Принцесса вздохнула, задумавшись на удар сердца о чём-то, потом подняла глаза, посмотрела как-то пронзительно на наёмника — так, бывало, смотрят, чтобы запомнить человека, молча развернулась и исчезла за дверью.

Ройчи какое-то недолгое время наслаждался относительной тишиной, потом, кряхтя, словно глубокий старик, встал и, потянувшись, направился вслед за Лидией. Следовало надеяться, что за дверью его не ждёт карающий меч, после которого все проблемы королев и королевств отойдут туда, куда и все самоуверенные наёмники — к дракону.

Глава 7

Их осталось восемь амазонок, с учётом двух условно живых, то есть в очень плохом состоянии — без немедленного вмешательства целителя не стоило и думать о спасении. Все остальные тоже имели разные степени ранения, и Тамара, до конца остававшаяся невредимой, тоже не стала исключением: в последний момент, прикрывая отход, заработала несколько болезненных подарков: вывихнутая от сильного удара левая кисть (с кинжалом она таки распрощалась — но это была невысокая плата за жизнь или как минимум, смертельное ранение), и… задетое пикой в броске правое бедро, хорошо хоть удар был рикошетом от щита наёмника, но всё равно остриё неприятно пропанахало кожу. Последовавшая потом, на месте очень болезненная процедура зашивания, несмотря на толику (у них хватало более нуждающихся в подобных крохах) микстуры и магического обезболивания, что каким-то образом наёмники умудрялись накапливать в амулетах, раскрыла, как выяснилось, скрытый талант Тамары на ругательства — взять в рот деревяшку она отказалась из-за внушённой кем-то боязни повредить зубы. Да-да, именно так: только что чуть не потеряла всю голову целиком, на бедре из-за отсутствия профессиональных целителей-магов, которых действительно очень мало или святых отцов, тоже весьма искусных в этом, останется длинный уродливый шрам, перспективы, как говорится, две: либо в пасть дракона, либо в задницу, а она тут блюдёт белоснежность улыбки. А ещё умудрилась пуще прежнего покраснеть, когда к ним: ей, лежащей с задранной полой куртки и спущенными штанами и невозмутимому Колу подошёл Ежи, его рыжий (и бесстыжий!) товарищ, баюкая правую повреждённую руку и, глядя на ловкие движения обрабатывающего и зашивающего наёмника, стал задавать вопросы о серьёзности ран, вначале её, а потом своей. Кол в своей краткой манере отвечал односложно, не отвлекаясь и не прекращая работы, а у Тамары сложилось двоякое впечатление об интересе рыжего: он действительно волновался, скоро ли будет боеспособен, ведь ни лука, ни меча толком, будучи правшой, ему в ближайшее время не держать, а являясь, как оказалось, самым младшим участником этой наёмнической ватаги, он и обращался к более опытным товарищам за разъяснением этого момента, но параллельно, как казалось раздосадованной Тамаре, пялился на оголённые, бело-розовые участки её многострадальной ноги. Ведь таким уж профаном по части ран наёмник не мог быть в принципе, значит причина его задержки и ненужной демагогии — очевидна.

Прошипев очередное ругательство, поймав сочувствующий взгляд Ежи, Тамара раздражённо отвернулась.

Они вернулись в пристройку для отдыха караула, где и заседали Брада с наёмниками накануне. Ни прорваться к лошадям, ни без них к воротам не было никаких шансов, и они, словно напуганные грызуны, спрятались в каменном мешке, в котором, по мнению амазонки их всё равно ждала незавидная судьба. Сами загнали себя в ловушку, выхода из которой не было видно, а противники, словно зная об этом (пожалуй, наверняка зная), не торопясь и не подставляясь под меткие выстрелы из бойниц, обложили их, оборудовав четыре перекрывающих возможные направления движения поста за деревянными щитами с наблюдателями и тройками лучников — добежать хоть до одной позиции без хорошей защиты было бы чистым самоубийством, а за это время со стороны главных ворот, где дежурила полусотня охраны и десятка два всадников, очень быстро могла выдвинуться подмога. И на что в данном положении следовало надеяться? На быструю и милосердную смерть вместо пыток и показательной казни? Ну, это всегда можно успеть…

Мрачные мысли исчезали под натиском ослепляющей дёргающей боли — вот такая польза была от ранения. И Тамара понимала, что это ушли крохи обезболивающих, и, неловко ворочаясь, пыталась принять такое положение, при котором не так больно. Тщетно.

Рядом лежали фактически безнадёжные подруги, на которых наёмники даже не стали тратить драгоценные запасы целебных амулетов, лишь после ледяного пожелания Брады, влили какую-то гадость (запах, несмотря на изобилие уже присутствующих не самых приятных ароматов, был особенно ужасен) во рты девушек — якобы поддерживающую жизнь в организмах. Но, опять же, это была отнюдь не милосердная отсрочка: у одной раскроен череп, сквозь который проступали отвратительные сгустки, у второй укол в живот натворил такую кашу, что без содрогания невозможно было смотреть. Что теплилось в телах непонятно — вряд ли это была жизнь.

Тамара повернула голову в другую сторону, обратила внимание на сидящих недалеко вокруг стола мрачных Браду и трёх наёмников: Сетра, старшего, Кола и Лири, того медведеподобного секироносца. Рыжий в это время бродил вдоль бойниц, возле которых дежурили уцелевшие девушки, подбадривая их, останавливаясь иногда, будто бы вспомнив очередную удивительную историю, а заодно инструктировал, как правильно следить за противником в такой ситуации, чтобы наблюдательницам не схлопотать стрелу, а врага поразить; сам при этом тоже поглядывал, контролируя внешнюю обстановку. Пятый наёмник из команды, нанятой Брадой, имени которого так и не узнала Тамара, погиб при отходе, и его тело осталось лежать на брусчатке — товарищи не имели возможности вытащить его, пусть уже и мёртвого, и были весьма от этого недовольны.

— Они не будут сейчас штурмовать нас, — негромко говорила Брада, — пока не определиться ситуация во дворце, и не пройдёт хотя бы первичная зачистка, — её лицо внезапно исказила гримаса — таким образом выплёскивая нервное и физическое напряжение. И постоянное переживание о судьбе принцессы и других для неё близких людей.

Кол, опёршись подбородком на стоящие на локтях руки со сжатыми в замок ладонями, неподвижно сидел, прищурившись на что-то только ему виденное. Лири тоже, можно сказать, не блистал энтузиазмом — его массивная фигура, сидящая боком к остальным, чудовищно всклокоченная голова — сорванный от злости шлем валялся под скамьёй, нервно барабанящие по столу толстые в чёрных жёстких волосках пальцы — всё это рисовало весьма мрачную картину и без того не отличающегося лёгким нравом наёмника. Сетр, не мигая, смотрел на Браду единственным глазом и, словно соглашаясь, качал головой. Он ничего не сказал своей давней подруге и нынешней нанимательнице о том, в какое безвыходное положение попала его команда в связи с новым, между прочим ещё не заключённым контрактом — Брада оттягивала этот момент до первого же серьёзного разговора с принцессой — вдруг та совсем упрётся и откажется от «нянек» — охранников мужчин в женском отряде. Процент, пусть и небольшой такой реакции был, даже с учётом предыдущих заслуг и авторитета любимой наставницы. И парни любезно согласились обождать — всё-таки деньги — существенный рычаг, да и сама работа изначально не предполагалась трудоёмкой: принцесса в окружении своих девчонок по пути на запад — тут всё просто, а в местах боевых действий и сам король вряд ли разрешил бы ей совать прекрасную головку в пасть дракона. Не работа, а как говорил Ежи, — мечта.

Небольшая свеча не очень-то и разгоняла тяжёлый сумрак, неспешно билась под дыханием и неторопливыми движениями сидящих вокруг, и невольно притягивала взгляды и остальных. Снаружи захватчики тоже озаботились освещением — у постов были уже заготовлены хворост и поленья для костров.

— Оставаться здесь нельзя, — сухо проронил Сетр. — Это — смерть. Грифоны дождутся подкрепления или возвращения свободного отряда и выкурят нас отсюда в два счёта — лично я вот так сходу вижу около трёх способов это сделать, при чём нападающая сторона практически не пострадает. Только милости ждать не придётся.