– Сколько? – деловито осведомился Джим.

– Ну, с сотню будет, а то и больше.

Джим Теленок остолбенел, затем громко фыркнул:

– Сотня? Врать-то! Да столько и королей-то не было!

В памяти Оливера вдруг далеким видением мелькнули уроки истории, которую он, сын состоятельных родителей, проходил в школе. «Не спеши, по порядку, Пентленд! И сначала всегда дату», – услышал он голос учителя и вдруг, как в классе, забубнил:

– 1535 год – канцлер Томас Мор, обезглавлен. 1536 год – королева Анна Болейн, обезглавлена. 1540 год – канцлер казначейства Томас Кромвель, обезглавлен. 1542 год – генерал-адмирал Сеймур, обезглавлен. 1546 год – Энн Эскью, подвергнута пыткам в Тауэре и сожжена… Король Генрих Шестой, убит в Тауэре…

Год вылетел у него из памяти. Оливер уставился на мрачные ворота. Может, здесь проходил и Генрих VI? Он вздрогнул. Это Джим засмеялся.

– Всего два короля пока что!

Исчезли классная комната, школьные товарищи, учитель, который всякий раз, как называешь дату, со свистом рубил воздух линейкой. Перед ним стояли два оборванных близнеца, которых нисколько не трогал этот перечень.

– Ну, и всякие там знаменитые люди – архиепископы, герцоги, полководцы и все, кого они именовали мятежниками, то есть которые за народ стояли. И чуть кто против власти – голову долой! Обезглавлены, задушены, заколоты! Ричард Третий родного брата в бочке с вином утопил. Даже маленьких принцев и тех прикончили: задушили, когда они спали. А многих в башнях морили голодом до смерти. Других сжигали.

Эдди, задрав нос, принюхивался. Оливер и Джим расхохотались.

– Ну, сейчас, положим, не пахнет! – Оливер хлопнул Эдди по плечу.

– Нет, пахнет! – стоял на своем Эдди Телячья Ножка. – Чем-то горелым… я уже давно слышу.

Теперь и Оливер задрал нос.

– Норд-ост! Ясно. «Табачная трубка королевы». Наши бравые таможенники опять набили ее контрабандным табаком. – Он показал на высоченную трубу, которая, поднимаясь из восточного угла лондонских доков, словно длинный указательный палец воткнулась в серое небо. – Вот ослы! Жечь хороший товар! Наплевать, что с фальшивой наклейкой или контрабандный. Мог бы другим пригодиться. – Подобное расточительство бесило Оливера. – Думают такими штуками приучить людей к честности!

– Просто смех берет! – с ожесточением бросил Джим. – Ну и подлецы! Платили бы лучше людям столько, чтобы сыты были и не мерзли. – Он сунул руки в карманы рваных штанов и прибавил шагу.

Оливер с изумлением смотрел на него. А Джим не дурак. У Кинга верный глаз. Да и простоватого Эдди со временем обтешем.

Они уже обошли весь Тауэр и вновь приближались к затону. Эдди Телячья Ножка вдруг испуганно схватился за карман, но тут же, успокоившись, весело зазвякал монетками. Никогда еще они не были такими богачами. Сегодня уж они поедят вволю, и всё самое лучшее. Очень довольный, он толкнул Оливера:

– Вот уж не думал, что Кинг так честно поделится! Ни на пенни больше себе не взял.

– Кинг? Взять себе больше? В моем гроссбухе ты прочитал бы, если б умел читать, сколько раз он брал себе даже меньше.

– Хм! – хмыкнул Джим. – Не понимаю. Он же атаман. А они всегда берут себе больше. Никто бы и слова против не сказал, если…

– «Против»!.. – передразнил Оливер. – Не мели чепуху, Теленок! – строго произнес он. – Тогда бы он не был нашим Кингом, а мы были бы самыми простыми карманниками, как вон другие… – И он презрительно обвел рукой вокруг. – Кинг парень что надо! Ваше счастье, что он вас принял. Он пойдет с нами в огонь и воду. Никогда не оставит в беде…

– А нам какую-нибудь одежонку дадут, Оли? – сквозь кашель просипел Эдди. – Гляди, какой туманище. Тьфу, черт! В моих лохмотьях зиму не протянешь!

– Не скули! – прикрикнул Джим на брата. – Вот чудак! Туман нам подмога. А до зимы еще далеко. – И он повернулся к Оли, чтобы расспросить его о шайке.

– А с Джеком как? Его мы тоже должны слушаться? Он ведь лучший друг Кинга?

– Ясно! А ты как думал? – Оливер смерил его взглядом. – Джек молодец, он всех лучше после Кинга. До тебя это еще, видать, не дошло?

– Дошло-то дошло… – нерешительно признал Джим. – Что он лихой – это сразу видно, раз вчера ночью с Кингом перелез через стену и утащил кружева.

– И откуда утащил! – Оливер воодушевился. – Попробовал бы кто другой. Из пасти самого Кровососа! Отчаянную штуку выкинули. Если бы они Джека или Кинга поймали, тогда…

– Что тогда? Да говори же! – подтолкнул его Эдди Телячья Ножка.

– Крышка тогда… и Джеку, и Кингу!

Близнецы впились глазами в Оливера. Эдди спросил:

– Но, если это было так опасно, почему же они это сделали?

– Уж конечно, не ради того, чтобы ты звякал в кармане тремя шиллингами. Не ради этого!

Джим искоса взглянул на Оливера: почему тот не договаривает?

– У Кинга была какая-то стычка с Кровососом? – спросил он немного погодя. – Я слышал от ребят в Рукери.

Оливер вздохнул, но потом подумал: они вправе спрашивать.

– Да, наши хотели насолить Кровососу. Рассчитаться по старому счету с Кроссом-младшим. Джек целых три года задарма проработал на фабрике, а еще этот живодер велел избить его до полусмерти. Но Кинг выручил его из тюрьмы. Он сделал так, чтобы и его посадили…

Эти намеки лишь разожгли любопытство близнецов.

– Посадили? Как же так? В настоящую тюрьму? Ну же, рассказывай! И почему Джека? Он что-нибудь натворил?

Оливер зажал уши. Но, раз уж он начал, надо было продолжать. И он рассказал все, что знал о Джеке. И Джим, который до сих пор считал, что никому не жилось хуже, чем им, с волнением слушал рассказ о безотрадном детстве Джека. А Эдди впервые за много недель вспомнил о матери, которая осталась совсем одна и, конечно, о них горюет. С жадностью ловили они каждое слово Оливера.

– Джек рос в сиротском доме, у него не было ни матери, ни брата. Но вот однажды Кросс-младший явился в приют. Он забрал оттуда двенадцатилетнего Джека и еще шестерых сирот, будто хотел обучить их ремеслу. Но особые договора, которые с ними заключили, были еще намного хуже простых контрактов. У учеников не было своего угла, они жили в страшной тесноте в жарком фабричном подвале, кормили их плохо, и после двенадцатичасового рабочего дня они как мертвые валились на соломенные тюфяки. Им не давали играть, гулять не пускали, никогда они не слышали доброго слова, зато их при всяком удобном случае пороли и оставляли без обеда. На третьем году такой каторги Джек работал рядом с Билли. Они подружились. Фабрика была для Джека настоящей тюрьмой, и он только и думал, как бы вырваться на волю. Билли рассказал ему о шалаше из веток, который они с соседскими ребятами построили в пустоши. Хоть раз, но он увидит пустошь, решил Джек. Он без спросу ушел с фабрики, хоть и знал, что его за это побьют. Но Кросс-младший подумал, что Джек сбежал, снарядил за ним погоню. Джека поймали и упрятали в Ислингтóнскую окружную тюрьму. Там его зверски избили. Дубинками изуродовали все лицо. А чтобы другим сиротам неповадно было, Джека должны были осудить за нарушение договора, а после отбытия наказания вернуть на фабрику. Но Билли подставил шефу ножку. Он смело выступил на суде и все начисто выложил. Рассказал о жестоком обращении с учениками, избиениях, противозаконной ночной работе. Это никак не устраивало судью. Он приказал вывести Билли из зала. Билли сопротивлялся, и его заперли в одну камеру с Джеком.

Оливер дошел до самого захватывающего места своего рассказа и нарочно томил близнецов. Потом сказал:

– Ну, а ночью оба ушли.

Джим свистнул сквозь зубы, а Эдди никак не мог сообразить:

– Ушли? Как это… прямо так и ушли? Но как же?

Оливер снисходительно усмехнулся и несколько свысока произнес:

– Надо иметь хоть капельку фантазии, не то жизнь станет пресной и будет драть горло, как черствый хлеб без масла. Ну-ка, пораскинь мозгами: засов у дверей где? Ясно, не изнутри. Окошко для них тоже не оставили открытым. Билли уже заранее подготовил свой план, хорошо осмотрел дом снаружи. Конечно, он прихватил с собой инструмент. К голяшке привязал. А остальное сами смекайте. В конце концов, обычная камера – это тебе не Тауэр. И все-таки это было отчаянное дело. Наш Кинг молодчина. Хитрый, как лиса, всякие уловки знает, где уж им его поймать. – Оливер для вящего эффекта помолчал и потом добавил: – А теперь прикиньте! Что, если бы их обоих вчера в прядильне сцапали…