Первым, издав глухой крик, погиб насильник, – дротик воткнулся ему точно между лопаток. Девушка с отвращением спихнула негодяя с себя, вскочила и, голая, начала яростно пинать ногами его мертвое тело, стараясь попасть по не успевшему опуститься пенису. Вскоре от некогда могучего достоинства разбойника осталось кровавое месиво.

Спустя короткое время еще двое злодеев, пронзенные копьями нумидийцев, упали как подкошенные, а третий грузно опустился на колени и кулем свалился на бок, так как меч Гауды помог его голове расстаться с телом раньше, чем он понял, что случилось.

Подобная скоротечность боя ошеломила двух оставшихся в живых негодяев, но один из них, сообразив, что драться бесполезно, схватил начавшегося подниматься оглушенного подростка и приставил к его горлу нож.

– Нет!.. – завопила голая девушка. – Не убивай его!..

Она громко зарыдала, протянув к нему руки.

Все присутствующие на поляне замерли, – крик привел в чувство, охладив бурлящую от схватки кровь. Но на Гауду произвел впечатление не ее пронзительный выкрик, а громкие стенания. Так может плакать только один человек на свете – Верика! Он помнил, как она рыдала, когда они надолго расставались; ее горе всегда было неподдельным.

– Верика?! – ошеломленно выдохнул он. – Неужели это ты?!..

Теперь пришла очередь молодой женщины округлить глаза от изумления.

– Гауда… – прошептала она еле слышно.

Оставшиеся в живых разбойники, не понимая, что происходит, воспользовались возникшей заминкой и стали пятится назад, держа перед собой мальчишку, как живой щит.

Материнский инстинкт Верики взял вверх над нахлынувшими чувствами и воспоминаниями. Она снова стала громко кричать.

Гауда кинулся вперед, но державший подростка злодей слегка надавил на нож, и кровь тонкой струйкой потекла по тонкой шее мальчика.

– Остановись, Гауда! – вскрикнула Верика. – Они убьют его!..

Тем временем разбойники вскочили на коней и, перекинув мальчишку через круп лошади, развернулись и ринулись прочь во весь опор.

За поляной открывался вид на большое поле, в дальнем конце которого показался отряд вооруженных людей. Беглецы направили коней в ту сторону. Судя по всему, это были их соплеменники.

– Надо уходить, – взволнованно сказал Гауда. – Их слишком много, нам не справиться. Они захотят отомстить за убитых товарищей.

– Но мой сын… – зарыдала Верика.

–Он никуда не денется, – попытался успокоить ее Гауда. – Постараемся найти его и выкупить. – Его слова сейчас мало кого могли утешить, но другого выхода не было. – У тебя остался еще один сын, – добавил Гауда, указывая на Карталона, взбиравшегося на лошадь.

Накинув на обнаженное тело Верики плащ, Гауда посадил ее на коня перед собой, и вскоре маленький отряд скрылся в лесу.

Второй день их преследовали, не отрываясь и наступая на пятки.

Гауда избежал внешней войны, а попал на внутреннюю, от которой никуда не спастись.

После смерти своего отца царевич Масинисса пытался стать царем всеми возможными способами. У него не было прав на престол – у нумидийцев престолонаследие передается не по прямой линии, – но это его нисколько не заботило. Он зубами готов был загрызть любого, кто перейдет ему дорогу. Междоусобная война охватила всю страну. Кровь лилась рекой. Бывшие соратники становились врагами и наоборот. Но верный Гауда всегда оставался подле своего патрона и друга.

«На войне с Римом было гораздо проще, – думал Гауда. – Там мы точно знали, кто друг, а кто враг. Но здесь, на родине, все по-другому. Я могу верить только преданным людям моего рода и более никому».

После того как Масиниссе наконец-то удалось занять трон, их настигла новая напасть. Сифакс, науськанный Карфагеном, вторгся в страну и разбил ослабленные гражданской войной войска нового царя Восточной Нумидии.

Несколько сотен бойцов укрылись в горах и во главе со своим царем-атаманом занялись откровенными грабежами. Они разоряли и убивали всех, кто хоть как-то проявлял лояльность к новой власти. Награбленное продавали купцам, которые быстро освоились и скупали все награбленное в условленных местах.

Масинисса и его ватагу не могли уничтожить: ведь для того чтобы наказать разбойников, их нужно сначала поймать. Но у них не было ни лагерей, ни запасов продовольствия, они жили случайной добычей. Спали на голой земле, укрываясь шкурами диких животных, и при малейшей опасности вскакивали на своих лошадей и скрывались от преследователей, отягощенных обозами.

Страна жила в постоянном страхе набегов, и терпение Сифакса лопнуло. Новый поход против них был тщательно организован. Агенты Сифакса выследили разбойников, и армия царя окружила людей Масиниссы со всех сторон. В неравной битве они полегли почти все: осталось всего двенадцать - тех, кому удалось вырваться из смертельного кольца. И теперь их гнали, как волков, наступая на пятки.

Когда враг уставал, они делали короткие привалы, чтобы дать лошадям немного отдохнуть, и по очереди смыкали глаза на короткий сон. А потом все начиналось заново. Беглецы без отдыха скакали во весь опор, пытаясь уйти на юг. Там, на территории независимых племен гарамантов, можно будет скрыться от преследователей.

Гауда оглянулся назад, чтобы убедиться, что Карталон не отстает. За последние полтора года он настолько привык к нему, что испытывал поистине отцовские чувства к этому упрямому пятнадцатилетнему подростку.

Карталон, пройдя с ними столько испытаний, в свои юные годы стал настоящим воином. Невзгоды, опасности, стычки закалили его, сделав его тело не по-юношески сильным, а мозг – холодным и расчетливым. Еще находясь у илергетов, он овладел искусством конного фехтования – с ним, как с внуком царя, занимались лучшие воины племени, – а здесь, в Нумидии, отточив навыки верховой езды и стрельбы из лука, стал великолепным бойцом.

Своего родного отца Карталон почти не помнил – в памяти остались лишь смутные воспоминания о его редких возвращениях в Новый Карфаген из постоянных отлучек, – поэтому к Гауде он привык очень быстро и уже не представлял себя без него.

Верику они вынуждены были оставить кочевать с родом Батия, – ведь женщине в стане разбойников не место – где она очень быстро прижилась, так как считалась женой Гауды, в данный момент главы рода.

Они прожили недолго в любви и в счастье. Война разлучила их, а когда судьба сведет влюбленных снова, никому не было известно. Те недолгие радостные дни казались такими далекими, что Гауда порой сомневался: а было ли оно, это счастье? Но живое напоминание, Карталон, снова вызывал в его голове картины прошлого, как бы говоря: да, было, а иначе – откуда я здесь?..

Очередной привал был коротким, расстояние между беглецами и преследователями постоянно сокращалось.

Но лошадям был нужен отдых. Запасные кони все пали, не выдержав столь долгого преследования. Потерять последних – равносильно смерти.

– Сыновья гиены! Никак не отстают! – огорченно сказал Масинисса Гауде, пытаясь успокоить тяжело дышавшего коня, которого ласково похлопывал по взмыленной шее.

– Да… Похоже, удача от нас отвернулась. – Гауда был мрачен как туча, потому что чувствовал: на этот раз они могут не уйти. – Карталон, – позвал он невозмутимого юношу. – Подойди ко мне. Хочешь немного воды?

Тот кивнул и протянул руку за бурдюком.

«Такое впечатление, что он нисколько не устал! – Гауда с ног до головы оглядел покрытого дорожной пылью Карталона. – Даже не пытается размять кости после бешеной скачки».

– Спасибо, – буркнул Карталон, возвращая бурдюк. Он начал протирать коня, нежно поглаживая его по ушам.

«Гремучая смесь получилась, – с гордостью за Карталона подумал Гауда, продолжая наблюдать за ним. – Он вобрал все лучшее от карфагенян, илергетов и нумидийцев. Ведь Мисдес, Мандоний… ну, и я – лучшие представители своих народов!»

Неожиданно они услышали вдали какой-то шум.