— Приблизительно то же слышал и раб. А знает ли повелитель о делийском падишахе Джауна-хане Мухаммеде Туглаке?

— О нём тоже ходят подобные слухи[176].

— Но летопись часто лжёт. Известно это господину?

Насир-уд-дин приподнялся на локте и сел.

— В таком случае всё, чему учили меня муллы, не более как выдумки?

Матру молчал.

Тогда Насир-уд-дин спросил его:

— А где те пери, о которых ты говорил? Как увидеться с ними?

— Повелитель, для этого нужно владеть золотом и властью. И тогда у вас будет столько пери, сколько вы пожелаете, одна прекраснее другой. У нас с столице немало красавиц, а ведь Мэнди — лишь один из городов султаната. Живут пери и в других местах. Но только золото, серебро и драгоценные камни приведут их к ногам господина.

— Могу я рассчитывать на тебя?

— Повелитель, раб готов служить вам душой и телом!

— Помни, если тайна раскроется, тебя скормят собакам. Правда, и мне не сладко придётся, но убить меня не убьют.

— Сердце сжимается от боли, как подумаю, сколько страданий выпало на вашу долю!

Матру заплакал. Насир-уд-дин начал успокаивать его:

— Не плачь. И нам улыбнётся счастье, Матру… С тех нор как отец вернулся с победой из Нарвара, пиршество следует за пиршеством. Вот и я буду веселиться.

— Повелитель, отец ваш, конечно, вернулся с победой, но в Нарвар ему так и не удалось войти.

— Я знаю. Одержал верх Ман Сингх. Отец же победил лишь в записях летописца. И пери, о которой он мечтал, не досталась ему. Но он не скучает. Меня же лишают всех радостен жизни. Я поклялся, что как только стану султаном…

Матру искоса поглядывал на султана.

— Сколько дней в пакхваре[177], Матру? — помолчав немного, спросил шахзадэ.

— Иногда четырнадцать, иногда пятнадцать, повелитель, — с недоумением ответил евнух.

— В моей пакхваре будет пятнадцать и на каждый день но тысяче пери. Я не успокоюсь, пока не наберу в свой гарем пятнадцать тысяч красавиц. Я поклялся превратить Мэнди в дивный перистан. Ну, что скажешь?

— На всё воля повелителя. Но прежде надо сесть на трон Мальвы. Тогда не будет ничего невозможного.

— А ты поможешь мне?

— Я ведь уже сказал, что раб видит счастье своё в служении вам.

Насир-уд-дин сжал кулак.

— Править тридцать лет — слишком долго для одного человека! Меня зовёт трон, а родителя — рай. Я решил.

Матру едва скрыл охватившую его радость.

— Но, повелитель, — сказал он, — надо действовать очень осторожно. И помните: ни в коем случае нельзя сердить мулл.

— Не буду. Муллы тоже, наверное, ждут не дождутся, когда отец покинет этот мир. Я во всём стану слушаться их, но трон будет принадлежать мне.

— Муллы недовольны вашим отцом и с радостью помогут вам…

— Я буду посылать за тобой время от времени: мне нужны твои советы.

— Раб всегда готов служить повелителю, но просит как о милости не посылать за ним раньше времени, чтобы не вызвать ничьих подозрений.

— Хорошо. Увидимся на пиру.

— Только помните, повелитель, оружия применять нельзя.

— Внуку Музаффар-шаха не понадобилось оружие, чтобы занять престол, не понадобится оно и мне. А когда я стану султаном, то совершу что-нибудь великое, подобно Ахмад-шаху, который построил Ахмадабад и воздвиг множество дворцов, и тоже прославлюсь в веках!

40

Мысли о Мриганаяни не давали Суманмохини покоя. «Новая рани учится грамоте, музыке, пению и живописи. Но для чего, спрашивается? Раджа не так уж часто заходит к ней. Это, разумеется, хорошо. Но у меня он бывает ещё реже. Я даже не знаю, где он бывает, что делает. Когда он со мной, мне кажется, будто бы он принадлежит одной только мне! Как любил он меня в первое время после свадьбы! А теперь ему приходится ублажать эту деревенскую девку. Раджа решил построить большой дворец и расположить комнаты так, чтобы мы могли жить в них спокойно и не мешать друг другу. Но Мриганаяни и там будет вести себя как хозяйка. Сколько же мне её терпеть? Хотела бы я знать, где будут покои Мриганаяни? Но как бы далеко они пи были, ей всё равно не скрыться от моих глаз и ушей! Интересно, о чём беседуют они с раджей, когда остаются наедине? Преданной мне служанке никак не удаётся подслушать их. Значит, надо подыскать кого-нибудь ещё, кто мог бы передавать мне всё, что говорит или делает Мриганаяни. Кажется, для этого вполне подойдёт Кала. Что ей Мриганаяни? Кала обучает искусствам. Так почему бы и мне у неё не поучиться? А что, если раджа приставит ко мне не Калу, а кого-нибудь другого? Нет, я ни за что не соглашусь, и радже придётся уступить. Лакхи тоже обучается искусствам, так неужели я хуже её? Вот придёт сегодня раджа… А если он не придёт? Ведь теперь он редко меня навещает. Тогда я сама позову его. Кала будет находиться при мне ровно столько времени, сколько она проводит у Мриганаяни. Они с Лакхи обучаются вместе, но к ним я ходить не могу. Кала будет учить меня отдельно».

Ман Сингх обрадовался, узнав о желании Суманмохини учиться. Однако он считал, что ей лучше заниматься не с Калой, а с ачарьей Байдяшатхом. Но Суманмохини возмутилась, когда услышала об этом.

— Что вы говорите, махараджа? Я не из деревни! Это Мриганаяни ничего не стоит выйти к мужчине с открытым лицом, а у нас в роду другие понятия!

Словно муравей укусил раджу, но он и вида не подал, что слова Суманмохини задели его за живое.

— Как хотите! На первое время, конечно, и Кала хороша, а там видно будет. Надо только проявлять побольше усердия, и за короткое время вы достигнете немалых успехов.

Суманмохини не упустила случая снова поддеть раджу:

— Вы думаете, я не понимаю, к чему вы это говорите? Ведь чем больше буду я заниматься, тем реже сможете вы заходить, ссылаясь на то, что боитесь мне помешать. Вспомните, сколько времени прошло со дня нашей последней встречи?

— Но, махарани, вы же знаете, я очень занят!

— Вам, наверное, с утра и до ночи приходится присматривать за строительством нового дворца. Ну да, он ведь растёт не по дням, а по часам!

— Да, махарани, работы много. Только это будет не дворец, а храм: я назову его Ман-Мандиром.

— А что, очень большим он будет?

— Пока не знаю. Но я хочу, чтобы он был необыкновенно красив. Как только будет готов план, я непременно покажу его вам.

— Однажды вы уже показывали мне какой-то план. Правда, это было давно, до последней свадьбы!

— В старый план внесено много изменений.

— Но раз план изменён, почему бы вам не переменить и название храма? Скажем на Мригендра-Мандир?

— Или на Суманендра-Мандир, — засмеялся Ман Сингх.

Суманмохини с трудом сдержала улыбку.

— Я понимаю, составить план храма не так-то просто. На это действительно надо очень много времени!

— Если бы у меня только и было забот что о храме. Но Сикандар Лоди готовит новый поход на Гвалиор, и мы должны оказать ему достойную встречу.

— Что для вас Сикандар Лоди! Вы победили его отца и разбили его самого, а недавно нанесли поражение султану Мэнди. Для вас это не представляет никакого труда. Так что лучше занимайтесь строительством своего храма, как велит вам новая рани!

41

Было очень свежо. Солнце ещё не зашло, но казалось, будто его последние лучи не согревают, а охлаждают землю. Мриганаяни и Лакхи стояли у окна в покоях молодой рани. Взор Мриганаяни был устремлён вдаль: там за горами, на западе, была её родная деревня, река, холмы.

«Что там сейчас?» — подумала Мриганаяни. Потом посмотрела на сад. На больших листьях банана играло солнце. Мриганаяни почудилось, будто листья издают звуки, такие же волшебные, как звуки вины.

— Лакхи, пойдём в сад, — предложила Мриганаяни. — Только надо сперва посмотреть, нет ли там старшей махарани.