Рассказы преподавателя отечественной истории о "лаурус парлус" в свое время произвели на Кузьму неизгладимое впечатление.

"В наши дни, к счастью, большинство людей осознает дикость брачных традиций предков. Хармандонские демократы активно выступают за введение уголовной ответственности для обеих сторон в случае установления факта следования этому варварскому обычаю, "– подытожил учитель.

" Вот бы меня украли! " – мысленно воскликнул одержимый страстным любопытством к жизни Кузьма.

Не успела подошедшая к столику поклонница сказать ему и пары слов – они лишь обменялись взглядами, как охранница, вихрем сорвавшись с места, напала на молодую женщину со спины и сгибом руки сдавила ей шею.

Тати, не даром боевой офицер, не растерялась: ухватив дюжую девицу за плечо обеими руками, она нырком подсела и перебросила её через себя.

Падающая охранница задела ногой столик, на пол полетела посуда, послышался звон и вопли Луки. Парнишка вскочил на стул, как будто на возвышении было безопаснее, и своим дребезжащим голоском, чуть ли не более звонким, чем хор бьющихся стаканов принялся звать на помощь .

Вышибалы заведения сорвались со своих мест. Тати нужно было бежать хотя бы ради того, чтобы не возмещать стоимость поломанного и разбитого.

Две девушки кинулись ей наперерез. К ним, на удивление быстро оклемавшись, присоединилась охранница Кузьмы.

Началась свалка. Тати ловко уходила от захватов и, вертясь волчком между противницами, успевала наградить каждую из них неожиданным ударом.

– Круто она дерется. Я видел такое только на Тиргейском рынке. Там одна девушка деньги зарабатывала тем, что одна валила десять желающих из толпы. Зеваки ставили деньги на то, что она не завалит, а она валила… – Лука понял, что ему лично ничего не угрожает, слез со стула и из испуганной жертвы превратился в невозмутимого зрителя.

Кузьма не успел удивиться тому, что Лука бывал на Тиргейском рынке, и, значит, почти наверняка в свои двенадцать знает о настоящей жизни куда больше, чем он, Кузьма, в свои шестнадцать. Юноша увидел, как его охраннице удалось-таки заломить Тати руку.

Не думая ни секунды, он вскочил, метнулся к клубку дерущихся, и, улучив момент, со всего размаху ткнул собственную охранницу между лопаток вилочкой для мороженого.

От неожиданности она взвыла, изогнулась и на мгновение ослабила хватку. Тати этого хватило – она вырвалась.

"Беги!" – шёпотом крикнул ей Кузьма, сияя глазами.

И она побежала.

Коротко и жалко, точно кошка, которой наступили на хвост, звякнул колокольчик над дверью. Стукнуло внизу – Тати одолела лесенку крыльца одним прыжком.

Охранница вернулась к столику. Вышибалы потирали помятые бока. Лука смеялся. А Кузьма думал о том, что он наделал. Разумеется, беспокоился он не о тех двух красных точках, что остались на спине у девушки, считающей себя его защитницей… Хотя ей, вероятно, было больно. Кузьма старался на неё не смотреть. А когда случайно напоролся на взгляд – тотчас отвел глаза. Он ожидал чего угодно: гнева, укоризны, холодного пламени назревающей мести… Но… Молодая охранница глядела на него иначе – с тоской. И он не смог выдержать этого взгляда.

Блондинка знает. Теперь она знает! Своим поступком Кузьма раз и навсегда стер границу между собой и ею – он изменил манерам, позволил высвободиться порыву…

Она сделает выводы. И вернется за ним. Отважные мужекрадки древности увереннее шли на преступление, угадав взаимность в каком-нибудь случайном поступке юноши…

5

Лимузин плыл по горячему асфальту Хорманшера в молчании, как катафалк. Сытый Лука дремал, заняв своим тщедушным тельцем (и как только умудрился!) целое сидение. От присутствия охранницы тишина в салоне густела, крепла, превращалась в напряжение, как сливки в масло.

– Как тебя зовут? – без возможности отступления, как гранату, Кузьма бросил вопрос в это гнетущее молчание.

– Марфа.

В бровях – ветерок удивления.

– Извини меня, Марфа. Больно ведь? Давай, я посмотрю.

Кузьма не ожидал, что она согласится. Но молодая охранница без единого слова рывком сняла с себя майку. На её спине, ровно загорелой, гладкой, чуть блестящей, точно дорогая глиняная посуда, обозначились, как он и предполагал, два жирных вишневых укола – возле них разливалась сине-желтая гематома.

– Я смажу сейчас… Подожди… – пытаясь вспомнить, где в лимузине аптечка, виновато пробормотал Кузьма.

– Не надо! – Марфа резковато отгородилась от предложенной медицинской помощи. – Царапина, заживет как на кошке.

Она подняла руки, чтобы снова надеть майку, и Кузьма невольно задержал взгляд на её голой груди. Два невзрачных холмика, и на каждом – шарик. Как крышки от заварочных чайничков.

Кузьма знал, что Марфа только год назад приехала из Храма. Охрану для хармандонской королевской семьи и знати готовили в специальных закрытых школах, куда брали только идеально здоровых и крепких шестилетних девочек. В течение десяти лет их учили попадать тонким, как скальпель, метательным ножом в глаз с расстояния в двадцать шагов. Их учили безжалостно душить и ломать шеи. Но не только эту жуткую науку постигали они. В Храме девочкам рассказывали и о смерти, и о любви. Охранницы знали секреты врачевания, умели останавливать кровь, делать искусственное дыхание, массаж сердца, могли принять роды. Поговаривали, что в Храме учат даже искусству ласкать мужчин… Может, потому Селия и прислала Марфу в комнату Кузьмы?

– Зачем ты напала на эту женщину?

– Я не должна подпускать к вам так близко посторонних людей, если бы она достала нож, допустим, я могла бы просто не успеть…

– С чего ты вообще взяла, что кому-то может понадобиться зарезать меня в кафе?

Кузьма злился на Марфу за то, что разговора с Тати не получилось.

– Я не могу знать, о чём думают люди. А в вас течет королевская кровь, не забывайте.

– Как же вы уже достали! Этой крови королевской во мне – капля на ведро, но жизнь моя, как я чую, отравлена насмерть!

– Если она попытается вас похитить, я должна буду убить её, – сказала Марфа.

Кузьма впервые за время поездки взглянул ей прямо в глаза. Небольшие, глубоко посаженные, чуть раскосые – они ничего не говорили о том, что творилось в душе девушки. Кузьме стало немного не по себе от холодного взгляда Марфы: она научилась убивать и сама не боялась смерти.

– Я тебе не позволю, – заявил он, чувствуя, как пересыхает во рту, – я добьюсь, чтобы тебя уволили, я…придумаю, что с тобой сделать…

Марфа всего годом старше, и она – простая охранница, но Кузьма оробел перед нею. Она ведь – тоже женщина. Как Селия, как загадочная Блондинка… Пусть совсем юная, неопытная, неосторожная в словах и чувствах, но женщина. Прекрасное и страшное существо, от которого всегда будет зависеть жизнь мужчины…

– Вы влюблены в эту даму, молодой господин? – спросила Марфа.

– Это не твоё дело, – отрезал он, глядя в сторону, – сама говорила: «мы принадлежим разным кругам, вашими друзьями могут быть ваша матушка, госпожа Селия», – Кузьма довольно обидно передразнил глубокий немного гнусавый голос Марфы. – Тайны сердца я поверяю только друзьям.

– Я спрашиваю не из любопытства, – спокойна сказала девушка, не обратив внимание на насмешку, – моя рабочая обязанность – отслеживать круг вашего общения. Если вы желаете общаться с этой молодой дамой, я не могу вам запретить, но я должна быть уверена, что она не причинит вам зла.

– Я тебе скажу, если ты мне тоже кое-что скажешь. Что Селия говорила тебе? Какими словами просила прийти ко мне в спальню?

Кузьма хотел знать, правда ли его нареченная сумасшедшая, или в её действиях всё же присутствует логика, только более сложная и странная, чем у обыкновенных людей.

– Она позвала всех нас, охранниц, и спросила, кто хотел бы… – юноше показалось, что Марфа слабо покраснела. Лгать молодому господину она не стала бы.

– Я тебе что… Нравлюсь что ли? – оторопело спросил он.