давно я не работал с такой охотой! Как ты думаешь, Энгельсу понравится? Ведь он, как всегда, прекрасно все подготовил».

Прошло два-три дня, и к ним приехал Энгельс. Две главы «Манифеста» она уже переписала начисто. После чтения Энгельс никак не мог успокоиться, все бегал взад и вперед по комнате. Затем внезапно остановился, оседлал стул и произнес: «Блистательные формулировки, Мавр! Каждая бьет точно в цель. Никакой пощады! А какая сила! Нет, это будет жить в веках! Скоро „Манифест“ переведут на все языки. Рабочие изголодались по такой пище».

Женни Маркс очнулась. Да, и вот настала эта пора! Год назад «Манифест» вышел на английском языке. Его читают рабочие, и не только в Англии. Шаг за шагом, но дело двигается вперед. Он оказался прав. Как всегда.

Женни Маркс вновь взялась за перо, посмотрела на листы, исписанные беглым, подчас неразборчивым почерком Карла. Это был его новый труд, предназначенный для рабочих. Кое-где на полях попадались замечания Энгельса. Предложенные им накануне формулировки. Перечеркнутые, исправленные и вновь написанные строки. Женни доставляло большую радость следить за тем, как фразы делались все яснее и выпуклее, как сплавлялись воедино идеи Маркса и его друга. Нет, нет, в этих словах теперь уж ничего нельзя было изменить. С предельной точностью они выражали мысль! А какой сочный, брызжущий всеми красками язык!

Она бережно провела рукой по исписанным страницам. Из соседней комнаты донесся смех. Женни взяла перо и склонилась над рукописью.

Ганс Рёкле и черт

Спальня служила одновременно и детской. Между кроватями был втиснут узенький столик. Там за грудой белья сидела Ленхен и штопала. Ки-Ки рисовала.

Эдгар сразу же потянул Джо в свой уголок.

– У тебя он с собой? Покажи, а? – тихо попросил он.

– Чего показать-то?

– Рог очкастого черта.

Лаура тоже с любопытством смотрела на него, и Джо растерялся.

– Рог, говоришь! Но ведь Очкастый, он хоть и черт, но…

– А хвост у него с кисточкой? – жадно допытывался карапуз.

– Да в том-то и дело, что нет.

– Как! Значит, у него нет хвоста? Тогда и рог не считается. Тогда и сам черт тоже не настоящий.

– Еще какой настоя… – сразу запротестовал Джо, но тут же осекся. Как объяснить детям, что Белл настоящий черт?

Но тут ему на помощь пришла Ленхен.

– Знаете, дети, черти с хвостами и рожками, черти из сказок – это еще не самые страшные. Я знаю куда более страшных, и Джо тоже.

– Страшнее Огненного Копыта? Ну, не верю я тебе, Ленхен. – Ки-Ки с досады швырнула кисточку на стол и добавила: – Ты что, забыла, как он обманул Ганса Рёкле?

Должно быть, и впрямь нелегко было объяснить детям, какие черти самые страшные, так как Ленхен, вместо того чтобы ответить, сама спросила Джо:

– Ты, должно быть, проголодался? Ведь прямо с фабрики. Ну конечно, проголодался! Пойду-ка чай поставлю.

Вскоре дети услышали, как Ленхен на кухне гремела посудой.

Тем временем Муш уже забыл про чертей. Вытаскивая совсем новый саквояж, он с гордостью заявил:

– Вот, погляди, это нам дядя Пипер[26] подарил. У нас много всяких дядей, но не все дарят подарки. Есть такие, что придут, засядут с Мавром у него в комнате, а потом просто уходят. После них дыму всегда полно. Но заходят и похорошее.

– Получше, – поправила Лаура.

– Ну ладно, получше. – Муш опрокинул саквояж: по полу покатились пуговицы.

Лаура подсела на корточках к Эдгару. Джо с интересом следил, как малыш, подбирая пуговицы по размеру и окраске, выкладывал красивые узоры. Но что-то при этом, должно быть, не нравилось Мушу. Он бормотал себе под нос:

– Двенадцать их должно быть, а у меня выходит только одиннадцать…

Неожиданно он, взглянув на дверь, подскочил к столу, за которым работала Ленхен, и запустил руку в коробку с пуговицами. При этом он лукаво высунул язычок. Схватив большую пуговицу для пальто, он вернулся на свое место и стал ее прикладывать то тут, то там. Потом опять проворчал:

– Как жалко! Как обидно! Если бы их было три одинаковых…

– А что тогда? – спросил его Джо.

– Тогда я мог бы пожелать себе что-нибудь и это исполнилось бы…

Тут Ки-Ки крикнула из-за стола:

– Ворованные пуговицы волшебными не бывают! Положи их на место, Тиль, а то Ленхен рассердится.

– А кто такой Тиль? – спросил Джо.

– Тиль – это я, – тут же объяснил Эдгар. – У меня знаешь сколько имен? Тиль – он очень хитрый. На самом-то деле его зовут Тиль Уленшпигель. Ты про него читал?

Джо покачал головой. А Муш посмотрел на него удивленно и добавил:

– Кнаккрюгге называет меня иногда плутишкой. А то и забиякой. – При этих словах Муш подмигнул Джо. – А знаешь, я какой?

– Могу себе представить. – Джо улыбнулся. Сколько у них тут веселых прозвищ! – Но кто такой Кнаккрюгге?

– Наш Мавр, – ответил мальчик. – Он иногда так и говорит: «Я Кнаккрюгге!»… – При этом Муш старался подражать голосу отца. – «Я Кнаккрюгге. Сейчас призову Метлу – чисто-мету. Она сразу узнает, кто это натворил».

Лаура весело вставила:

– Но хитроумный Тиль тут же скажет: «Метла-метла, что чисто мела, ты здесь уже была!»

– Это такое заклинание, – шепнул Эдгар. – Стоит сказать эти слова, и метла уже не может выскочить из своего угла.

Вошла Ленхен и принялась расставлять чашки. Когда она стала убирать коробочку с пуговицами, Ки-Ки крикнула:

– Тиль!

Вздохнув, Муш взял пуговицу, но тут же спрятал ее за спиной. Ленхен внимательно посмотрела на него:

– Гражданин Муш сегодня что-то не больно хитер. Тилем его никак не назовешь. Да Тиль никогда и не позволил бы себе играть крадеными пуговицами.

Муш все еще не мог решиться. Наконец, собравшись с духом, он шагнул к Ленхен и отдал пуговицу.

– А у настоящего черта обязательно есть хвост и рога, как у того, который хотел обмануть Ганса Рёкле, а то он и не черт совсем! – гордо заявил он.

Ленхен покачала головой:

– Да что это вы сегодня! Только и слышишь – «Ганс Рёкле да Ганс Рёкле»! А ведь Джо о нем ничего не знает.