Один из них – рослый, средних лет, со шрамом на правой щеке – внимательно осмотрел пленных и обратился ко второму – более молодому, крупному, с орлиным носом:

– Вполне подойдут. Как ты считаешь, Цецилий Метелл?

Метелл, прищурившись от яркого солнца, бегло окинул пленных недобрым взглядом, остановив его на Мисдесе.

– Мне кажется, Тиберий Фонтей, этот может не дойти до Лукании.

– Пусть это тебя не заботит. Не дойдет – бросим умирать, как собаку, – хмыкнул старший и тоже внимательно посмотрел на Мисдеса.

Их глаза встретились. Где-то я уж видел эти пронзительные глаза, подумал легат. Однако он не стал сильно задумываться, тряхнул головой и с издевкой добавил:

– Одним врагом Рима будет меньше… Не так ли, пуниец?

Мисдес похолодел: он узнал в этом офицере римлянина, которого сбил с коня в сражении при Ибере и отрубил ему ухо. Но страх его был напрасен: Тиберий Фонтей более не проявил никаких эмоций; ему был незнаком этот забрызганный кровью, обросший щетиной оборванец. Он не узнал в нем того, кто победил его десять лет назад в поединке.

Фонтей властно махнул рукой. Выбранных отделили от остальных пленников и погнали в сопровождении трех легионеров по другой дороге.

Через семь дней, – Мисдес удивлялся, как он выжил, перенеся такой марш, – их ввели в ворота римского лагеря и, не дав отдохнуть, привели к Нерону.

Консул, окинув их безразличным взглядом, презрительно вымолвил:

– Вам улыбается Фортуна, жалкие пунийские шакалы. Идите к своему вождю и расскажите ему о том, что произошло с армией его брата.

В сопровождении двух конных бойцов пленников немедленно вытолкали за ворота лагеря.

Мисдес не верил своим ушам: неужели и правда римская богиня Фортуна сжалилась и послала им избавление от смерти и позора?

До карфагенского лагеря было недалеко, одна римская миля, и пленники, несмотря на усталость, двигались очень быстро, почти бегом: боялись, что враг передумает.

На расстоянии полета стрелы римляне остановились, наблюдая за тяжело бредущими пленниками. С лагерных башен карфагенского лагеря на них также смотрели десятки глаз. Пунийцы недоумевали – что это? Очередная римская хитрость? Или?..

Когда до ворот оставалась не более десяти шагов, один из римских всадников внезапно сорвался с места и, подскакав вплотную к брустверу, что-то перекинул через него. Затем, круто развернув коня, он помчался во весь опор назад, едва не сбив чудом увернувшегося Мисдеса.

Несколько стрел, посланных вдогонку с башен, не достигли цели, и римляне благополучно скрылись.

Бывшие пленники вошли в ворота. Их встретили настороженно, но Мисдеса узнали, хотя и не сразу. Радостные возгласы, дружеские похлопывания по плечу – все это казалось сном для него. От счастья (впрочем, и от голода тоже) кружилась голова.

Его сразу повели к Ганнибалу. Около шатра полководца Мисдеса встретил Ганнон Бомилькар, который изумленно смотрел на него, не сразу признав в этом изможденном оборванце некогда полного сил карфагенского аристократа. Придя в себя, он тепло поздоровался, но предупредил:

– Погоди. Сейчас к нему не стоит заходить.

От Ганнона Мисдес узнал, что предмет, перекинутый римским всадником через бруствер, оказался страшным посланием победителей – головой Гасдрубала. И сейчас полководец, глядя на то, что осталось от его брата, рыдал в одиночестве.

– Я доложу о тебе позже. Можешь быть спокоен – Ганнибал никогда не заподозрит в тебе предателя. А сейчас умойся, поешь и отдохни.

Вскоре адъютант Ганнибала приказал Мисдесу явиться к полководцу.

В шатре, кроме Баркида, находились Ганнон Бомилькар и Гасдрубал из Гадеса. Ганнибал выглядел усталым и постаревшим от навалившегося горя, но блеск в его единственном глазу не был утрачен.

– Говори, – сухо произнес полководец, не предложив Мисдесу сесть, чем нисколько его не удивил: он знал крайнюю подозрительность друга.

Мисдес рассказал обо всем, начиная с подробностей рейда через всю страну и до того момента, как он очнулся среди мертвых на поле боя и был отправлен римлянами в Луканию. Ганнибал слушал очень внимательно, и постепенно лицо полководца смягчалось, – он как бы пережил вместе с Мисдесом все его злоключения.

– …И вот я здесь, отпущенный консулом Нероном для того, чтобы рассказать тебе о страшном поражении армии твоего брата.

При упоминании о Гасдрубале Баркид помрачнел и опустил голову, но тут же взял себя в руки, улыбнулся, поднялся и обнял Мисдеса.

– Добро пожаловать домой. Прости мою подозрительность, но ты ведь знаешь: мы на войне, а здесь случается всякое…

Все присутствующие по очереди тоже встали со своих мест и обняли своего боевого товарища.

– Садись за стол. Пора поесть и выпить вина. – Ганнибал указал ему место по правую руку от себя.

Во время обильного ужина Мисдес узнал обо всех событиях, произошедших в его отсутствие.

– …И, наконец, последнее. – Ганнибал сделал паузу, отхлебнул из своей чаши фалернского, к которому привык в Италии. – Совет прислал по твоему поводу запрос, и я уже собирался отписать, что тебя нет в моем лагере… Они хотят, чтобы я отправил тебя в Карфаген, а оттуда – в Испанию помогать, Гасдрубалу Гискону… хотя, скорее всего - просто приглядывать за ним. Чем-то он им не угодил, и Совет хочет через тебя его жестко контролировать. – И огорченно добавил: – Везде эти старцы суют свои сморщенные носы. Они отказывают нам в помощи, но закидывают бестолковыми указаниями. Так что собирайся в дорогу, Мисдес…

ГЛАВА девятая  “Изгнание из Испании”

Шел тринадцатый год войны. Рим избрал новых консулов, Ветурия Филона и Цецилия Метелла, героев битвы при Метавре, легатов при прежних консулах.

В этом году с Ганнибалом не воевали: он затаился в Бруттии и не предпринимал никаких активных действий, переживая смерть брата и гибель его армии, вместе с которыми была похоронена его надежда на завоевание Италии. И его не трогали, настолько боялись легендарного Баркида.

Но это в Италии, а здесь, в Испании, война шла своим чередом.

У Мисдеса было полно хлопот – он вербовал новых союзников среди переменчивых испанских вождей. Карфаген не жалел золота, ведь Испания имела очень большое значение для метрополии. Сейчас Мисдес удачно провел переговоры с лузитанами и кельтиберами: войско Гасдрубала Гискона увеличилось до семидесяти тысяч человек пехоты и четырех тысяч конницы, а это уже грозная сила, с которой Сципиону придется считаться.

Служба всецело поглощала его и отвлекала от горестных мыслей. Душевная рана постепенно затягивалась: прошло уже три года после исчезновения его семьи. Нанятые агенты потратили уйму семейных денег на то, чтобы получить хоть какую-то информацию о ней. Искали везде, но итог поисков в Италии и Испании оказался достаточно неожиданным: среди рабов его близких не оказалось! Это и обрадовало Мисдеса, и озадачило: если они не попали в рабство, то куда в таком случае подевались? Римляне не убивали женщин и детей – и не только потому, что они не варвары. Они были выгодным товаром, который охотно скупали работорговцы, постоянно следовавшие за армией. Кроме того, Аришат с детьми могли спрятаться от врага. Но в течение трех лет они должны были хоть как-то дать знать о себе. Чтобы не думать о худшем, Мисдес всецело отдавался службе.

Его непосредственный командир, Гасдрубал Гискон, не вызывал у него симпатий. Они были равнодушны друг к другу. Гасдрубал знал, что Мисдес присматривает за ним, и ему это не нравилось. Мисдес же не признавал никаких других начальников над собой, кроме Баркидов. Но считаться друг с другом они были обязаны – такова воля всемогущего Совета. Между ними сохранялись подчеркнуто вежливые отношения, что не мешало Мисдесу хорошо выполнять свои обязанности.