«Река перестала течь, дело остановилось», — подумала про себя Пилли. Потом заметила:

— Если ты наденешь красивую юбку и набросишь на плечи нарядную накидку, из-под которой будут сверкать эти украшения, подумают, что ты рани или бегам[167]. Вся знать в Мэнди так и ахнет от изумления!

Пилли хихикнула. Но Лакхи не обиделась. Она уже успела понять, что у Пилли мелкая, ничтожная душа. И представила себе картину, нарисованную Пилли, совсем по-иному:

«Из-под такой накидки будет просвечивать тело, и люди решат, что я тоже натини или берини!»

И всё же думать о том, как она покорит всех своей красотой, было приятно.

«А если эти драгоценности надеть под мою грубую накидку? — продолжала размышлять Лакхи. — Всё равно женщины умрут от зависти, а мужчины будут на меня заглядываться».

Но тут она вспомнила про Атала.

— Нет, я буду одеваться так, как одеваются у нас в деревне, — решительно сказала Лакхи.

Тут Пилли подзадорила её:

— Ты думаешь, Нинни теперь ходит в такой же одежде, как раньше? Да и ты, если б уехала с ней, носила бы дорогие наряды.

Лакхи с горечью вспомнила, что сказала крестьянка из их деревни.

«Будешь подставлять Нинни руку, чтобы она сплёвывала тебе в ладонь. Будешь у раджи…» Лакхи даже мысленно боялась повторить эти слова.

— А мне и так хорошо, — заявила она Пилли. — Прежде всего надо решить, оставаться здесь или, как ты советуешь, идти в Мэнди.

— А чего решать? Конечно, надо идти в Мэнди! Мэнди — богатый город. А здесь что?

— Здесь гор и лесов даже больше, чем у нас, в Рад. Говорят, и слоны водятся в лесах!

— Это верно, водятся. И всё же в Мэнди лучше! И потом, оставаться в Магрони вам небезопасно. Здесь наверняка можно встретить людей твоей касты и касты Атала. Как бы они не узнали…

«Ну и пусть узнают, я не боюсь!» — подумала Лакхи и спросила Пилли:

— А в Мэнди тоже есть люди из наших каст?

— Может, есть, а может, нет, не знаю, — ответила Пилли. — Но султан там могуч. Глазам своим не поверишь, когда увидишь его!

— Мне хочется посмотреть все представления в Мэнди.

— О! У тебя глаза разбегутся! Там и бой слонов, и борьба, — даже женщины борются! Музыка, пение, танцы, пляска медведей, да и мало ли ещё чего!

— Бой слонов? А как же они бьются?

— Ну, дерутся между собой, трубят, а вожатые сидят у слонов на шее и натравливают одного на другого. Султан же в это время восседает на огромном слоне и следит за боем. Народ так и ахает от восторга.

— Как интересно! Непременно посмотрю!

— Когда ты в сверкающих украшениях и ярких шёлковых нарядах придёшь смотреть представление, женщины сгорят от зависти. «Бог ты мой! Откуда взялась эта красавица?» — скажут они.

— Женщины всегда завидуют чужим украшениям и нарядам!

Лакхи болтала, весело смеялась, а в мечтах рисовала себе бой слонов.

Пилли решила, что наступил подходящий момент, и начала действовать.

— Примерь эти украшения. Они очень пойдут тебе! Ты станешь прекрасной, как цветок! А не понравятся — вернёшь! И знай: украшения эти не поддельные, — настоящие! Им цены нет!

И Пилли снова протянула Лакхи драгоценности. Лакхи надела их, и глаза её засияли.

— Возьми ещё шёлковую юбку и накидку. Только примеришь, и всё, — предложила Пилли.

«А почему бы и вправду не примерить! Посмотрю, как я буду в них выглядеть», — подумала Лакхи.

Пилли убежала и вернулась с юбкой и накидкой. Лакхи тотчас надела их.

«Неправда, никто не назовёт меня натини! Да и откуда могут быть у натини такие украшения? И женщины и мужчины забудут про бой слонов и станут любоваться мною. А я буду сидеть как ни в чём не бывало».

Пилли, танцуя, обошла вокруг Лакхи и сказала восхищённо:

— Рани! Настоящая махарани! Ну кто скажет, что ты простая крестьянка? Конечно, каждый должен знать своё место, но если посчастливилось достать такие украшения и наряды, то почему бы не носить их?

«Надо снять», — подумала Лакхи. Но ей так не хотелось расставаться со всем этим великолепием! Так не хотелось, чтобы красота её померкла! И она спросила:

— А что, у многих женщин в Мэнди есть такие украшения и наряды?

— Что ты! Там всё больше крестьяне, мастеровые. Они ходят в грубых одеждах, блеклых и неприметных. Есть в княжестве ещё сетхи и сардары, но и у них не найдётся ничего подобного. Придёшь на бой слонов, султан сразу заприметит тебя и глаз не оторвёт.

— Может быть…

— Не может быть, а точно. Он спустится со слона, подойдёт к тебе и спросит, откуда ты, из каких краёв.

Пилли снова хихикнула. Лакхи тоже улыбнулась. Она не могла отвести взгляда от сверкающих украшений, словно хотела впитать в себя их блеск.

Пилли решила, что пора приступать к главному.

— Султан рассудка лишится, когда увидит тебя вблизи!

— Почему?

— О, да ты даже не знаешь, как ты сейчас красива. Только мужчина способен это оценить!

— И не стыдно тебе, Пилли!

— Поверь, султан осыплет тебя золотом и жемчугом! И тогда красота твоя засияет ещё ярче! Он станет целовать тебе руки и умолять, чтобы ты пошла с ним во дворец! И ты станешь рани! Будешь распоряжаться всем! А Атал займёт при султане пост министра. Тогда уж не забудь и про нас, бедняков.

— Хватит тебе, Пилли!

— О моя рани, я говорю истинную правду! Ты станешь махарани султана Мальвы. По его велению, тебе будут доставлять воду для питья из самой Нармады[168]! Не бойся — султан не заставит тебя принять мусульманство. А когда он отправится на охоту, то посадит тебя рядом с собой, на своего слона. Он как раб будет выполнять любую твою прихоть. Иди в Мэнди, Лакхи! Ровно через два дня слова мои сбудутся! Можешь убить меня, если я соврала!

У Лакхи закружилась голова. Деревня Раи, река Санк, горы, леса, охота, Нинни, Ман Сингх, бой слонов — всё вдруг спуталось и поплыло перед глазами. Блестящие украшения и пёстрые наряды ослепили девушку. Воспоминания, как сухие листья, поднятые ветром, закружились в вихре. На какое-то мгновение перед мысленным взором Лакхи возникли образы Атала, Нинни, Ман Сингха, но тут она снова взглянула на украшения, и снова их блеск затмил всё.

«Дело, кажется, сделано», — решила Пилли и осторожно проговорила:

— Но всё это между нами. Никому не рассказывай. А как только представится случай, действуй.

Воспоминания отошли куда-то далеко-далеко. Но Лакхи не произнесла ни слова.

— О рани, — продолжала Пилли, — тебе ни о чём не придётся беспокоиться. И на бой слонов можешь не ходить. Как только султан узнает, что такую жемчужину, как ты, прячут в жалкой хижине, он тотчас придёт к тебе сам, просительно сложив руки. Ты поедешь с ним на его слоне во дворец. Он прижмёт тебя к груди и день и ночь будет благословлять судьбу, которая послала ему такую красавицу.

Лакхи словно громом поразило. Она начала кое о чём догадываться.

— Откуда эти украшения и наряды? — спросила Лакхи. — Уж не султан ли дал их тебе?

— Если бы это было так! Но, видно, не судьба мне. Я могу лишь рассчитывать на милость таких, как ты. Но ты не бойся, наряды не краденые. В этом я могу поклясться чем угодно.

— Откуда же они?

Пилли посмотрела на Лакхи, пытаясь угадать, какие чувства обуревают девушку, и сказала:

— Хорошо, я отвечу тебе. Но прежде положи мне на голову руку и поклянись, что будешь молчать.

— Клянусь.

— Огонь и аромат не спрячешь. Слава о твоей красоте разнеслась далеко вокруг. И вот султан прислал тебе подарок.

— С кем?

— Один нат привёз его.

«А может, один из воинов, которых мы убили?» — промелькнуло в мыслях у Лакхи, но она ничего не сказала.

«Стрела попала в цель», — решила Пилли и после короткого молчания продолжала:

— Больше ни о чём не спрашивай. Когда султан, обняв тебя, расскажет, как ждал он этой встречи, ты всё узнаешь. Он и о Нинни прослышал. Наверное, не хотел разлучать подруг. Но теперь ты одна будешь править княжеством.