– Эква! – сказал он покровительственно. – Эква!

Это тарабарское слово, которое, будто волшебная палочка, сглаживало все недоразумения и всякому повесившему нос грешнику разрешало спокойно и бесстрашно поднять глаза, означало просто-напросто: «Эка важность!» Но значило оно и несравненно больше: «Ничего, браток, не горюй, дружище, потому что и я не горюю. Не стоит того. Такова уж жизнь! Эква!»

К чему им перевод Хенни? Разве и так не видать, что матрос счастлив? Что он говорит о красивой девушке и ее подвенечном платье?

«Порядок! – подумал Кинг. – Этот не станет торговаться». Не без тайного умысла велел он Хенни немножко поманежить Паоло. Все вышло точно так, как Билли хотел. Матрос не трясся над каждой монеткой, прежде чем выложить ее на стол. А Паоло думал: все сбережения ухнули, ну и что из того? Завтра он уже будет далеко в открытом море. Нескольких монеток, что осталось, хватит, чтобы купить у ребят стальных перьев и карманный нож.

Затем Паоло вытащил из глубин своего бездонного матросского кармана три золотисто-желтых апельсина и преподнес их своим английским друзьям. У близнецов глаза округлились, как пуговицы. Однажды они уже находили такие шары, правда наполовину сгнившие, в куче мусора. Итальянец заметил, что у мальчиков текут слюнки. Он тут же показал, как очищать плод от кожуры. Апельсиновый сок стекал у близнецов по губам. Они чмокали от удовольствия. Джек честно поделил и второй апельсин. Эдди и Джим дрались за кожуру. Билли, который сам не ел, сунул третий апельсин в карман:

– Для Бробби, он сегодня работает в «Табачной трубке»!

Пряча кружева, матрос вытащил маленькую цветную картинку и положил ее на стол. Руки Джека и Билли в тот же миг выскочили из карманов, но, как пойманные, застыли на краю стола. На картинке виднелись апельсиновые деревья с золотистыми плодами, домик на склоне холма, убогий, но белоснежно-белый, а в глубине – дымящаяся гора, небо без единого облачка и синее море.

– Такое море… ха-ха, такого моря не бывает! – дрожащими губами проговорил Джек.

– Бывает, si, si, si[21], – закивал итальянец.

– Италия? – спросил Кинг. Рука его коснулась картинки, он как завороженный глядел на нее.

Лицо Паоло просияло.

– Si, si! Да! Палермо. Италия. Му home… дом. Маленький, но красивый, красивый дом и красивая страна. – Голос Паоло опять звучал певуче.

Хенни с трудом перевел. Билли подтолкнул его и зашептал:

– Спроси, что она стоит. Я бы купил.

Хенни пожал плечами.

– Паоло, quanta costa? Эта imago – картинка – для него. – Он указал на Кинга.

– Уступи мне ее, матрос, я заплачý! – попросил и Билли.

Паоло со смехом покачал головой:

– Niente, niente![22] Деньги не брать! Красивая страна, bella Sicilia[23]. О, голубое небо! Здесь – все серый! Бери, брат! – и сердечным жестом протянул Билли картинку, подошел к стойке, потребовал портеру и поднял стакан за ребят.

Потом по-дружески и очень крепко пожал всем руки. Гид проводил его на набережную.

«Профессор» Оливер добросовестно занес сделку в гроссбух и стальным перышком, которое он всякий раз после употребления тщательно обтирал, вывел:

Грачи почтительно следили взглядом за пером, которое без устали, чуть поскрипывая, покрывало бумагу словами, цифрами, черточками. По требованию Джека записанное было тут же прочитано вслух.

– Большой день для нас, друзья грачи! – с гордостью произнес Кинг. – Надо отпраздновать. Размахнемся сегодня и пообедаем в «Красном слоне». Каждый получит на руки по три шиллинга. Кружево, которое нам с Джеком удалось спереть, дело особого рода!

Грачи одобрили это решение молчаливым кивком. Ни единой улыбкой не выдали они своего восторга.

Перо опять заскрипело. Выдано: по три шиллинга Кингу, Джеку, Хенни, Оливеру, Эдди и Джиму. «Профессор» Оливер строго соблюдал субординацию. Но определялась она не возрастом, не ловкостью, а лишь длительностью пребывания в шайке.

– Остальное – про запас. Бробби получит свою трешку завтра! Как, согласны?

Пять кулаков с размаху опустились на стол, который Джек на сей раз подпер ногой. Каждый, получив свою долю, против имени ставил крестик. Затем Оливер снял со стенки портрет, так густо засиженный мухами, что изображение королевы едва различалось, оттянул доску и засунул под нее гроссбух.

– «God save the queen…» – запели ребята, но тут же, как по уговору, замолкли и встали. Не всякий английский подданный, при каждом удобном случае затягивающий свой национальный гимн, пел так искренне, как Оливер и грачи. Их королеве и в самом деле выпала первостепенная задача: оберегать кассу шайки. «Боже, храни королеву!»

Тут к ним подошел хозяин «Кита»:

– Ну как, фартовая вышла сделка?

Черная повязка, прикрывавшая вытекший глаз, придавала кабатчику мрачный и устрашающий вид, но мальчики знали, как благодушно порой поблескивает здоровый. Едва приметным кивком Кинг дал понять, что не хочет об этом говорить.

– Ну ладно! – Потом, чтобы его мог расслышать только Билли, хозяин добавил: – Нужны три человека сегодня в ночь. Бочонки с виски. Забрать с «Веллингтона», второй иллюминатор справа от кормы. Объявлены как уксус. Понятно? На ялик – и прямо в подвал.

Кинг кивнул:

– Будет сделано!

Хозяин «Пьяного кита» приходился Хенни двоюродным дедушкой и охотно предоставлял грачам убежище и приют. Они могли приходить сюда и уходить, когда им вздумается. Единственное условие, которое он им ставил, – не участвовать в попойках. Впрочем, он и сам не оставался в накладе, грачи часто его выручали. Если клиента разыскивала полиция, он мог во всякое время незаметно ускользнуть. Ребята провожали его по подземному ходу к реке, где была припрятана лодка. Потом они приводили к нему толстых боцманов да и других посетителей, которые на другой день с пустыми карманами, пошатываясь, выходили из кабачка. В «Пьяном ките» заключались темные сделки, от которых кое-что перепадало и грачам. Да и хозяйка жалела ребят, это было заметно по ее супам. Намешанные из всех остатков, они были намного вкуснее того, что Билли в последний год привык есть дома. Когда шайка промышляла в этих краях, она жила припеваючи.

Через какие-нибудь четверть часа после сделки грачи со своим Кингом уже вразвалку шагали по набережной. Туман с Темзы медленно переползал в бассейны доков. «Профессор» Оливер шел между Джимом и Эдди, которых никто по виду не принял бы за близнецов.

– Сюда! – Оливер потянул Эдди в противоположную сторону. – Кинг не любит, когда липнешь к нему. Да еще в воскресенье! Кругом щеголи, зеваки – только будешь зря лезть на глаза полиции.

Джим тоже повернул за ними.

В обязанности «профессора» Оливера входило просвещение новичков.

Возле реки высился, окруженный широким, но сейчас сухим рвом, Тауэр – старая цитадель, башни и подземелья которой на протяжении многих веков служили тюрьмой английским королям. Зубцы высоких стен уже местами окутал туман, и от этого казалось, будто башни отступили вдаль.

Оливер задумчиво проговорил:

– Чего тут только не творилось в старину – всякие страсти!..

Он остановился перед тяжелыми двухстворчатыми воротами. Джим и Эдди ничего об этом не слышали, не знали даже названия ворот, перед которыми невольно замедлял шаги всякий прохожий.

– Трэйторз-гейт! Через эти «Ворота изменников», как их назвали, волокли государственных преступников. Кто сюда входил, знал, что навсегда. Живым отсюда никто уже не выходил, разве только на казнь. Вон там, наверху, – Оливер показал на небольшой холмик слева от них, – стояла плаха. Голов же тут отрубили, скажу я вам… королевских голов!..