Родилась Станислава Флешарова-Мускат на юго-востоке Польши в небольшом городке Сеннове под Пшеворском нынешнего Пшемышльского воеводства 21 января 1919 года и стала, таким образом, почти ровесницей новой Польши, получившей в ноябре 1918 года свою государственную независимость. Невольно в этой связи приходит мысль, что и умерла она в переломные для ее родины дни, в те дни, когда в стране рухнул прежний, привычный ей строй, при котором она прожила всю свою сознательную и творческую жизнь. В этом, конечно же, нет никакой прямой зависимости — просто уж так угодно было случаю, но некую символичность усмотреть здесь можно, ибо всей своей жизнью, творчеством и гражданской позицией писательница решительно и недвусмысленно продемонстрировала сделанный ею выбор в пользу Народной Польши и всегда отличалась страстным, чуть ли не до физической боли ощутимым чувством любви именно к этой своей родине, горькую судьбу которой самоотреченно делила до последних дней жизни. Можно уверенно сказать, что чувство это составляет нравственную основу всех ее произведений и, пожалуй, наиболее пронзительно ощущается в романе «Мост над бурной рекой». Не случаен в нем такой диалог двух главных героев: «…мы — народ, одержимый патриотизмом, а несчастья нашей родины связывают нас с ней узами куда более прочными, чем другие народы — достаток и процветание их стран», на что собеседник не без боли и горечи отвечает: «Одержимость поляков любовью к родине — это, пожалуй, подсознательное чувство их вины перед ней. Кто же в самом деле, если не говорить о злополучном ее географическом положении, повинен во всех ее бедах…»

Литературное дарование писательницы проявилось рано. Во всяком случае, первые ее стихи были опубликованы еще в 1935 году, когда ей едва исполнилось шестнадцать лет. В 1936 году она стала студенткой факультета права и экономики Познанского университета, но завершить учебу ей, увы, не удалось: 1 сентября 1939 года фашистская Германия напала на Польшу — разразилась вторая мировая война, и будущая писательница разделила участь тысяч поляков, угнанных в Третий рейх на принудительные работы.

На родину она вернулась только после войны и поселилась в городе Сопоте, где прожила сорок пять лет. Здесь (в Гданьске и Гдыне, которые позже, слившись, стали вместе с Сопотом называться Труймястом) она работала в редакциях газет и журналов, долгие годы руководила Гданьской организацией Союза литераторов Польши, здесь написала практически все свои произведения. К Сопоту она питала какую-то удивительно трогательную и даже чуточку по-детски горделивую любовь. Когда приезжавшему к ней гостю она показывала городскую набережную, приморский парк, мол и причал, утопающие в зелени дома и улочки и главную — имени Героев Монте-Кассино — с пестрыми толпами туристов и курортников, в глазах ее, во всем ее облике читалось чувство глубокого удовлетворения, будто это она сама была причастна к созданию столь сказочно прекрасного уголка, и при виде ее в эти мгновения нельзя было сразу же не вспомнить впечатляющую сценку из романа «Мост над бурной рекой», когда одна из героинь, Сара Асман, отправляясь на воскресные прогулки по родному городу (правда, городу совсем другому и в совсем другое время), «непременно шла по самой середине улицы с горделиво поднятой головой, словно и ее заслуга была в том, что у людей здесь под ногами — гладкий асфальт, а не какой-нибудь булыжник». Это, конечно, всего лишь штрих в характере писательницы и, казалось бы, не так уж и существенный, но он позволяет полнее постичь отношение ее к жизни, особую, далеко не каждому присущую способность сознавать себя причастной ко всему окружающему миру: к людям, событиям, явлениям — и выражать это единение в своих произведениях. Именно оттого, вероятно, все они — ее романы, повести и рассказы — так достоверны, жизненны, злободневны и убедительны. Оттого, думается, и герои ее произведений так легко узнаваемы, а образ их мыслей, чувства и переживания читателю близки, находят в его душе отклик и ассоциируются с его собственными мыслями, чувствами и переживаниями, заставляя как бы со стороны взглянуть на себя, увидеть себя глазами другого человека, но человека дружелюбного, сочувствующего и сопереживающего.

В книгах Флешаровой-Мускат — а за сорок два года писательского труда ею написано около пятидесяти прозаических произведений, из которых только романов и повестей больше двадцати, — все до мелочей правдоподобно, все отражает конкретные реалии жизни, и потому творчество ее с полным основанием можно причислить к жанру бытописания, притом бытописания, по художественным своим особенностям и достоинствам тяготеющего к традициям реалистического направления классической польской прозы.

В литературу послевоенной Польши Флешарова-Мускат как писатель, замеченный и доброжелательно принятый самыми широкими кругами читающей публики, вошла на рубеже пятидесятых-шестидесятых годов. Это был период, когда в польской литературе — как в прозе, так и в поэзии — уже далеко позади остался Рубикон культурной революции, отдана была дань социалистическому реализму, и он к этому времени как метод познания и воспроизведения действительности стал в польской культуре вообще и в литературе в частности предметом нападок, острой критики и всяческого остракизма. Тем не менее и в тот период, невзирая ни на что, ведущие польские писатели: Ивашкевич, Путрамент, Чешко, Братный, Махеек, Жукровский, Кусьневич, Голуй, — «а также десятки других старых, молодых и совсем молодых прозаиков и поэтов продолжали творить, не играя ни в терминологию и уточнение новых моделей, ни в литературные школы, а просто писали в меру своих убеждений и творческих замыслов»[10]. Именно к числу таких прозаиков, «писавших в меру своих убеждений и творческих замыслов», относится Флешарова-Мускат.

После первой увидевшей свет в 1947 году исторической повести «Сон о морском могуществе» в 1957—1968 гг. издается ее трилогия «Позвольте нам кричать», «Пауза в жизни» и «Визит», отразившая горький опыт мрачных лет принудительных работ в Германии. В 1974—1977 годах в издательстве Министерства национальной обороны Польши выходит вторая трилогия — «Так держать!» («Ветер с материка», «Берег» и «Непокорные, бесстрашные») — из жизни моряков, которую Флешарова-Мускат до тонкостей изучила, работая в редакции газеты «Дзенник Балтыцкий», и к которой вообще питала некоторую слабость. В период между трилогиями она издала ряд повестей: «Миллионеры» (1960), «Четыре мужчины на опушке леса» (1963), «Залив поющих трав» и другие. Две увлекательные и поучительные книги написала она для юношества. Из-под ее пера вышло также множество популярных радиопьес и постановок, одна из которых, «Отец», поставленная режиссером Рыжковым, была передана в июле 1973 года по Центральному телевидению СССР с А. Н. Грибовым в главной роли.

В последние годы вышли ее романы «Под одной крышей, под одним небом» (1988), «Страсти и умиротворение» (1987), «Пример для капитана» (1986), а также сборник повестей и рассказов «Черная коса».

Известный польский писатель и критик Казимеж Козневский, отмечая феномен популярности произведений Флешаровой-Мускат, в статье «Оптимизм» («Трибуна люду», 1989, № 146) писал: «У Флешаровой-Мускат огромные массы — именно массы! — читателей, хотя ни в одном ее романе нет ни политических скандалов, ни пикантных историй… ни порнографии. Абсолютно ничего из такого свойства! Правда, одна из первых ее повестей, снискавшая писательнице огромную известность, хотя и называлась по тем временам — 1960 год — несколько фривольно: «Лето нагих девушек», но с «порно» не имела ничего общего. Это — повесть о весьма тонко подмеченных и представленных на всеобщее суждение переменах в нравах поляков послевоенных поколений. Повесть чрезвычайно злободневная».

Но нельзя все-таки не отметить, что кое-кто — в кругах литературных и особенно окололитературных — приверженный к иному, чем Флешарова-Мускат, мировоззрению, к другой манере письма или иным идейным установкам и лишь на словах декларирующий свободу в литературе мнений и мыслей, а то и просто склонный к эстетическому снобизму и высокомерно причисляющий бытовую прозу к жанру второсортному, пытается объяснить устойчивый успех ее произведений не их художественными достоинствами и литературным даром писательницы, а невзыскательным, дескать, вкусом так называемого «массового читателя». При этом лукаво не замечается якобы подмена общепринятого понятия «массовая литература» совершенно неправомерным — «массовый читатель». Ибо для кого же, как не для «массового читателя», и создается художественная литература, та литература, какая, собственно, и вправе называться подлинной, лишь когда она находит понимание и признание у самых широких слоев читающей публики, то бишь у «массового читателя». Впрочем, такого рода прием в критике, конечно, не нов и порой используется применительно к разным жанрам литературы — детективу, фантастике и другим наиболее популярным в читательской среде — с очевидной вполне целью: так или иначе принизить их и попытаться таким образом куда как меньшую популярность литературы иного толка оправдать ее предназначенностью якобы лишь для читателя «избранного». Хотя на самом деле такого рода «элитарная» литература, метко кем-то названная с известной долей иронии «высоколобой» и «нетленной», на поверку нередко оказывается лишь недостаточно основательной претензией.