Торремолинос — модный морской курорт на Коста дель Соль без памятников старины, без утомительной навязчивости истории. Когда-то, вероятно, это была просто рыбацкая деревушка — свидетельство чему дома в старом районе, низкие и совсем убогие рядом с огромными белыми башнями современных отелей, в эти дни переполненных, несмотря на конец сезона. Мисс Гибсон никак не может смириться с тем, что ее группа живет не в том отеле, где Асман, и утешает себя лишь мыслью, что обе гостиницы в проспекте отмечены одинаковым количеством звездочек. Зато Гарриет ожесточенно сражается с администрацией, и ей удается наконец получить комнаты для себя и Ингрид, Яльмара и испанцев на том же этаже, где и апартаменты дирижера.

— Зачем тебе это понадобилось? — удивляется Ингрид. — Нас же интересует полька.

Гарриет косится на Яльмара и испанцев — не слышат ли, и понижает голос:

— Ты слишком глупа, чтобы понять. Нас интересует полька, а значит, и Асман.

— Не понимаю, — пожимает плечами Ингрид.

— Я же говорю, для этого ты слишком глупа.

Они остановились возле портье, за ночь прекрасно выспавшиеся в этом поистине великолепном отеле, у них сумки с пляжными принадлежностями и полотенца через плечо, но Гарриет словно чего-то ждет, а потом внезапно принимает решение идти не на пляж, который начинается прямо у отеля, а искупаться в бассейне, который манит изумрудной водой сразу за дверьми холла.

— Поплаваем сначала здесь, — говорит Гарриет, расстегивая пуговицы на юбке. Вроде бы худая в платье, без него она буквально изумляет испанцев приятными округлостями.

— Ну, чего уставились? — фыркает она и подталкивает вперед Ингрид. — Раздевайся, пусть и на тебя потаращатся.

Вода в бассейне не слишком теплая, вероятно, ночью ее меняли, зато купание приятно освежает. Лишь Яльмар трясется от холода, выжимая воду из бороды.

— Стоило ехать в такую даль, чтобы в этом бассейне околевать от холода.

Карлос пытается держаться мужественно и делает вид, что температура воды его вполне устраивает, ныряет раз за разом, но все-таки не выдерживает:

— Море наверняка теплее.

— Сейчас я вас согрею — закажу по стаканчику грога, — кричит Гарриет и, мокрая, босиком, можно сказать — голая в своем едва различимом бикини, направляется в бар, откуда и впрямь вскоре выходит кельнер с двумя стаканами дымящегося грога на подносе.

Юноши прикидываются оскорбленными, особенно Карлос, который не спешит брать стакан, зато Мануэль не заставляет себя долго упрашивать и пьет грог, мурлыча от удовольствия.

— Спасибо, Гарриет! Тебя осенила блестящая идея!

— Послушай, — говорит вышедшая из воды Ингрид и присаживается рядом на край бассейна, — мальчики, конечно, просто прелесть, как овечки, только мне это уже надоело. Не затем я ехала на Средиземное море, чтобы плескаться в бассейне. Долго мы еще будем здесь торчать?

— Думаю, он вот-вот появится.

— Это же бессмысленно.

— Я обещала тетке и слово свое сдержу.

— Да какое он имеет к этому отношение? Только время зря теряем…

— Не теряем, во всяком случае, я не теряю. И должна тебе в третий раз сказать: ты слишком глупа, чтобы меня понять.

Ингрид наконец обижается.

— Ну спасибо, — бурчит она, надувшись.

Однако Асман действительно вскоре появляется в дверях холла. Он в цветном купальном халате и полотняной шапочке с козырьком. Гарриет вскакивает и преграждает ему дорогу:

— Добрый день! А мы все здесь вас ждем.

Асман оглядывается с откровенной надеждой.

— Все?..

— Вся наша пятерка. Вы себе не представляете, какая прекрасная вода в бассейне!

— Я собрался на пляж.

— У вас там свидание?

— Да нет, не свидание. На пляже все встречаются.

— Пляж длинный, и там порядком находишься, пока найдешь знакомого.

— Хорошо, для начала выкупаюсь здесь. — Асман садится в ближайший шезлонг, но не торопится снять халат и предстать перед молодежью в плавках.

Странно, думает он, пока была жива Гейл, он никогда не задумывался над тем, как выглядит со стороны. Они старели вместе — правда, слово «старели», быть может, тут и не вполне уместно — их даже радовал каждый сходный знак уходящего времени. «Я уже не могу, как прежде, бегать по корту», — говорил Асман. «И я тоже», — спешила откликнуться она. А теперь на него смотрят пять пар молодых безжалостных глаз, и, хотя у него нет повода стыдиться своего тела, смелости ему это не прибавляет.

— Ого-го! — с непритворным удивлением восклицает Гарриет.

В ее наглости, право же, есть что-то очаровательное, а он, очевидно, все-таки не зря долгими часами занимается изнурительной гимнастикой за дирижерским пультом!

Сделав вид, что не слышит ее восклицания, Асман прыгает в бассейн. Молодежь — за ним, и все (за исключением, может, Ингрид) в надежде его обогнать, а он сразу же начинает рассекать воду стремительным кролем. Если бы эти юнцы смогли его догнать, они увидели бы, что даже под водой он улыбается, довольный тем, что они отстают, раздосадованные и, более того — ведь все на глазах у девушек, — обескураженные.

…Когда вопреки запретам бабушки у него появились друзья вне дома, безразличные к его фортепьяно, он целыми днями стал пропадать с ними на Днестре. Они плавали много, разными стилями, в ледяной бурной реке, высшей степени мастерства удостаивался лишь тот, кто способен был проплыть между опорами старого, разрушенного еще в первую мировую войну моста, соединявшего раньше Залещики с Крещатиком. Новый мост, тот, который он перешел в сентябре тридцать девятого, построили значительно позже. Все двадцать межвоенных лет в Румынию ездили на лодках или поездом по железнодорожному мосту, восстановленному сразу после первой войны неподалеку от городского пляжа. Торчавшие под водой опоры старого моста представляли для купавшихся в этом месте большую опасность. Вода то и дело внезапно вскипала здесь пенными водоворотами и мгновенно затягивала неосмотрительных под остатки невидимых на поверхности железных и деревянных конструкций. Ежегодно тут обязательно кто-нибудь тонул, главным образом из числа приезжавших на отдых в пансионаты и незнакомых с рекой и недооценивавших подстерегавшей их опасности.

В последнее залещицкое лето он подружился с парнем, тот жил неподалеку от моста, и звали его Мечик. Плавал он лучше всех в городе, и если от разрушенного моста раздавался крик о помощи, бежали за Мечиком Шиманьским. Он-то и научил его держаться на воде, плавать не уставая и видеть в реке не врага, а друга, дарующего радость и отдых. Однажды они спасли двух мальчишек из Варшавы, не внявших со столичной самоуверенностью предостережениям местных жителей. Когда их вытащили на берег, Мечик со знанием дела выкачал воду, которой они вдоволь наглотались, и еще до того, как на своих чад набросилась уже воспрянувшая духом мать — в равной мере счастливая и испуганная, — хорошо им наподдал вроде бы от ее имени, справедливо оделив каждого увесистым подзатыльником.

Где они теперь, эти варшавские мальчишки и Мечик… Тогда, в сентябре, он не видел его ни на мосту, ни за мостом, на румынской стороне…

Гарриет выскочила из воды и, обежав бассейн, встретила Асмана с противоположной стороны, куда он подплыл первым.

— У вас есть основания улыбаться.

— Вспомнил молодость. Я рос на великолепной реке.

— Это заметно.

— Ну и дома у меня есть бассейн, в воде я отдыхаю.

— У нас в Швеции, особенно на севере, без дрожи можно купаться только в ванне.

— Не могу сказать, чтобы я здесь перегрелся! — Яльмар вынырнул, дрожа от холода, хотя и старался это скрыть. У него были сильные длинные ноги с большими ступнями, зато грудная клетка и плечи были узкие и хилые, как у готических скульптур. — Скажите, — обратился он к Асману, — какой в этом смысл? Ехать на юг, в такую даль, чтобы…

— Не трясись, — прервала его Гарриет, — все равно грога не получишь.

— Захочу, сам куплю.

— А как потом отчитаешься перед мамочкой?

— Ингрид! — вскипел Яльмар. — Ты слышишь? Гарриет становится совершенно невыносимой.