Адербал давно ожидал этого признания от Мисдеса – слишком тяжелой оказалась для брата потеря жены и сыновей. Агенты донесли, что его семья, скорее всего, отправлена в Италию. Сердце Мисдеса рвалось за ними. Провал переговоров – только повод для хандры.

Адербал хотел поддержать брата.

– Я знаю, о чем ты думаешь, Мисдес, – промолвил он. – Ты не успокоишься, пока не убедишься, что сделал все для того, чтобы разыскать семью. Мне кажется, тебе нужно ехать к Ганнибалу. Но туда добраться можно только через Карфаген. Ганнибал контролирует порты Южной Италии…

– Адербал, но для этого нужны веские причины! – воскликнул Мисдес – Мы на войне, а не на прогулке. Трудновато будет убедить Баркидов отпустить меня. – Он не мог найти выход из положения, несмотря на силу и гибкость свого ума. – У тебя есть какие-либо мысли на этот счет?

Адербал засмеялся:

– Наимудрейший просит совета у своего младшего брата?

– Не вижу причин для смеха, – сказал печально Мисдес, и Адербал пристыжено умолк. – Сейчас я говорю серьезно.

Младший брат задумался. Какое-то время они ехали молча. Слышно было только, как неторопливо цокают лошадиные копыта по каменистой почве предгорья, как посвистывают лесные птицы и ухает филин, почему то отправившийся на охоту днем.

Маленький отряд достаточно далеко удалился от города илергетов, и воины немного расслабились – ушло напряженное ожидание возможного нападения бывших союзников. Одному Мисдесу было все равно, что могло случиться. Он постоянно мысленно корил себя, зачем позволил Аришат остаться в Испании после своего выздоровления? Зачем не отправил семью в Карфаген, где они были бы в безопасности?..

Мисдес не подозревал, насколько сейчас был близок от своего сына, от Карталона. Их разделяли лишь ворота Атанагра и небольшой квартал между городской стеной и домом Мандония…

Верика узнала о прибытии послов от своего отца. Но она давно решила не сообщать им о Карталоне. Пока он находился у неё, Акам оставался под надежным присмотром Аришат. Нет, ей не было совестно. Это жизнь: подруга подругой, а свой интерес важнее… тем более, если дело касается твоего ребенка. Верике с трудом удалось убедить соплеменников не выдавать Карталона за большие деньги. Ее слезы растопили сердце Мандония, и на совете он твердо объявил:

– Мальчишка останется в племени и будет жить в моем доме!

К тому же, за прошедшие полгода Верика очень привязалась к сыну Аришат. А Кар вообще не представлял своей жизни без своего названного брата, Кальбадора, как теперь на испанский манер называли Карталона. Они были неразлучны. Кар, настоящий потомок вождей, обладал буйным характером и никому не позволял обижать нового брата. Впрочем, тот и сам не давал себя в обиду. «Настоящий илергет! – удивленно думал Мандоний. – Любому глотку перегрызет. Как странно, что у изнеженных пунийцев могут быть такие дети». Он был прав: родись Карталон в Карфагене, он не смог бы выжить среди илергетов. Но мальчик никогда не видел своей родины, его характер формировался в окружении ливийских солдат и диких наемников. Настоящий волчонок, Карталон пришелся по сердцу своему новому народу. Вскоре все забыли, что он не илергет, ведь у испанцев жить в чужом племени на правах равных – дело обычное. Да и некоторая корысть тоже присутствовала: лишний боец не помешает, кроме того, можно было шантажировать карфагенян через Мисдеса, правда, пока такой надобности не возникало. Пунийцы напрасно думали, что илергеты думают только о золоте. Андобал и Мандоний считали себя мудрыми политиками, стремились к равноправной власти в Испании и полагали, что все средства для этого хороши.

Мисдес не подозревал, что обожаемая им ранее Верика может лишить его радости встречи с сыном, которого он, скорее всего, не увидит больше никогда. Мысль о том, что его семья мучается в рабстве, не давала ему покоя ни днем, ни ночью.

Мисдес, по своей сути человек гуманный, очень изменился за последнее время. Он буквально жаждал римской крови – во время случайных стычек убивал всех легионеров без разбора, пытал пленных, надеясь узнать что-нибудь о своих близких, а вместо того, чтобы требовать выкуп, предлагал предавать смерти допрошенных. Даже Адербал, много повидавший в Италии, удивлялся такой перемене, случившейся с братом.

После того, как Мисдес появился в ставке Гасдрубала и доложил о провале переговоров с илергетами, он попросил Баркида о разговоре наедине.

– Хорошо, – согласился Гасдрубал. – Сегодня вечером приходи к ужину. Поговорим… заодно и поедим.

В шатре полководца они устроились на походных ложах, приставленных к низкому столу, на котором стояли кувшины с сицилийским вином, фрукты, сыр, хлеб и жареная куропатка, пойманная сегодня утром личным поваром Гасдрубала в лесу по соседству с лагерем.

Мисдес наполнил чаши, – ужин проходил без слуг, и он решил, что разливать вино должен сам, – и одну из них протянул Гасдрубалу.

– За победу над римлянами! – сказал Гасдрубал, торжественно отсалютовав чашей и выпив ее содержимое залпом.

– За победу! – повторил Мисдес.

В молчании они начали трапезу. Немного утолив голод, Гасдрубал, вытирая губы расшитым иберийским полотенцем, подарком его жены, спросил Мисдеса:

– Так о чем ты хотел поговорить со мной?

– Гасдрубал, я хочу, чтобы ты отпустил меня в Карфаген.

От удивления полководец перестал есть.

– Я не ослышался? Ты хочешь покинуть нас? И надолго?

– Навсегда. Сюда я больше не вернусь. По крайней мере, в ближайшее время.

– Я поражен твоими словами, Мисдес!

– Понимаю. Я – солдат и осознаю, что моя просьба во время войны неуместна…

Гасдрубал молчал, не зная, что ему ответить. Он не представлял, как карфагеняне останутся в Испании без столь искушенного дипломата, каким был Мисдес.

– Полагаю, причину ты не назовешь? – наконец промолвил он.

– Гасдрубал, я устал от этой войны. Я потерял жену и детей. – Мисдес выглядел очень подавленным. – Мне надо прийти в себя.

– Хорошо. – Гасдрубал снова принялся за еду. – Приходи в себя. – После долгой паузы он добавил: – Не раскисай. Ты же знаешь: боги заставляют приносить наших первенцев в жертву, когда приходит время. Считай, что это время пришло.

– Брось, Гасдрубал, – невесело усмехнулся Мисдес. – Здесь нет жрецов. Мы с тобой знаем, что этот обычай – просто пережиток, никто из аристократов его не придерживается. И мой отец – меня, и твой – Ганнибала просто спрятали от жрецов, когда те пришли за нами.

Гасдрубал суеверно закрыл уши, делая вид, будто не услышал богохульства.

– Ладно, отправляйся на родину, – сказал он и огорченно махнул рукой в сторону выхода. – Мне тебя будет не хватать. Надеюсь, Адербал останется с нами? Или тоже попросит об отставке?

Мисдес вымученно улыбнулся.

– Адербал уже большой мальчик. Я не смею просить за него. Тем более, что он привык к Магону и без него никуда не уедет.

Гасдрубал удовлетворенно кивнул.

– И то ладно. – Он укоризненно посмотрел на Мисдеса. – Оставляешь нас одних разбираться с Сципионом?

– Вы достаточно мудры. Да от меня и не будет много проку. – Тут Мисдес недобро усмехнулся. – Твой тезка, Гасдрубал Гискон, сделал все для того, чтобы у испанцев не было обратного пути.

На границе между Апулией и Луканией римляне и карфагеняне сторожили друг друга.

Шел одиннадцатый год войны. Консулами были избраны Марк Марцелл (в пятый раз) и Тит Квинкций Криспин, которые находились рядом с войсками.

Лагеря противоборствующих сторон были расположены в нескольких милях друг от друга. Их разделял только большой лесистый холм.