– Аристоника уже два года занимается с Тиберием – учит его финикийскому по моей просьбе. У сына большие способности к языкам. А я считаю, что язык врага нужно знать. И если есть возможность учить – то нужно учить.

Ситуация разрядилась. Все знали, что Аристоника ранее жила в греческой колонии Нового Карфагена и вполне могла выучить финикийский.

– А какими языками владеет твой сын? – спросил все тот же Катон, которого единственного за столом больше занимал умный подросток, чем красавица Аристоника.

– Греческим, финикийским, кельтиберийским, – гордо ответил Фонтей.

– Тиберий Фонтей, ты не только богат, но и счастлив, – завистливо сказал Нерон. – Иметь такого сына и такую женщину – большая удача. Фортуна определенно благоволит к тебе…

Воспоминания Фонтея прервал лазутчик, вернувший легата к реалиям войны:

– Командир, карфагеняне вышли из ворот лагеря. Наша конница уже вступила в битву.

– К бою! – скомандовал легат, и воины быстро построились: для этого им понадобилось всего лишь несколько минут.

Римская организованность не знает себе равных в мире: только что солдаты сидели и лежали в ожидании приказа, а вот сейчас, готовые к схватке, уже взбираются на холмы.

Достигнув вершины, римляне покатились вниз, стараясь не нарушать строй.

До места боя оставалось еще далеко. Пунийцы, увязшие в сражении, заметили атакующих легионеров. Раздались крики, и врага охватила паника: люди Фонтея могли отрезать их от лагеря и окружить. Задние ряды карфагенян кинулись к воротам, оставив передних умирать под ударом римской конницы.

Но Баркид, талантливый военачальник, не позволил Нерону завершить бой полным разгромом. Его армия успела перестроиться и организованно отступить. В этом коротком бою римляне победили – более четырех тысяч бойцов Ганнибала осталось лежать на равнине между лагерями противников. «Не всегда же мне побеждать», – мрачно успокаивал себя Баркид.

Однако ночью, обманув бдительность врага, празднующего победу, карфагенянам удалось уйти в Апулию, хотя и не по той дороге, о которой Мисдес сообщил Гасдрубалу.

Но это и послужило причиной того, что посланники Гасдрубала – четыре галла и два нумидийца – не нашли армию Ганнибала и попали в руки разведчиков римлян.

Уже на второй день после сражения Гай Нерон отправил в Сенат перехваченное письмо, отправленное младшим Баркидом старшему. В нем речь шла о встрече их армий в Умбрии.

На военном совете Нерон объявил:

– Соратники, вы знаете, в каком положении находится наша страна. Я отправил в Рим гонцов с захваченными письмами Гасдрубала. Но необходимо разбить младшего Баркида до того момента, пока старший не соединился с ним. У нас нет времени ждать одобрения Сената. Тем более, что я не уверен в его получении. Ганнибала наши старцы бояться больше чем его брата и не позволят мне оставить пунийца без присмотра. Но я не буду ждать одобрения из Рима. Пусть я нарушу закон, пусть меня накажут, но сейчас родина в опасности! Я решил с частью армии выступить на север для соединения с консулом Ливием Салинатором.

Он выдержал паузу и оглядел подчиненных, пытаясь прочитать по их лицам, как они относиться к его авантюрной идее. Но здесь были только опытные воины – легаты Квинт Цецилий Метелл, Тиберий Фонтей, Квинт Катий, военные трибуны – Клавдий Азелла и Порций Катон. Все они стояли с непроницаемыми лицами.

– Господин, но если пунийцам станет известно о том, что ты покинул нас с лучшей частью войска, они немедля атакуют лагерь – или, того хуже, кинутся за тобой вдогонку, – нарушил молчание Квинт Катий.

– Согласен, риск велик. – Консул нахмурился, но лицо его выражало решимость. – Но другого пути нет. Консул Ливий Салинатор нерешителен и не вступит в битву с Гасдрубалом, он предпочитает просто преграждать ему путь. И Ганнибал, эта хитрая лиса, рано или поздно соединится с братом, а этого допустить никак нельзя.

Фонтей, десять лет отдавший войне с пунийцами в Испании, знал особенности мышления злейшего врага.

– Клавдий Нерон, нужно обмануть Ганнибала, – произнес он решительно и, увидев заинтересованность в его глазах, продолжил: – Сделаем вид, что часть нашей армии ушла на осаду ближайшей пунийской крепости. Ганнибал, естественно, не поверит нашим намерениям: как истинный финикиец, он предположит – и правильно предположит, – что мы готовим ему ловушку с тем, чтобы выманить его из лагеря, и поэтому не сдвинется с места. Тем более, что мы знаем – он ждет здесь брата, но ему-то неизвестно о нашем захвате посланцев Гасдрубала, а мы…

– …а мы тем временем быстрым маршем достигнем Этрурии, – подхватил Нерон. – На это уйдет пять-шесть дней, и наши легионы с ходу вступят в бой с Гасдрубалом. Если погибнем – смерть все спишет, если победим – победителей не судят!..

Глаза присутствующих загорелись. Те времена, когда консул Тит Манлий высек розгами, а затем и казнил своего сына за то, что тот вопреки его приказу сразился с латинянами – хотя он и одержал победу, – канули в прошлое. И тогда Рим не подвергался такой опасности, которая нависла над ним сейчас.

Римляне стягивали силы в Этрурию, к лагерю Гасдрубала.

Из Испании прибыла морем подмога от проконсула Сципиона. Под начальством Марка Лукреция пришло восемь тысяч испанцев, две тысячи легионеров, тысяча конников. Из Галлии подошли два легиона претора Луция Порция Лицина; они разбили лагерь в пятистах шагах от лагеря консула.

И вот теперь консул Ливий Салинатор получил известие о том, что другой консул, Клавдий Нерон, тайно, с шестью тысячами пехотинцев и тысячей всадников, нарушая закон и не запрашивая разрешения Сената, движется к нему на подмогу. С его приходом римляне будут иметь численное превосходство над Гасдрубалом, тем более что один римский легионер – это гораздо больше, чем один карфагенянин.

Ливий Салинатор в душе ненавидел Нерона, – тот ранее участвовал в его судебном преследовании, из-за которого Салинатор, обидевшись на всех, покинул столицу, – но перед лицом опасности для Рима он был готов сражаться с недругом плечом к плечу. «Ладно, переживу как-нибудь, – думал Ливий, которого одна мысль о Нероне приводила в бешенство. – Разбить врага важнее, нежели сводить с друг другом счеты. Еще будет время излить желчь …»

Он велел позвать военного трибуна Валерия Ацилия. Когда тот, запыхавшись, вошел в шатер, консул с важным видом приказал:

– Слушай внимательно. Прибыли легионы консула Нерона. – Предупреждая лишние вопросы, на возможность которых указывал удивленный вид трибуна, консул добавил: – Да-да, ты не ослышался. И они уже здесь – прячутся за холмами. В лагерь войдут ночью – враг не должен догадаться, что нас стало больше. Их нужно сразу расселить. Мы не станем расширять лагерь, не будем ставить новые шатры и палатки. Пусть каждый трибун примет к себе трибуна, центурион – центуриона, всадник всадника, пехотинец пехотинца. Обойди всех легатов и трибунов, передай мое распоряжение. И без лишнего шума!

Трибун выполнил все безукоризненно. Вскоре восторженный гул прокатился по лагерю – все радовались появлению боевых товарищей, которые пришли, чтобы помочь им разбить Гасдрубала.

Ночью Нерон вошел в лагерь. Его ждали: солдат радушно встретили и развели по палаткам. Консул с легатами сразу же проследовал в шатер Салинатора, чтобы держать совет – медлить было некогда.

Тепло поздоровавшись с находящимся здесь претором Порцием Лицином, легатами Фабием Максимом Младшим, Ветурием Филоном, Лицинием Варом, Луцием Ветурием и удостоив Салинатора вежливым холодным приветствием, Нерон сразу же приступил к делу.

– Соратники, мы шли сюда самым быстрым маршем, на который только способны римские легионы. Наш путь через всю Италию занял всего шесть дней. Ганнибал погрузился в спячку и не знает, что его охраняет легат Квинт Катий с сильно поредевшей армией, отдавшей вам лучших воинов. Я считаю, что нужно немедленно напасть на Гасдрубала!