Старейшины, понурив головы, возвращались в Атанагр, угрюмо переговариваясь между собой.

– Нам нужно в точности выполнить все их требования, – твердо сказал Сеговакс. – Главное, нужно немедленно захватить Мандония и выдать его римлянам, пока он обо всем не узнал и не натворил новых бед.

Все согласились с ним без оговорок.

Мандоний ждал их в приемной комнате большого дома Андобала. Он выглядел усталым и бледным от переживаний. Темные круги под глазами говорили о том, что царь провел бессонную ночь. Посеревшее лицо выражало сильное волнение.

Он встретил переговорщиков выжидательным взглядом, но те, ничего не объясняя, кинулись на него, повалили на землю и приказали его же охране связать царю руки и ноги.

Молодые илергеты не посмели ослушаться старейшин племени и выполнили все беспрекословно.

Остальные кинулись по комнатам искать семью Мандония. Оба его сына погибли в бесконечных войнах, остались только дочь и внуки. Но нашли только его старую и уже немощную жену, а Верика и Кар с Карталоном бесследно исчезли.

Они были уже далеко от Атанагра. Мандоний был слишком мудр, чтобы полностью полагаться на милость победителей. За себя он не боялся, поскольку достаточно пожил, а вот за своих близких…

Преданный старый слуга Луккон увел их по одному ему известным горным тропам, и их поймать беглецов не представлялось возможным. Никто так хорошо не знал лес и горы, как он.

Пять лошадей – одна из них с поклажей – уже перешли на шаг. Опасность почти миновала. Но Верика все равно испуганно оглядывалась.

– Успокойтесь, госпожа, – подбадривал ее Луккон. – Илергеты и авсетаны нам не страшны более.

– Найдутся и другие негодяи. – Верика не хотела обнадеживаться попусту. Кроме того, ее терзала тревога за отца.

– Нас трое воинов, – улыбнулся Луккон, посмотрев на мальчиков, ехавших с суровыми лицами. – Взглянете, какие мужественные бойцы!

Подростки и впрямь выглядели воинственно: оба были облачены в добротные доспехи, на поясах – ножны с облегченными фалькатами, за спиной колчаны, полные дротиков. Мандоний все это хотел подарить им осенью, как и обещал, но последние события распорядились иначе, и он решил сделать им сюрприз в преддверии войны.

Сейчас они направлялись в земли лузитан, на которые не распространялась власть могущественного Рима и где они будут в безопасности…

Величественные горы завораживали. Они вздымались ввысь, и их гребни, окутанные дымкой, манили своей загадочностью и недосягаемостью. В Альпах Гауда видел и более крутые вершины, но для него, человека степей и пустынь, горы всегда представлялись чем-то, порожденным богами и воображением. Их высота и мощь рождали несвойственный его душе трепет и вызывали восхищение. К тому же эти горы как бы говорили о том, что их долгий тяжелый путь через чужие земли скоро закончится. Дальше уже будет не их война: пусть бьются римляне с пунийцами, а они займутся своими семьями и лошадьми.

Он с благодарностью вспоминал своего названного брата Адербала, который помог ему уйти от карфагенян.

Почти месяц находился Гауда в лагере Магона, а потом, по плану Адербала, его в сопровождении двух его преданных нумидийцев и лузитанина, который мечтал вернуться на родину, отправили в отдаленное галльское племя для переговоров. Заручившись охранным письмом Магона, которого сейчас повсеместно почитали и галлы, и лигуры, они благополучно пересекли земли варваров.

Адербал решил проводить Гауду и поговорить с ним подальше от слишком любопытных глаз.

– Прощай брат, – сказал он на прощание. – Не знаю, увидимся мы когда-либо еще. Но я очень хочу, чтобы ты благополучно добрался до дома.

– Не сомневайся! Карфаген и Нумидия – соседи. Пусть наши народы воюют, но я никогда не подниму меч на тебя, Мисдеса или твоих близких.

Сейчас Гауде было тяжело как никогда. Он совсем недавно снова обрел своего брата, а теперь по воле своих правителей они разлучаются вновь, и, может быть, навсегда…

– Только богам известно, куда выведет нас дорога, но я рад, что у меня есть ты, Гауда.

– За наши помыслы отвечаем мы сами. Ты не враг мне, и уж тем более не враг Масиниссе. Да и его дочь Кахина живет в доме твоего отца.

– Перед отъездом в Лигурию я получил письмо из дома, из которого узнал, что она просто красавица, – улыбнулся Адербал. – Своей скромностью и кротостью Кахина покорила всех моих родных. И хотя ей только пятнадцать, умна она не по годам. Я уже подумываю – может, бросить все, забыть об этой нескончаемой войне, уехать в Карфаген и жениться на ней?..

– И ты станешь царским родственником, – расхохотался Гауда. – Хотя кто из царей не мечтает породниться с вашим родом?..

Крепко обнявшись и поклявшись друг другу встретиться вновь, названные братья расстались и поскакали в разные стороны.

Дальше был долгий путь из Лигурии, который утомил Гауду и трех его спутников. Позади – неспокойная Галлия, земли илергетов и карпетанов. До Гадеса осталось несколько дней пути, а оттуда, через узкий пролив, прямая дорога в Нумидию. И не столь важно, что это еще владения Сифакса, а не царя Галы, пусть правители спорят между собой; они будут почти дома, где любой нумидиец предоставит им ночлег и еду.

Путники держались вдали от моря и дорог, контролируемых римлянами. Хотя Масинисса и был союзником Сципиона, но подвергаться излишним допросам и подозрениям Гауда не желал.

Внезапно где-то впереди раздался пронзительный женский крик. Гауда вздрогнул от неожиданности и поднял руку вверх, призывая своих спутников остановиться и приготовиться к бою. Те отреагировали мгновенно: нумидийцы схватились за притороченные к лошадям копья, дротики и щиты, а лузитанин достал длинный боевой топорик.

Густой лес скрывал от них ту, кто кричала.

Какое-то время Гауда прислушивался. Через несколько мгновений крики раздались вновь. Он выхватил меч и осторожно направил коня в сторону, откуда они доносились.

Вскоре из-за деревьев стала проглядываться поляна, залитая ярким дневным солнцем. Крики зазвучали чаще и вскоре всадники услышали шум схватки – лязг мечей, ржание лошадей и глухие удары оружия по щитам.

Не сдерживая более лошадей, путники ринулись к месту стычки.

Картина, представшая перед ними, возмутила Гауду до глубины души: судя по всему, семеро здоровенных разбойников напали на женщину, старика и двух подростков. Трое из них наседали на двух мальчишек, которые прижались спинами друг к другу и бесстрашно орудовали короткими фалькатами. Двое других наседали на старого седого воина, который, уже раненый, выдыхался, но сдаваться не собирался, не подпуская к себе злодеев и тыча в них коротким копьем. Оставшиеся бандиты, не обращая внимания на драку и сгорая от похоти, срывали одежду с молодой стройной женщины, которая яростно отбивалась и громко кричала.

Увлеченные своим грязным делом негодяи не обратили внимания на появившихся на поляне воинов. За короткий миг они успели убить старика, перерезав ему горло кривым кинжалом. Мальчикам приходилось туго – нападавших стало больше. Тот, что повыше – должно быть, илергет или кельтибер – уже лишился своего меча. Подростка сбили на землю сильным ударом дубины, а над головой его товарища взметнулся меч.

Боевой клич Гауды заставил разбойников обернуться. Все злодеи – кроме одного, который разорвал платье на девушке, спустил кожаные штаны, готовясь войти в нее, – ощетинились копьями, мечами и топорами, готовясь встретить нежданных гостей. Увидев, что нападавших меньше, они успокоились, а тот, который собрался насиловать девушку, даже не остановился, по-видимому, решив, что его товарищи легко справится с несложной задачей – отогнать четверых непрошеных путников.

Но перед ними были не обычные забияки, а профессиональные воины, ветераны Гасдрубала Баркида, убившие не один десяток врагов.

Даже если бы разбойников оказалось в два раза больше, все равно шансов на победу у них не было никаких.