Как только стало смеркаться, наты сложили щепки и хворост в кучу, такую высокую, словно собирались разжечь костёр по случаю праздника холи.
Лакхи отвела Атала в сторону.
— Надо идти! — сказала она.
— И идти опасно, и оставаться страшно, не знаешь, что и делать, — ответил Атал. — Ты уверена, что в Мэнди нас не будут преследовать?
— Чему быть, того не миновать. Только не бойся. Если женщина решила броситься в глубокий колодец или в погребальный костёр, она ни о чём больше не думает. А ты мужчина. Ты должен быть готовым ко всему, что бы ни случилось.
— А что может случиться?
— Мало ли что! Ведь через несколько часов мы уже будем на стене. Испугаешься — и сорвёшься с верёвки.
— Не беспокойся. Я не из трусливых.
— Тогда решайся. Что ни случается — всё к лучшему. Сейчас, ради своего же счастья, надо быть храбрым.
— Кто знает, что ждёт нас после того, как мы спустимся со стены. Но оставаться здесь нельзя. Рано или поздно всё откроется. Узнают, кем довожусь я радже и кто ты. Станут насмехаться над нами, преследовать. А на чужбине как-то легче будет.
— Скоро само собой всё решится. Наберись терпения.
— А может, пусть наты уходят, а мы с тобой останемся?
— Они уже передумали. Говорят, что не уйдут без нас. А зачем нам оставаться? Ничего хорошего из этого не получится. Иди же к натам, поговори с ними, а я напеку лепёшек и увяжу вещи.
Атал ушёл.
Когда совсем стемнело, наты разожгли костёр. Ветра не было. Столб дыма взвился ввысь. Потом огонь вспыхнул ярким пламенем, и языки его, прорезав дым, лизнули небо. Стало светло, как днём. Люди грелись у костра. Но прошло совсем немного времени, и пламя потускнело, потому что костёр был сложен из сухих веток и щепок. Очень скоро от него остались маленькие синие язычки огня, зола да редкие угли. Толпа постепенно расходилась.
Часа через три на месте костра лежала небольшая кучка пепла.
К полуночи всё стихло. Только время от времени на улицах и башнях раздавались голоса дозорных.
Нарварцы считали, что враг может проникнуть в город лишь через ворота, — высокую стену, вдоль которой тянулся глубокий ров, ему не одолеть.
Под покровом темноты несколько натов приставили к стене лестницу, сделанную из бамбуковых шестов и верёвок, и подняли наверх все вещи, которые решили взять с собой. Потом на стену один за другим взобрались остальные наты и Атал с Лакхи. «Раненый» Пота чувствовал себя прекрасно, да и как могло быть иначе: ведь от его царапины не осталось и следа.
Один конец верёвки привязали к зубцу, на другом сделали петлю. Напротив стены, по ту сторону рва, росло большое дерево. Туда и бросили верёвку, зацепив её за сук, а потом изо всех сил дёрнули, чтобы затянуть петлю.
Старшая натини сказала шёпотом:
— Первой спущусь я. Потом очередь Поты.
— А нельзя сразу по двое? — спросил Атал.
— Нет. Верёвка тонкая, — ответила Лакхи.
— Правильно, — подтвердила Пилли. — После Поты пусть пойдёт Лакхи. Потом все остальные, и уже последними мы с Аталом. Я помогу ему. Мы легче, верёвка нас выдержит.
— Я сама помогу ему, — решительно заявила Лакхи. — Мы с Пилли и Аталом пойдём последними.
Все согласились.
Старшая натини начала спускаться. Затаив дыхание, наты вглядывались в темноту. Наконец верёвка дёрнулась: это натини подала условный знак.
Так, по очереди, один за другим спустились все наты. Остались только Пилли, Лакхи и Атал.
— Теперь твоя очередь, Лакхи, — сказала Пилли.
— Не моя, а твоя, — возразила девушка.
— Ладно, пусть будет по-твоему, — согласилась Пилли. — Следом за мной спускайся ты, а Атал уже потом.
— Об Атале не беспокойся! — произнесла Лакхи, но так тихо, что Пилли не расслышала её слов.
— Помни, всё будет так, как я говорила! — сказала Пилли, берясь за верёвку.
— Я всё помню, — ответила Лакхи.
Когда Пилли была надо рвом, Лакхи выхватила из-за пояса нож.
— Что ты делаешь?! — подскочил Атал к Лакхи.
— Назад! — тихо, но резко произнесла девушка.
И, перегнувшись через стену, с силой метнула пояс.
Верёвка лопнула, и Пилли с криком полетела в ров.
Какое-то время оттуда доносились протяжные стоны, затем всё стихло.
— Что ты наделала? — испуганно спросил Атал.
— Ведьма! Хотела упрятать меня в гарем султана! Пусть теперь возьмёт половину Нарварского княжества! — Голос Лакхи дрожал.
— О чём ты? — Атал в недоумении смотрел на девушку.
На ближайшей башне услышали шум. Дозорные подняли тревогу и зажгли факелы.
— Спускайся быстрее, потом расскажу. Теперь мы можем смело и с гордо поднятой головой встретить всё, чтобы ни ожидало нас, — сказала Лакхи.
Атал и Лакхи спустились со стены. Их окружили воины.
— Кто вы? Что вы здесь делаете?
— Враг у самой стены! Бейте тревогу! Тюрки вот-вот пойдут на штурм! — произнесла Лакхи повелительным тоном.
Затрубили рожки, загремели барабаны. Город проснулся, зашумел. Войско в крепости приготовилось отразить нападение врага. Заняли свои места и защитники города.
— Почему они не сразятся с врагом в поле? — спросила Лакхи, когда они пришли в комнату, отведённую для них в одной из башен.
— Что ты понимаешь в этом? Разве можно выступать из крепости в такую темноту? К тому же куда сподручней бить врага из-за крепостных стен.
Лакхи не была согласна с Аталом, однако промолчала.
Шум в городе не смолкал до самого утра. Никто не спал. И Лакхи с Аталом тоже не сомкнули глаз.
Мучимый любопытством, Атал наконец спросил Лакхи:
— Расскажи, что же в конце концов произошло? Почему ты перерезала верёвку?
— Ты не забыл клятвы, которую дал мне тогда в деревне?
— Конечно, нет! И никогда не забуду!
— А они вот — эта ведьма Пилли и злые духи, что были с нею, — решили разлучить нас! Для того они и раскинули свои сети. Пилли хотела сделать тебя своим мужем, а меня продать султану! — Лакхи заплакала. А немного успокоившись, рассказала Аталу всё, как было.
37
Утром нарварцы обнаружили приставленную к стене лестницу, обрывок верёвки и мёртвую девушку во рву. Вскоре все узнали, что наты оказались лазутчиками султана и хотели впустить тюрок в крепость.
На Лакхи смотрели с уважением. Ещё бы, она спасла город! Однако нашлись женщины, которые осудили её.
— Какая жестокая! Ей ничего не стоило убить человека! Тем временем в лагере султана готовились к штурму. Разбить ворота и овладеть городом должен был субедар Чандери, а Гияс-уд-дин собирался идти на Гвалиор.
Когда Матру доложил султану о постигшей натов неудаче, гот вскипел.
— Ослы! Я так и знал, что ничего у них не получится!
— Повелитель, наты говорят, что кто-то перерезал верёвку, — робко произнёс Матру.
— Врут! — резко прервал его Гияс-уд-дин. — Кто мог сделать это? Не Лакхи же? Ведь она согласилась стать моей. Стража тоже ни при чём. Просто эти болваны взяли гнилую верёвку, а теперь ищут виновного! Мерзавцы! Гони их из лагеря!
Матру послушно склонил голову.
— Ступай передай рану Радж Сингху мой приказ: взять северные ворота. Остальным я лично дам приказания.
— Слушаюсь, повелитель!
— Сегодня я не выступлю в поход на Гвалиор: возможно, я понадоблюсь здесь. Передай мой приказ: войску быть наготове.
Матру ушёл.
У Радж Сингха было немного воинов, но всё же он рискнул разбить свой собственный лагерь. Но успел Матру огласить приказ султана, как раджпуты стали рваться в бой.
— Вир Сингх Дев Томар силон овладел Парваром — исконным владением ваших отцов, — напомнил Радж Сингху бхат. — Сто лет минуло с той поры, но на сердце у нас тяжело, словно это случилось только вчера! Отомстите за предков, верните Нарвар! Он должен принадлежать качхвахам, а не томарам!
— Томары долго будут помнить меня! — заверил бхата Радж Сингх.
— Вы должны либо водрузить над крепостью своё знамя, либо сложить голову и отправиться к предкам, — подстрекал бхат Радж Сингха.