Ник уничтожит все.
Хотя Эш считается богом окончательной судьбы, он не единственный в своем роде. Почти в каждом пантеоне есть хотя бы по одному богу судеб. По сути, они все уравновешивали друг друга. Но Ник не был богом. Хотя предшественники Ника были созданы тем же первозданным источником, который питал богов, но первоначально малахаи были рождены для услужения матери Эша.
Их главная задача – уничтожить мир.
Эш единственный, кто бродил среди людей и знал истинное происхождение, а также роль, отведенную демоническому роду Ника. До начала времен существовало шесть богов. Трое придерживались добра, а трое жаждали зла. Трое богов созидания и трое богов полного разрушения.
После сражения в Примус Беллум[56], которая практически уничтожила землю и человечество, эти боги очень долго спали. До преждевременного получения Ником сил малахая. Тогда двое темных пробудились. Нуар и Азура.
Они рыщут по земле в поисках своей пропавшей сестры Браит, но им пока не ведомо, что она заточена в аду Атлантов. И что она родила сына...
– Я могу помочь тебе, Ник.
– Да... тогда верни мне мою маму.
Для несведущих это напомнило стенания плаксивого мальчишки. Но Ник не канючил, и Эшу это известно. Ник – существо тотального разрушения. Хотя его способности практически безграничны, но не до конца.
Малахай – ядерная бомба зла, оружие глобального уничтожения. Он не мог создавать или возвращать жизнь. Только отнимать.
А еще Ник не мог путешествовать во времени без такого инструмента как Киничи. И он не способен вычислить бога, пока малахая не пошлют его убить или не откроют личность. Ник мог называть это сверхъестественным, но это не так. Но после прямой наводки он может с легкостью убить бога и вобрать в себя его силы.
«И Артемида послала Ника охранять Икскиб...»
Ашерон посмеялся бы над абсурдностью ситуации, не будь это у Артемиды в порядке вещей. Она сестра-близнец Аполлона – бога пророчеств – но не слишком ли хреновые у нее познания о будущем?
– Я сейчас не могу вернуть твою мать, но если ты сможешь мне снова доверять...
У Ника вырвался зловещий, леденящий душу смех.
– Доверие? Мой отец доверился, и что получил в итоге?
Эш покачал головой.
– Доверие не имеет к этому никакого отношения. Твой отец умер, поскольку произвел на свет нового малахая. Если бы ты не родился, он по-прежнему был бы жив.
– И все же, у меня нет к тебе доверия.
– Хорошо, просто перестань пытаться меня убить.
Ник вздохнул и на секунду перед ним предстал старый добрый дерзкий каджунский ребенок, которого Эш считал другом.
– Я не могу ничего обещать, парень... Ты что, меня не слышал? Я вроде говорил с тобой на английском. Я не в силах остановить свою истинную сущность. Все равно, что просить луну не всходить или океан не создавать волны, – отрывисто сказал Ник. – Моя сущность – смерть. А ты – жизнь. Только это, независимо от остальных факторов, вызывает во мне желание хорошенько тебя отметелить и убить. Именно поэтому мне нужна помощь, и я не могу записаться к психотерапевту. Я просто могу его слопать с потрохами, а мне не нравится человечина на вкус... – Эш даже не хотел знать, откуда Нику это известно. – По крайней мере, у Артемиды есть шанс побороться, если я окончательно слечу с катушек.
– Мы справимся.
– Лучше бы ты оказался прав, Эш, потому что если ты ошибаешься...
Мать Ашерона наконец выиграет, а человечество сгинет.
ГЛАВА 17
Несколько минут Рэн любовался Катери, пока она дремала в его кровати. Той самой, которую он ни с кем прежде не делил. И даже не мечтал об этом.
Тем не менее, Катери спала обнаженная на сбившихся темно-коричневых простынях, темно-каштановые длинные волосы рассыпались веером по подушке. Одна ладошка лежала под подбородком, а согнутая нога выглядывала из-под простыни.
Правая рука свисала с края кровати. Опустившись на колени, Рэн прикоснулся пальцами к запястью, а потом наклонился, чтобы вдохнуть драгоценный аромат валерианы. Этот запах будет вечность преследовать его, как и нежность ее прикосновений.
– Я люблю тебя, – прошептал он, прильнув губами к ее запястью, а потом прижался щекой к ладони. Последние несколько часов они тщательно, миллиметр за миллиметром, изучали друг друга.
И он определенно боялся щекотки.
Катери думала – это начало их совместного будущего.
А Рэн знал, что это конец. Должен им стать. Нет других вариантов. Иначе Гризли, смеясь, уничтожит ее, упиваясь процессом. И хуже всего, заставит Рэна наблюдать за этим.
«Я буду по тебе скучать. Вечно».
Рэн лишь надеялся, что однажды Катери встретит мужчину, достойного ее любви, и тот сделает ее счастливой, какой попытался бы сделать он, будь у него возможность остаться с ней рядом.
Но этому не суждено случиться.
«Знаешь, Рэн. Моя бабушка всегда говорила, что мир не знает, кто ты, ведь речь идет о том, кем ты на самом деле не являешься. Такое положение вещей мы сами можем изменить. Мы стремимся стать лучше и должны радоваться каждому дню, пока это желание живет в нас. Но для меня никогда не изменится то, кем ты являешься для меня. Моим благородным героем. Даже испытывая боль и злость, ты обратил свой гнев только на виновных. Никогда не трогал безвинных. Потому что ты не тот, кто убивает без причины. Ты никогда не набрасываешься на невинного в стремлении навредить. Ты не такой, и никогда таким не будешь. Вот поэтому я вижу в тебе героя, и ты всегда им будешь для меня».
Рэн будет помнить эти слова всю оставшуюся вечность. Именно они подарят ему утешение, пока Гризли будет истязать его в пучине адовых мук.
Поднявшись с колен, Рэн наклонился и поцеловал Катери в лоб. В последний раз взглянув на любимую, он обернулся в ворона и оставил ее под защитой своего друга и союзников.
Из-за приближающейся бури его крылья хлестали ночные ветры. Казалось, будто они тоже пытаются уничтожить его и обессиленного швырнуть на землю. До равноденствия осталось чуть более двенадцати часов, тогда врата будут открыты, и ад обрушится на землю.
Если только Катери не доберется до Долины к трем часам ночи.
«Она справится. Остальные помогут. Моя задача – максимально облегчить им поездку».
Страшась того, что его ждет, Рэн полетел в единственное место, где его брат чувствовала бы себя в безопасности. Пещера, где всегда скрывался Койот, когда хотел набраться сил.
Рэн снизился, оглядывая пейзаж, прежде чем позволил врагам почувствовать свое присутствие. У входа никого не было. Рэн в секунду обернулся в человека и облачился в броню. Койот – хитрец, и недооценивать его не стоит.
Двигаясь также бесшумно, как когда-то выслеживая неуловимую дичь, Рэн стал спускаться вглубь пещеры, пока не добрался до глиняной комнаты. Красные стены украшали древние глифы. Некоторые были словно начерчены пришельцами, но Рэн знал, что это старинная демоническая символика существ, давно изгнанных из этой сферы.
До того, как человек стал изучать науки и разум, он стремился смешаться с полудемонами в надежде, что одураченные демоны примут его за себе подобного и оставят в покое.
Такого никогда не происходило. Хорошая, но напрасная попытка обеспечивала демонам отличное развлечение на бесчисленные годы. Они вдоволь насмеялись над глупыми людишками, пытавшимися им подражать.
Рэн замер, заметив привязанного к стене Чу. Хвала богам, его друг еще жив. Хотя, судя по паршивому виду, сам Чу Ко Ла Та сейчас завидует мертвым и не будет рассыпаться в благодарностях за то, что еще дышит.
Особенно ему.
Бесшумно, словно тень, Рэн пересек комнату и прикоснулся к руке Чу.
Чу Ко Ла Та вздрогнул, но увидев друга облегченно выдохнул.
– Это ты?
Правильный английский, слетавший с губ Чу, всегда казался смешным, но сейчас он звучал вдвойне забавно, учитывая, что его друг выглядел так, словно два раунда исполнял роль боксерской груши Майка Тайсона.
56
Примус Беллум (лат. Primus Bellum) – «Первая война»