Аришат тщательно куталась в большое белое греческое покрывало, делая вид, что мучается морской болезнью, поэтому соотечественники, страдающие от жестокого обращения со стороны сопровождающих солдат, вымещавших на них злобу за поруганную родину, ее не узнали.

Тридцать три дня занял долгий путь по морю от Террконы до Остии – главного порта Рима. На тридцать четвертый день пленников, словно стадо, прогнали по улицам города. Это было ужасное зрелище, и Аришат благодарила богов за то, что ей удалось избежать этого позора.

Опоенный приворотным зельем Фонтей, очарованный Аришат, сам придумал план спасения. Теперь Аришат – не кельтиберийка Барита, а гречанка из Сицилии по имени Аристоника (это имя женщина выбрала сама, как созвучное ее настоящему). Гелон стал Гиром. Только Акаму и Афиде не надо ничего менять – им повезло иметь греческие имена с рождения.

Попросив у Сципиона разрешения помочь несчастным сицилийским женщинам добраться до родины, Фонтей взял их с собой в Италию, не обращая внимания на усмешки офицеров за его спиной, догадывавшихся о его непростом отношении к Аристонике: слишком нежные взгляды бросал влюбленный легат в ее сторону. Это заметил даже Сципион, но в силу своей скромности не стал задавать лишних вопросов.

Дать отдых Фонтею и еще нескольким отличившимся воинам, отслужившим в Испании уже около девяти лет, Сципион решил сразу после падения Нового Карфагена. Отпуск легата совпал с важной миссией: вместе с Гаем Лелием они сопровождали важных пленников, а также золото, захваченное римлянами в городе – более тысячи талантов . Кроме того, они должны были доложить Сенату об успешном захвате столицы карфагенской Испании.

Отъезд с Тиберием стал спасением для Аришат и Гелона. Они оказались вне поля зрения многочисленных агентов римлян, рыскавших по городу в поисках спрятавшихся пунийцев, и навсегда исчезли из страны.

Аришат сама выбрала эту участь для себя и сына и теперь тщательно скрывала свое карфагенское прошлое. Ненависть римлян к пунийцам достигла чудовищных размеров. Ганнибал принес Риму много несчастий – разрушил огромное количество поселений, его воины убили и пленили сотни тысяч римлян и их союзников. Теперь ни о каком примирении в будущем между враждующими сторонами не могло быть и речи.

Аристоника боялась разоблачения, но не со стороны Фонтея (влюбленный прирученный легат не представлял опасности). Донос же со стороны постороннего в Сенат мог вызвать вспышку ненависти, и вот тогда… Что будет тогда – Аристоника не хотела даже думать.

Гелон быстро адаптировался в Италии – дети легко привыкают к новой жизни, а в доме Фонтея к нему относились очень хорошо. Всем нравился общительный и веселый мальчик. Его немота таинственным образом исчезла, и он без умолка болтал на латыни, не удивляя знанием языка ни легата (который предпочел ничего не заметить), ни домочадцев. Собственно, домочадцев осталось немного: Тиберий Младший и тетка Тиберия – Фонтея Аврелия, опекавшая его в течении последних полутора лет после того, как Домицилла умерла от болезни легких, мучившей ее с молодости.

Фонтея не очень опечалило известие о смерти жены: слишком давно он ее не видел, да и присутствие Аристоники в доме не понадобилось никому объяснять. Тиберий Младший тоже рос слабым, но все надеялись, что ему удастся миновать участи Домициллы, хотя наследственное заболевание не хотело отпускать хилое тело мальчика.

Фонтей умилялся, глядя на своего сына, наслаждался каждым часом, проведенным вместе с ним. Сейчас он хотел наверстать то, что упустил за годы, проведанные на войне.

Легат хотел мира и спокойствия в своей семье. Он был очень доволен дружбой, которая возникла между Тиберием Младшим и Гелоном, обожал наблюдать за их играми. Всех на вилле удивляла невероятная, необъяснимая схожесть мальчиков: форма носа и подбородка, цвет глаз у них были почти одинаковыми. Только Тиберий из-за своей болезни был немного ниже ростом, уже в плечах и гораздо бледнее.

Старая тетка, отметив сходство ребятишек, подтрунивала над легатом:

– Признайся, что Гир все-таки – твой сын. Ты, скорее всего, скрываешь от нас правду. Наверное, сделал ребенка там, в Испании?

– Я считал тебя мудрой женщиной, которая умеет отличать римлян от греков, – отшучивался Фонтей. – Тем более что Гир выглядит постарше моего любимого сына, а перед тем, как я покинул Италию, Тиберию Младшему исполнилось почти два года. – Он грустно вздохнул и добавил: – И я всегда вспоминал мою дорогую Домициллу…

– Но Аристоника так хороша, что немудрено, что ты забыл о своей жене. – Старая карга никак не хотела униматься. – Была бы я мужчиной, я бы тоже не удержалась. Да и сицилийские греки мало чем внешне отличаются от италиков, а их женщины славятся своей красотой.

Умиротворение в семье стало настоящей радостью для Фонтея. Он так устал от бесчисленных походов. Ему доставляло великое наслаждение просыпаться рядом с прекрасной женщиной, в кровати, на мягких перинах. Холодная походная палатка надоела ему донельзя, и сейчас легат отдыхал, окруженный домашним уютом.

Проснувшись этим утром, он обнаружил, что Аристоники опять нет рядом. Легат знал о ее утренних прогулках и догадывался о томившей ее печали о родине. Однако Фонтей полагал, что родина его новой возлюбленной – Испания, а об этой варварской стране не стоило тосковать.

Зеленая с желтым оттенком лесная чаща утомляла глаз своим однообразием. Деревья, деревья… и ещё раз деревья. Многие были огромными и кривыми, потому что росли на склонах. Как проводник находил дорогу в этом лесу, было известно одному лишь Мелькарту.

Путь маленького отряда проходил по отрогам гор, поскольку безопаснее было держаться вдали от основных дорог, где можно повстречать римских разведчиков. Однако время в пути из-за этого значительно увеличивалось.

Мисдес возвращался от илергетов, погруженный в невеселые думы. Его миссия провалилась: кельты даже не стали с ним разговаривать. Ворота Атанагра остались закрытыми. Посольство Баркидов несколько часов продержали у стен города, а потом появившийся Биттор с надменным видом передал им волю Андобала:

– Царь илергетов объявляет вам, пунийцам, что не считает вас более своими союзниками и желанными гостями. Вы коварны и не уважаете наших обычаев. Отныне мы признаем своим верховным правителем Публия Сципиона – достойного полководца и справедливого вождя.

Выдержав паузу, Биттор добавил чуть мягче:

– Лично к тебе, Мисдес, илергеты не питают неприязни, даже наоборот. Но твоим полководцам отныне закрыт путь в наши земли.

Развернувшись, Биттор покинул угрюмых карфагенян. Ворота города захлопнулись с глухим стуком.

В том, что миссия вряд ли окажется успешной, Мисдес был уверен с самого начала. Но надо было попытаться – ведь плохой мир лучше хорошей войны. Он надеялся привлечь жадных илергетов золотом. Однако для этого требовались переговоры, в которых ему было отказано. Слишком сильно обиделись испанцы за то, что их жен и дочерей взяли в заложники. Как только стало известно об освобождении Сципионом их родственников и великодушном обращении римлян с ними в Новом Карфагене, илергеты тайно, в одну ночь покинули военные лагеря пунийцев. За ними потянулись другие племена, чьи родные также находились в заложниках. Армии Гасдрубала и Магона быстро таяли. Оставались только наемники, которым все равно за кого воевать – лишь бы платили вовремя.

– Какой позор, – жаловался огорченный Мисдес Адербалу. – Я ведь предупреждал, что так нельзя поступать. Совет специально ссорит между собой полководцев, чтобы избежать возвышения любого из них. Гасдрубал Гискон не слушает Баркидов и делает все наоборот. И вот, пожалуйста – результаты его строптивости!

– Был бы здесь Ганнибал, все пошло бы по-другому, – согласился с ним брат. – Его авторитет непререкаем. В Италии ему никто не решался перечить.

– Брат, я больше не могу находиться в этой стране, – сказал Мисдес и глубоко вздохнул. – Мои советы стали бесполезны. Если Баркиды прислушиваются к ним, то Гасдрубал Гискон разрушает все, что создано в результате поистине титанических усилий.