«Под таким плащом удобно спрятать меч», – невольно подумал Адербал. Но волнения он не ощущал, потому что мог убить Бурхуса голыми руками, будь тот хоть до зубов вооружен.

– Прости, что отвлекаю тебя от благоговейных мыслей, Адербал. Но тебя на входе спрашивают какие-то люди в нумидийской одежде.

– Сколько их?

– Двое.

– Можно позвать их сюда? – вежливо спросил разрешения у хозяина Адербал.

– Конечно, сейчас я распоряжусь, и слуга проводит их в сад.

– Спасибо тебе, почтенный Бурхус. – Адербал учтиво слегка наклонил голову, благодаря хозяина за услугу.

Вскоре из дверей дома, ведущих в сад, показались двое воинов в накинутых на плечи шкурах леопарда и с причудливыми прическами с множеством мелких, аккуратно заплетенных и уложенных косичек.

Адербал поздоровался с ними. Это были Табат, командир резерва Масиниссы, и Акхат, приближенный Гауды.

– Может быть, я прикажу хозяину накрыть стол? – дружелюбно предложил Адербал.

– Спасибо, не надо, – ответил Табат. Его лицо было серьезным: разговор явно предстоял не праздный.

– Адербал, у нас к тебе важная весть от Масиниссы, – сказал Акхат, который, в отличие от своего спутника, улыбался. Он очень хорошо относился к этому карфагенянину – названному брату его хозяина.

– Я вас внимательно слушаю, братья, – ответил Адербал на нумидийский манер.

– Мы будем говорить на нашем языке, которым ты владеешь в совершенстве, – сказал Табат.

– Хорошо, я слушаю вас, – ответил по-нумидийски Адербал.

– Масинисса знает о том, что ты в душе истинный нумидиец и названный брат Гауды, его любимца, пропавшего на войне…

Адербал молча слушал, пытаясь понять, куда клонит Табат.

– Сейчас в Испании у карфагенян большие проблемы. И всем понятно, что весной Сципион возьмет Гадес, – продолжал Табат. – Масиниссе стало известно, что Магон получил приказ от Совета уйти на Балеарские острова, набрать там армию, а оттуда весной плыть в Лигурию, чтобы прийти на помощь Ганнибалу.

«Однако они хорошо осведомлены, – подумал Адербал. – Кто-то им доносит. И этот кто-то, определенно, сидит в Совете Карфагена».

– Послушай, Адербал, – заговорил Акхат. – Масинисса не пойдет с Магоном в Лигурию. Ему нужно вернуться домой. Царь Гала, его отец, слишком стар, и царевичу нужно отстоять свои права на трон.

– Но он может присоединиться к Гасдрубалу Гискону, если не хочет уходить так далеко от границ своего царства, – предложил Адербал.

– Исключено! – злобно ответил Табат, покрываясь красными пятнами. Одно упоминание об этом недостойном, по его мнению, полководце приводило нумидийца в бешенство. – Во-первых, Гасдрубал сейчас находится у злейшего врага царевича – царя Сифакса. Во-вторых, тебе известно, что дочь Гасдрубала, прекрасная Сафонисба, была помолвлена с Масиниссой?

– Да… Я слышал об этом…

– Друзья из Карфагена сообщили Масиниссе, что вопреки своим обещаниям Гасдрубал выдал дочь за этого старого извращенца, Сифакса. Он нарушил все обещания, данные царевичу, и повел себя как лживая гиена…

«Ах, вот откуда ветер дует. Ветер предательства», – обескуражено подумал Адербал. Он не знал, что ему делать. Как истинный патриот своей родины, он должен предупредить обо всем Магона. Но чувство долга по отношению к своему названному брату Гауде и воспоминания о Батии и Хираме не позволяли ему этого сделать.

– И что царевич хочет от меня? – спросил он довольно жестко.

– Масинисса верит тебе, Адербал, – заговорил Акхат, не переставая улыбаться. – Он нуждается в твоей помощи. Ты знаешь, что сейчас в Карфагене находится в заложницах его дочь Кахина. Твоя семья очень влиятельна. И вы сможете не допустить расправы над ней, когда откроется правда. Если бы здесь был Гауда, то он просил бы тебя об этой услуге. Царевич никогда не забудет того, что ты сделаешь. А он умеет быть благодарным!

– Но что если правда откроется раньше?

Адербал и нумидийцы деликатно называли предательство «правдой».

– Не откроется, – уверил его Акхат. – Масинисса сегодня попросил у Магона разрешения уйти на родину решать вопрос с престолонаследием, и Баркид согласился. То, что царевич откажется присоединиться к Гасдрубалу, станет известно не скоро. Если вы за это время перевезете Кахину в дом твоего отца, то там она будет в безопасности. Масинисса станет царем и гарантирует вашей семье торговую монополию в его стране, а тебе – бесконечное уважение его рода.

Адербал выдержал долгую паузу и твердо сказал:

– Мне нужно подумать пару дней.

– Хорошо. – Табат кивнул в знак удовлетворения. – Акхат останется в Гадесе и будет ждать твоего ответа, который, как мы надеемся, будет положительным.

Попрощавшись, нумидийцы удалились, оставив Адербала в раздумьях. Перед его глазами вставали образы Батия, Хирама, Гауды, улыбавшихся и смотревших на него. Для себя он уже решил: его семья поможет царевичу и защитит его дочь Кахину. И в его поступке не будет ни намека на измену: нумидийцы и раньше не горели желанием участвовать в экспансиях Карфагена, лишь Масинисса, настоящий искатель приключений, вступил в эту чужую для них войну со всей страстью.

Адербал не любил корабли, так как плохо переносил морскую качку, что было странным для представителя рода потомственных мореходов, избороздивших вдоль и поперек Внутреннее море и сколотивших на этом приличное состояние. Хотя плавание от Балеарских островов до Лигурии заняло не более пятнадцати дней, на берег он ступил вконец вымотанным.

Магон подшучивал над ним все это время:

– Ты такой доблестный и мужественный, Адербал. Неужели ты боишься утонуть?

Ответом была лишь слабая улыбка на измученном лице.

Но Баркид не унимался:

– Будь ты торгашом, тебя бы постоянно обманывали твои управляющие: они бы знали, что ты никогда не приплывешь с проверкой…

Наконец армия карфагенян – двенадцать тысяч пехотинцев и две тысячи всадников – высадилась на берег, с ходу захватив Геную. Твердая почва под ногами и обильная еда быстро вернули Адербалу его прежнее, всегда бодрое состояние. Он был готов сражаться, проходить многомильные марши, лишь бы только не подниматься вновь на борт корабля.

Магон быстро сориентировался в местных дрязгах, заключил союз с лигурийским племенем ингавнов, помог им в войне против горцев, чем завоевал огромную популярность среди галлов и лигуров. Совет снабдил его изрядной суммой денег для найма молодежи варваров, и они потянулись к нему со всех сторон.

Каждый день в лагерь въезжали посланцы многочисленных крупных и мелких племен, и бесконечные переговоры изрядно надоели Адербалу. Он воин, а не переговорщик. «Вот Мисдесу это занятие было бы по душе, – рассуждал он. – Больно он ловок в этом деле…». Но служба есть служба, и каждый день в Лигурии был похож на другой. Магон основательно готовился к походу в Италию и не спешил: Метавр стал хорошим уроком.

В один из таких однообразных дней адъютант доложил Адербалу, что прибыли посланцы одного из отдаленных племен, которые желают переговорить с военачальником незамедлительно.

– Магон сейчас занят, пускай их размесят и накормят, – приказал Адербал. – Передай им: когда он освободится – их примут незамедлительно.

– Командир, самое удивительное то, что некоторые из них свободно говорят на нашем языке.

Брови Адербала взлетели вверх.

– Что бы это значило? – Он вскочил на ноги. – Я должен увидеть их немедленно.

Быстрым шагом он достиг лагерных ворот, около которых под неусыпным взором стражи ожидали ответа странные посланцы. Их было человек пятнадцать, – все были одеты в длинные куртки и широкие штаны из грубой шерсти и вооружены длинными мечами и узкими щитами. «Типичная одежда и оружие местных варваров, – подумал Адербал. – Нет ничего, что бы указывало на карфагенское происхождение… Может, лазутчики?»

Когда до гостей оставалось не более дюжины шагов, его взгляд выхватил из этой группы троих, выделявшихся более смуглым цветом кожи и отсутствием бород. В отличие от остальных, эти люди смотрели на Адербала с неподдельной радостью, что озадачило его еще больше.