Но Суманмохини было скучно. С тоской поглядывала она на остальных рани, которые делали вид, будто внимательно слушают музыку и пение, и наконец, не выдержав, произнесла:

— А молодой, сколько ни давай золота и драгоценных камней, всё, видно, мало!

Младшие рани взглянули на Мриганаяни и, встретившись глазами с Суманмохини, засмеялись неприязненно и зло, будто всё происходящее в зале их уже не касалось.

— Ей, видно, очень нравится хансули из серебра, потому что она косит его поверх драгоценного ожерелья. А ожерелье будто умоляет хансули не заслонять его.

Рани захихикали.

— Разве она расстанется с хансули! Это хансули, наверное, качалось из стороны в сторону, когда Мриганаяни шла с реки с полным кувшином воды на голове, подпрыгивало, когда она доила корову или сбивала масло, звенело, когда она собирала кизяк, и ударялась о подбородок, когда она размахивала на мачане своими огромными ручищами и кричала на птиц: «Кыш! Кыш, негодные!» — Суманмохини не выдержала и рассмеялась, а вслед за нею и остальные рани.

Мриганаяни и Лакхи видели, что рани смеются, но почему — не знали.

«Это они надо мной, — решила Лакхи. — Я нарушила кастовые запреты и вышла замуж за гуджара. А муж мой, став шурином раджи, получил джагир. Только поэтому на мне сейчас золотые и серебряные украшения, а раньше я пасла скот и часто недоедала. Ещё недавно я пела грубые деревенские песни и расии, а сегодня слушаю ачарьей Виджаю и Байджу. Раньше…»

Оскорблённая Лакхи вспыхнула до ушей и повернулась к подруге. Лицо Мриганаяни тоже пылало.

Молодая рани по-прежнему смотрела в окно с ажурной решёткой, но уже ничего не видела и не слышала.

«Они издеваются надо мной! — думала Мриганаяни. — А я ведь соблюла все правила приличия, даже коснулась ног старшей махарани! Или Суманмохини красивей меня? А может, я надела не те украшения! Или оделась не так, как положено?»

Мриганаяни внимательно себя осмотрела. Из-под голубого сари чуть-чуть виднелась нога. Она казалась расцветшим посреди озера лотосом, на лепестках которого, отражая лучи утреннего солнца, сверкали росинки. Мриганаяни торопливо прикрыла ногу, украшенную браслетами с драгоценными камнями.

«Не над этими ли украшениями смеялись они? Сегодня же сниму их, оставлю только амулеты, а украшения надену лишь после того, как раджа разрешит Лакхи носить на ногах золотые браслеты. Я непременно добьюсь этого, и тогда рани поймут своё ничтожество!»

Тут пальцы Мриганаяни скользнули по серебряному хансули.

«Оно для меня дороже всех украшений! Ведь оно было на мне в тот день, когда я встретилась с раджей на охоте! Поверх хансули раджа надел мне на шею своё ожерелье, а потом ласково взял за руку и стал говорить нежные слова, которые встречаются только в поэмах!»

Мриганаяни посмотрела вниз. Ман Сингх с наслаждением внимал пенью и звукам вины.

«Вот он, мой раджа! Мой Ман Сингх!»

Мриганаяни украдкой взглянула на рани и, увидев, что они продолжают смеяться, плотно сжала губы.

«Погоди, Суманмохини! Хоть ты и старшая махарани, но ты ничем не лучше деревенской бабы! Вот я, например, из деревни! А разве можно тебя со мной сравнить? Смейся же, махарани, смейся! Настанет время, когда и я смогу потешиться над тобой… А может быть, мне всё это кажется? Может быть, она заметила что-нибудь забавное в зале? Но почему тогда рани всё время смотрят в мою сторону? Нет, что-то здесь не так?»

— Замечательно! Бесподобно! — донеслись снизу восхищённые возгласы Ман Сингха.

Мриганаяни посмотрела в зал. Байджу насмешливо улыбался. Лицо у Виджаи было возбуждено, глаза полны решимости. Он готов был принять вызов Байджу и не дать ему больше возможности снова восторжествовать над собой. Кала радовалась поражению Виджаи и с восхищением смотрела на своего учителя.

«Что там произошло? Интересно, уловила бы я, что именно в исполнении Байджу так понравилось Ман Сингху, если бы слушала внимательно? Может быть, раджа уже не впервые так шумно выражает свой восторг, а я ни разу Этого не заметила? Возможно, рани тоже радуются успеху Байджу? Хотя я что-то не слышала, чтобы они восторгались. Нет, они смеются совсем не поэтому. Ну и пусть. Не будь я Мриганаяни, если не научусь как следует разбираться в музыке и пении, сколько бы ни потребовалось на это времени. Тогда уж я посмеюсь над невежеством этих рани».

Байджу и во второй раз одержал верх и торжествующе взглянул на своего соперника. Виджая был огорчён. Кала весело взглянула на Байджу, а Ман Сингх воскликнул:

— Чудесно! Чудесно!

Одна Мриганаяни так ничего и не поняла. Повернувшись к рани, она увидела, что на этот раз они сидят молча.

«Сомнений больше нет! Они смеялись надо мной. Других причин у них для этого не было».

Прошло ещё часа два, а может быть, и больше. Мриганаяни утомилась, однако продолжала внимательно слушать.

«Наверное, есть что-то необыкновенное в исполнении Байджу и Виджаи, иначе раджа не стал бы так восторгаться. Я не должна пропускать ни единого звука! Кто знает, может, когда-нибудь я спою и сыграю не хуже, чем они!»

Суманмохини уснула, положив голову на плечо сидевшей рядом с ней рани. Та тоже с удовольствием бы вздремнула, но старшая рани так навалилась на неё, что ей волей-неволей приходилось бодрствовать. С трудом поднимая отяжелевшие веки, она с завистью поглядывала на остальных рани, которые сладко похрапывали.

Мриганаяни толкнула подругу и сказала нарочито громко:

— Право же, это замечательно!

Лакхи устало посмотрела вниз.

— Какое тонкое исполнение! Словно ручей струится! Трудно даже сказать, кто из них лучше! Только козы да овцы могут спать во время такого состязания! — Мриганаяни выразительно посмотрела на Суманмохини и других рани.

Лакхи засмеялась.

— Быстро стала ты разбираться в музыке, а я вот не улавливаю тонкостей, хотя слушать мне очень приятно. Ну ничего, буду упражняться и тоже стану понимать.

Суманмохини не проснулась, но рани, на чьём плече покоилась её голова, была задета за живое словами Мриганаяни.

Между тем Виджая, раздосадованный тем, что Байджу одерживает над ним победу за победой, отложил вину в сторону.

— Теперь я спою, а Байджу пусть сыграет! — заявил он.

— Хорошо! — согласился Ман Сингх. — Сейчас самое время приступить к бихагу[179]!

— Ну что ж, пусть споёт, раз ему так хочется, но только с одним условием, — сказал Байджу.

— С каким же? — поинтересовался раджа.

— Если я и сейчас одержу верх над ним, то заберу себе его вину. Правда, она сгнила вся, но для меня это не имеет особого значения: всё равно я разобью её на куски!

«В своём ли он уме? — подумала Мриганаяни. — Разве можно такое говорить?»

Рани, на плече у которой так удобно устроилась Суманмохини, устала и сделала резкое движение. С ноги соскочил золотой браслет и покатился прямо к Мриганаяни.

— Сейчас начнётся интересный поединок! — сказала младшая рани Суманмохини.

«Уж не собирается ли Мриганаяни драться с кем-нибудь!» — подумала старшая рани и, протерев глаза, взглянула на Мриганаяни. Но та, как и прежде, внимательно смотрела в зал. Суманмохини была разочарована.

— Что случилось? — спросила она младшую рани и. узнав об условии, которое выставил Байджу, сладко зевнула: — Кажется, я вздремнула немного. Пожалуй, хватит спать.

«Нечего сказать, немного! — подумала младшая рани. — У меня даже плечо онемело!»

Состязание между тем продолжалось. Не прошло и получаса, как всем стало ясно, что Байджу снова выйдет победителем.

«Пора кончать, не то они ещё, чего доброго, всерьёз поссорятся!» — подумал Ман Сингх и обратился к Байджу и Виджае:

— Достаточно! Остановитесь!

Виджая умолк. Пакхаваджи отложил пакхавадж, Кала — танпуру. Но Байджу играл и играл, позабыв обо всём на свете.

Мриганаяни заметила, что старшая рани проснулась, и сказала нарочито громко:

— Какой голос! Что за мелодия! С каким самозабвением играет ачарья! Вот это искусство, вот это художник!