– Здравствуй, Мисдес, – прошептала она, и щеки ее неожиданно стали пунцовыми, выдавая сильное волнение.
– Я рад тебя видеть!
– Я тоже счастлива, что ты вернулся домой живым и невредимым, Мисдес…
Девушка медленно подняла на него глаза, полные любви. Но вот в них наконец-то замерцали веселые искорки.
– Ты привез какой-нибудь подарок своей Кахине? – улыбнулась она.
– Но я же вернулся с войны, а там негде купить подарки, – засмеялся Мисдес.
Они оба знали, что он лукавит: с тех пор, как Мисдес впервые увидел ее в отцовском доме, он не упускал случая привезти ей лично или передать с нарочным какую-нибудь драгоценную безделушку.
Вот и сейчас великолепное ожерелье из лавандового жемчуга со вставками из фиолетового агата лежало в его дорожной сумке, ожидая своего часа. Мисдес запустил руку и извлек на свет это чудо ювелирного искусства.
Кахина широко раскрытыми глазами смотрела на ожерелье, но радость ее была вызвана не его красотой, а тем, что это подарок от милого Мисдеса, каждого возвращения которого она ждала как чуда, дарованного ей богами.
– Спасибо тебе…
Веселье куда-то улетучилась, и Кахина снова стала скромной девушкой.
Мисдес продолжал рассматривать ее, буквально упиваясь свежей красотой юности.
Семь лет прошло с момента исчезновения Аришат, и душевная рана уже зарубцевалась. Кахина – вот тот нежный притягательный огонек, из-за которого хотелось возвращаться домой.
«А что ждать? – неожиданно сказал он сам себе. – Меня скоро опять отправят на войну – либо к Магону, либо к Ганнибалу. Мне сорок три, ей семнадцать… Но мы же любим друг друга. Тем более, что ее отец, Масинисса, сейчас злейший враг Карфагена. А став моей женой и невесткой Гамилькона, она будет надежно защищена от несправедливого гнева Совета»
– Кахина, ты хочешь стать моей женой? – неожиданно выпалил он.
От этих слов девушка покачнулась и, охнув, опустилась на ложе. Пунцовые щеки моментально побледнели до такой степени, что Мисдес даже испугался за нее.
– Да… – робко, едва слышно пролепетала она.
Но тут же, опомнившись, вскочила и, обвив руками шею своего любимого, закричала:
– Да! Да! Конечно же, да!..
Гасдрубал Гискон и царь Сифакс выжили в ночной резне, устроенной Сципионом. Это можно было назвать большой удачей, ведь из всего огромного войска уцелело только две с половиной тысячи человек.
Сейчас, навербовав новых сторонников, они быстро двигались к границам нумидийского царства, проклиная вероломного Публия.
Но римский полководец не был вероломен, так как не нарушал никаких данных им обещаний. За день до планируемого нападения он сказал Сакарбалу, вновь посетившему его лагерь:
– Уважаемый, военный совет посчитал выдвинутые вами условия неприемлемыми. А посему, с этого дня мы снова находимся в состоянии войны с вами.
Ошеломленный Сакарбал не поверил своим ушам: долгие месяцы переговоров пошли насмарку. Теперь он не знал, останется ли в живых, когда эту новость услышит Гасдрубал.
Но Гасдрубал не убил его, более того, не сделал никаких выводов из заявления Сципиона – не усилил бдительности, не приготовился к войне, за что и жестоко поплатился.
– Зачем я втянулся в эту авантюру, – жалобно скулил Сифакс, запивая слезы вином, когда они устроились на привал, закрывшись от любопытных глаз в наспех сооруженном походном шатре.
– Не будь бабой, царь, – грубо одернул его Гасдрубал. – Пока ничего не потеряно. Мы с тобой еще отпразднуем триумф на римский манер…
– Это ты во всем виноват! – Сифакс, вытирая слезы, исподлобья бросил на него полный ненависти взгляд. – Ты и твоя дочь подбили меня на войну с римлянами!..
– Настоящий мужчина и мудрый полководец не слушает ничьих советов, – пытался смягчить ситуацию карфагенянин. – А ты, царь, именно такой… Тебе просто немного не повезло. Ты, как честный соперник, не ожидал такого вероломства от римлян, не так ли?
Лицо Гасдрубала стало добрым и едва ли не подобострастным. На самом деле он устал от жалкого блеяния этого труса, но сейчас у него не было выбора: Сифакс остался единственным из союзников, на кого еще можно положиться. А жить хотелось и ему, и Сифаксу. Если Сципион добьет их заново собранную, необученную армию, конец неминуем. Царь падет от руки извечного врага – Масиниссы, а Гасдрубала покарает Совет Республики.
Его красавица-дочь пока еще могла удерживать слабовольного царя от попыток переметнуться к Сципиону. Любовь – великая сила. И таких, как этот жалкий неудачник Сифакс, следует держать на поводке любыми способами. Даже посредством своей любимой дочери.
Вспомнив о ней, Гасдрубал невольно улыбнулся. Он любил свое дитя. Впрочем, ее нельзя было не любить: умная, образованная, обладающая какой-то демонической, не подающейся сравнению красотой, сводящей мужчин с ума, Сафонисба являлась гордостью не только его семьи, а, наверное, всего Карфагена.
«Она достойна только царей!» – однажды решил Гасдрубал, глядя на ее огромные, бездонные серо-голубые глаза с поразительно длинными ресницами, капризный курносый носик и прелестные пухлые губы, нежные, как у младенца. «Не была бы ты моей дочерью, – восхищено подумал он тогда, – я сам бы на тебе женился». И тотчас испугался своих порочных мыслей.
Гасдрубал за всю свою жизнь видел только одну женщину, которая своей красотой могла соперничать с его дочерью. Эта была пропавшая жена его бывшего подчиненного, а сейчас лютого врага. При воспоминании о Мисдесе полководец дернулся, как будто его укусила змея. Как же он его ненавидел! И не за то, что Мисдес наговорил ему, уезжая, а за то, что этот выскочка оказался прав – надо было не вести переговоры с римлянами, а обрушиться на лагерь Сципиона мощью обеих армий.
– Я знаю, что мы сделаем! – неожиданно, выпалил он, так что Сифакс чуть не поперхнулся большим куском баранины, которым в данный момент успокаивал свои взвинченные нервы.
– Ты слышал о тактике Фабия Кунктатора? – Гасдрубал радостно посмотрел на царя, показывая всем своим видом, что спасительное решение найдено.
– Да. Он изматывал армию Ганнибала, избегая прямых столкновений с его армией…
– А почему нам не поступить так же с Сципионом?
Царь задумался и перестал жевать, держа баранью лопатку возле своего замасленного рта.
– Это возможно?
– Конечно, возможно. На просторах Нумидии тактика Кунктатора будет как нельзя кстати. – Глаза Гасдрубала загорелись: ему казалось, что он наконец-таки нашел спасительное решение.
Сифакс тоже повеселел, от чего его аппетит, вообще-то никогда не пропадавший, заметно улучшился.
– Мы утомим Сципиона! Мои нумидийцы гораздо проворнее римлян! – воскликнул он и крикнул слуге, заглянувшему в шатер: – Налей-ка нам еще вина! Да поторапливайся!
Стены Цирты были гладкими и высокими. Они завораживали своей мощью и неприступностью.
Столица Сифакса была построена в удачном месте. И огромные стены, и естественные препятствия – бурная, извилистая речка, отвесные скалы – надежно защищали ее от врагов. Единственный перешеек, взбирающийся по крутым склонам к главным воротам города, хорошо просматривался и делал уязвимыми атакующих, не давая им никакого шанса.
«М-да! Нелегко будет взять эту цитадель», – мрачно подумал Гай Лелий, изучая вражеский город.
– Что загрустил, легат? – усмехнулся краем рта, чтобы ненароком не обидеть товарища, вечно веселый в последнее время Масинисса. – Подсчитываешь возможные потери?
Ему было от чего веселиться. То, о чем он мечтал последние два года – вернуть себе отеческий трон, – сбывалось. Кроме того, его злейший враг, Сифакс, сейчас сидел закованный в цепи и рассматривал круп своего коня, так как мстительный царевич посчитал, что в таком положении – задом наперед – тот будет лучше всего смотреться с высоты городских стен.
– У нас есть чем порадовать защитников Цирты, – продолжал успокаивать Лелия Масинисса. – Не думаю, чтобы вид этого болвана, – тут он несильно пнул ногой по грязному сандалию царя, – вселит в их сердца дополнительную храбрость.