— Невыносимой! — охотно соглашается Ингрид. — Она и ко мне все время цепляется. Вбила себе что-то в голову, чего-то боится, вот и бесится.

— О чем речь? — осведомился Асман, протягивая руку за своим халатом.

— Не слушайте болтовни этой идиотки.

— Яльмар! — взвизгнула Ингрид. — Ты слышишь, как она меня обозвала?

— А ты не будь идиоткой, я и не стану тебя обзывать.

— Кончится тем, что я всерьез обижусь и поеду в Гранаду одна.

— Сделай одолжение!

— И Яльмара заберу!

— Если он позволит себя забрать. Яльмар, ты как?

— Да я… — осторожно начал Яльмар, но тут ему пришло в голову, что на этих разногласиях можно кое-что выгадать. — А и в самом деле, Гарриет… в последнее время ты стала невыносима и если не пообещаешь…

— Ничего я не стану вам обещать. Поцелуйте меня в нос!

— Я — охотно, — рассмеялся Яльмар.

— Ненавижу! — выкрикнула Ингрид.

— Не ссорьтесь! — Асман привлек всех трех к себе, так что они слегка стукнулись мокрыми головами.

— Да мы вовсе и не ссоримся, — притворно улыбнулась Гарриет.

Испанцы, потерпев поражение в заплыве, попытались изобразить, будто вовсе и не принимали вызова, а потому переплыли бассейн в обратном направлении, выбрались из воды с противоположной стороны и теперь бежали к ним, растирая плечи и грудь.

— А вообще это свинство! — издали кричит Карлос, в котором уже сейчас, хотя он пока лишь студент юридического, начинает проявляться вздорность мелкого адвокатишки. — Я пожалуюсь дирекции отеля. Почему вода такая холодная?

Мануэль, не желая показать, что тоже замерз, улыбается посиневшими губами:

— Не преувеличивай.

— А ты не строй из себя героя.

— Я и не строю!

— Ну вот, теперь вы начинаете ссориться! — Асман повторяет свой прием примирения и тоже легонько стукает юношей головами. Ему вдруг в самом деле становится хорошо в этой компании, где все ему, в сущности, безразличны, и он чуть ли не со страхом замечает предупреждающий жест Ингрид — к ним направляется группа американок во главе с мисс Гибсон в шортах и в чем-то похожем на блузку.

— Теперь все в сборе! — восклицает Ингрид, с ехидным торжеством поглядывая на Гарриет, но та как ни в чем не бывало приветствует всех радостной улыбкой, хотя сразу замечает среди женщин Доминику и видит, как Асман направляется к ней навстречу.

Доминика не в духе, и Асман безошибочно угадывает причину.

— А где Лукаш?

— Радио слушает! Поднялся чуть свет и, не иначе, вытащил из постели Гомеса, чтобы открыть автобус, заскочил наскоро позавтракать, а теперь опять сидит в машине.

— В Польше случилось что-нибудь новое?

— В Польше теперь все время что-нибудь случается. Утром передавали о забастовках, охвативших многие воеводства: Белостоцкое, Скерневицкое, Серадское, Хелмское, Замойское, Бельскоподляское и Зеленогурское — не мало?

— Я не знаю размеров ваших воеводств.

— Все они, вместе взятые, надо думать, меньше любого из ваших штатов, но с нас хватит и того, даже если только в них одновременно прекратят работу.

— Для этого есть поводы?..

— Не знаю, может, есть, а может, и нет… Но стоит произойти взрыву в одном месте, как в других они возникают по цепной реакции. Впрочем, я в этом плохо разбираюсь. Мне как-то никогда не хотелось стать подрывником общества.

— А разве… есть такая специальность?

— Ах нет! — смеется Доминика. — Хотя кто знает… Возможно…

Она смеется, Асман силится понять, почему Доминика становится серьезной.

— Плюс ко всему нашу несчастную страну беспрерывно заливают дожди. Не собрано еще зерно, гниет картофель, не скошены травы… Сплошные катаклизмы, даже вроде бы небольшой ураган и то где-то приключился…

«Ах, как все было бы просто, — думает Асман. — Слишком просто, до обидного просто! Ей все смертельно надоело: нищета, вечные заботы, серая жизнь, и первая протянутая рука покажется ей спасительной…»

— Вы уже купались? — как раз в нужный момент звучит вопрос мисс Гибсон, и Асман почти благодарен ей за это.

— Да. Прекрасная вода!

Гарриет, Ингрид, Яльмар, Мануэль и особенно Карлос — он еще не отогрелся — с любопытством наблюдают, как мисс Гибсон готовится к прыжку в ледяную воду и как, проплыв всего несколько метров, поворачивает и поспешно выбирается из бассейна.

— Нет, нет, нет! — останавливает она своих женщин, снимающих шорты. — Вода здесь слишком холодная: как-никак, мы приехали из Калифорнии.

— Простите, шутка была неудачной, — с улыбкой извиняется Асман, а испанцы и шведы от души наслаждаются этой сценой.

— Вам, мужчине, такая вода, может, и нравится…

Доминика снимает свое платьице с бантиками.

— Я не мужчина, но все же попробую…

— О нет! — возражает мисс Гибсон, и Доминика понимает — это приказ.

«Никакой она не генерал, — мелькает у нее мысль, — а самый настоящий ротный командир, да к тому же у штрафников».

— Нам в группе не нужна ангина, а тем более воспаление легких. Все женщины могут заразиться.

— Но вы-то купались, — решается возразить Доминика.

Мисс Гибсон делает страдальческое лицо.

— Я обязана проверить температуру воды, прежде чем рекомендовать всем купаться.

— Ах вы наша маленькая героиня! — умиляются дамы.

— Идем на пляж! — командует мисс Гибсон.

Все направляются за ней. Гарриет на какое-то мгновение испытывает потребность взбунтоваться — нелегко отдавать власть, а Сибилл Гибсон ее явно перехватывает. Но поскольку Ингрид и юноши присоединились к группе, бессмысленное упорство явилось бы лишь признанием своего поражения, и поэтому Гарриет, у которой сейчас мог бы поучиться не один политик, догоняет мисс Гибсон и как бы невзначай бросает:

— Я сразу сказала, что море наверняка теплее.

Пляж в Торремолиносе — рассыпавшаяся и перемолотая в песок Вавилонская башня. Со всех сторон — разноязыкий говор, оклики, и если какой-либо язык превалирует, то скорее немецкий, а не испанский. Пришедший с дамами Хуан берет напрокат шезлонги и пляжные кресла.

— Кто хочет покататься на водном велосипеде?

— Я, — отзывается миссис Стирз, владелица дома в Беверли-Хиллз, о чем Хуан, как видно, не забывает, поскольку внимателен к ней, как ни к кому другому.

— Но одну я вас не пущу, — говорит он, и в тоне его звучат интимные нотки.

«Надеется, что баба пригласит его провести отпуск в Калифорнии, — думает Доминика. — В этом наихудшем из миров значение имеют только доллары, даже в постели. Особенно в постели!» — поправляет она себя и задумчиво смотрит на море, не видя ни моря, ни золотого песка, ни волн, пенным веером набегающих на пляж. Женщины, материально не обеспеченные, стареют быстрее, чем богатые, и проявляется это отнюдь не во внешнем их облике, а в форме отношения к ним. Вот когда она начнет стариться, то сразу и необратимо превратится в старуху. А миссис Стирз со своими владениями в Беверли-Хиллз, стареет кокетливо, с долларовым замедлением, пропорциональным ее счету в банке…

Доминика вытянулась в шезлонге, надела темные очки и подставила лицо солнцу, однако мрачные мысли ее не оставляют. Лукаш только и знает, что слушает радио, вместо того чтобы, оказавшись здесь, познавать мир, пока не пересекли границу и замок за ними не защелкнулся. Дома ничего в ближайшее время к лучшему не изменится, это ясно, такого чуда никто не совершит, ни одна из сторон, тем более что они никак не могут между собой договориться. Да, она забыла сказать Асману, что прервались переговоры между правительством и «Солидарностью», впрочем, он все равно ничего не поймет. Наверняка даже не поймет, если уж у нас у самих нет в этом вопросе никакой ясности. Доминику охватывает безразличие ко всему, что происходит там, дома, и злость на всех, кто не может между собой договориться, и на Лукаша тоже, на Лукаша особенно — за то, что до сих пор не пришел на пляж, торчит в раскаленном автобусе и ждет, ждет, когда они там наконец договорятся, придут к согласию, протянут друг другу руки…