– Благочестивый Кросс. Великолепно! Это мне придется весьма кстати. – Генерал весело засмеялся. – Его мы тоже разок подденем!

Омнибус был уже недалеко. Поджидая его, дети стояли, прижавшись друг к другу.

Белокурый, сверкнув голубыми глазами, ободряюще сказал:

– Говорите, кондуктор, этот осел в галунах, вас не пустил? Может быть, у вас не было… – И он полез в карман.

Но Джо резко сказал:

– Есть у нас деньги! – И с горечью добавил: – «Омнибус не для такой швали», – сказал кондуктор. Но теперь-то я ему покажу… – И он расправил плечи, словно готовясь вступить в бой.

Кучер осадил лошадей, и кондуктор услужливо соскочил с подножки. Медные пуговицы блестели. На витом шнуре болтался сигнальный свисток. Ухмыльнувшись, кучер бичом указал ему на поклажу детей. Тотчас кондуктор грубо отпихнул взявшегося было за ручку худенького босоногого мальчика и сделал под козырек:

– Пожалуйте, господа!

Джо перехватил злобную усмешку кучера. И, когда кондуктор его оттолкнул, он как-то сразу пал духом, весь сник, кровь отлила у него от лица. Но тут он услышал, как Мавр не терпящим возражения тоном сказал:

– Посадите сначала детей!

Минутное слабодушие Джо как рукой сняло. Что это? Неужели господа хотят…

Кондуктор пробормотал:

– Этих?

Нет, Джо не ослышался.

– Дети со мной! – отрезал Мавр. – Полезай, Мэри!.. Вот, сначала корзину. Что же ты стоишь, Джо! – И он дружески подтолкнул его.

Джо споткнулся было, но тут же вскочил на площадку.

– Ах, вон оно что!.. – Сбитый с толку кондуктор отступил.

Он так оторопел, что даже не шевельнулся, когда два хорошо одетых господина подали детям мешок, хворост и корзину, и пришел в себя лишь после того, как джентльмен с черной львиной гривой, стоя рядом с детьми, помахал своему спутнику рукой и, смеясь, крикнул:

– До свиданья, Генерал, мое почтение коттонлорду!

Генерал! Ну и ну! Ошарашенный кондуктор, не сообразив, что для генерала русобородый господин чересчур уж молод, подобострастно поклонился ему и, дав сигнал к отправлению, вскочил на подножку.

Друзья обменялись на прощание плутовским взглядом.

Кондуктор указал на поклажу:

– Если бы я знал, сэр, что это ваши дети… гм… то есть, что это ваши вещи и дети взялись их донести… – Он поглядел на корзину с великолепными шампиньонами.

Мавр не стал слушать его сбивчивые извинения и повернулся к детям:

– Докуда же мы едем сегодня, Джо?

Услышав свое имя, мальчик так и подскочил, но сразу же нашелся.

– Оксфорд, угол Хóлборн-роуд, – прошептал он и полез в карман за деньгами.

Мавр сделал ему глазами знак и подал кондуктору монету:

– Три до Оксфорд-стрит.

Бекки подмигнула брату, у которого торжествующе подрагивали уголки губ. Но откуда незнакомец знает его имя? Пока кондуктор сердито компостировал билеты, двое наблюдавших эту сценку рабочих подвинулись, чтобы дать ребятам место. Но сидевшая напротив дама в шляпе с огромным пером что-то недовольно шепнула мужу. Тот опустил газету и, демонстративно сняв очки, окинул высокомерным взглядом Мавра и детей.

Взгляд этот заметил кондуктор. Он грубо накинулся на детей:

– Можете и постоять! Даже если джентльмен за вас заплатил и по доброте своей сказал, что вы едете с ним. Детям незачем сидеть.

Джо испуганно вскочил, но Мавр, нажав ему на плечо, усадил его на место.

– Сиди, сиди! Успеешь еще настояться за ночную смену! – Потом без всякой неприязни взглянул на кондуктора: – Да ведь и вам нелегко приходится, если только… – он улыбнулся, – вы не живете на Пикадúлли или Бонд-стрит.

– Я-то? Какое там! В Бéтнал-Грине, сэр! – пролепетал, смутившись, кондуктор.

– Ну вот! В рабочем районе! Никогда не следует забывать, кто ты и откуда, даже если и носишь форму с блестящими пуговицами.

Рабочие, не сводившие глаз с Мавра, перемигнулись, видимо, довольные, что кондуктора поставили на место.

Тут дама с пером не выдержала. Она высокомерно обратилась к мужу:

– Это просто неслыханно! Кондуктор выполняет свой долг. Таким бездельникам нечего разъезжать в омнибусе. А они еще расселись!

Пассажиры навострили уши в ожидании ответа чернобородого, который насмешливо уставился на супружескую чету. И он не замедлил ответить, притом достаточно громко, чтобы все его слышали:

– Бездельники, уважаемая, – это люди, которые сами ничего не делают и живут трудами других. Но эти дети, как видно всякому, кто не слеп, работают не меньше взрослых, хотя в их возрасте им полагалось бы еще играть.

Рабочие подтолкнули друг дружку локтем. Очкастый поспешил спрятаться за газетой. У дамы с пером даже дыхание перехватило, однако, сообразив, что поддержки ей ждать неоткуда, она поджала губы и уставилась на пыльные, исцарапанные ноги девочки.

Джо с изумлением следил за перепалкой. А чернобородый-то здóрово вступился за них, ничего не скажешь! Кто же он такой?

Когда Мавр снова принялся расспрашивать Джо о его работе, тот сперва отвечал очень сдержанно:

– Работаю в прядильне! На бумагопрядильной фабрике.

– У Кросса-Кровососа! – усмехнулся Мавр.

Джо опешил. Этому мистеру Мавру известно не только имя хозяина, но и прозвище, каким наградили его рабочие! И впервые Джо решился прямо и открыто взглянуть Мавру в лицо.

– В прядильном цехе? – спросил тот.

Джо подтвердил.

– И сколько же там работает ребятишек?

– Сколько? Да сто, а может, и больше.

– А в кардочесальном приходилось работать?

– Да, – пролепетал Джо со все возрастающим удивлением, – только недолго. Там очень пыльно… когда работают чесальные, в воздухе полно ворсинок. Я просто не выдержал. И в мокропрядильном тоже. В нем хуже всего. Сестра Дóроти там-то и заболела. Наш Рóбин ее оттуда вызволил. И меня тоже. Воздух, знаете… там горячий пар. И ты все время мокрый до нитки, а когда открывают окна…

– Знаю! – Мавр кивнул. – Так в кардном у Кросса-Кровососа до сих пор работают дети? – И, когда Джо кивнул, он еще спросил: – А на какой улице твоя фабрика: на Уáйтчaпл-роуд или на Пáркер-стрит?

– На Паркер-стрит…

Этот мистер Мавр все знает! Может быть, он все-таки фабрикант или какой-нибудь родственник Кросса? Что, если он его нарочно выспрашивает? Нет. Фабриканты совсем другие. Разве они станут с ребятами так разговаривать?

– И часто работаешь в ночную? Или только изредка, в виде исключения?

– Да всегда, – с готовностью отвечал Джо. – Мы меняемся каждую неделю. Неделю в ночную, неделю в дневную. С шести до шести. Но сейчас, как они говорят, эта самая конъюнктура, и нам велят оставаться еще и с субботы на воскресенье. А так-то по субботам кончаем в полдень.

Джо удивился, что чернобородый коротко и резко свистнул сквозь зубы, будто поймав за руку вора, и осторожности ради добавил:

– Надзиратель говорит – машины не позволяют: им нельзя стоять слишком долго.

– Машины? Ха-ха! Машины-то позволяют, а вот прибыль – нет.

Мавр несколько секунд молчал. Неплохо бы испортить обедню этим ханжам – Джону и Сэмюелу Кроссам. Но каким образом? Что, если натравить на них Эндера? Визит фабричной инспекции среди ночи. Хорошенький сюрпризец для члена парламента! Пускай поперхнется воскресной сигарой!

Джо вдруг всполошился. Лучше бы он молчал. Работавшим у Кросса детям строго-настрого запрещали болтать о порядках на фабрике, а тем более рассказывать, сколько часов они работают.

Омнибус трясся по булыжной мостовой. Мавр вскоре заметил, что у мальчика слипаются глаза и он с трудом раздирает их, настороженно оглядываясь по сторонам.

– Не беспокойся, спи, не проедем, – мягко сказал Мавр.

Джо вздохнул, улыбнулся и тут же уснул.

Долго Мавр рассматривал лицо спящего мальчугана. Губы у него были еще по-детски пухлые, красиво очерченные, но бледные. Светло-каштановые волосы. Одна прядь упала на лоб. «Отливают медью, как у моей Лерхен, – подумал Мавр. – И лоб такой же ясный и чистый… Сколько может быть лет этому мальчику в диковинной куртке? Лет двенадцать-тринадцать. Весь день на ногах, чтобы помочь по дому. А ночью опять же на ногах – у машины. А крошке с искривленным плечом, в поношенном ситцевом платьице? Года на два меньше? Как она по-матерински пеклась о брате! И какое милое, умное личико, несмотря на горько поджатый рот».