Лука, прежде приветливый, отреагировал на естественный в общем-то вопрос странно: он заволновался. Кузьме показалось даже, что испугался немного. Или застыдился. Во всяком случае, в глазах у него промелькнуло выражение типичной детской растерянности, какое бывает у школьника, скрывающего двойку, когда родители спрашивают, как прошел день.

Разумеется, Лука ничего не ответил.

Кузьма решил, что мальчик просто не хочет больше с ним разговаривать; и будет бессовестной ложью сказать, что это предположение Кузьму огорчило, скорее наоборот – юноша почувствовал облегчение. Не нужно станет потом врать Селии: он ведь честно старался найти со своим новым "братом" общий язык, попытка сорвалась не по его вине.

Кузьма хотел было пойти в парк к своему любимому дереву, но Лука остановил его. Он подошел и показал юноше какой-то странный черный предмет. Это оказалась настолько устаревшая цифровая игра, что Кузьма никогда даже таких не видел.

– Она называется тетрис. Тут на сенсорной панели нужно ловить пальцем падающие кирпичики. Она не совсем хорошо работает, застревает иногда. Но я играю, хочешь?

Кузьму растрогало искреннее расположение к нему Луки.

– Где ты её взял, чудо? – он старался говорить с мальчиком снисходительно, как старший с младшим.

– Нашёл, – ответил Лука и почему-то отвел взгляд.

– Где?

–В городе, – нехотя ответил Лука и как будто снова что-то его смутило.

– Охрана разрешает тебе подбирать предметы на улице?

Мальчишки не мигая смотрели друг на друга пару секунд, в глазах у обоих было недоумение. Но потом Лука опять быстро, словно захлопнул запретную книгу, спрятал взгляд и пробормотал шепотом:

– Пожалуйста, не спрашивай меня больше о моём прошлом… Это госпожа Селия шай запретила мне говорить о нём с тобой.

Кузьма едва не прикусил язык от изумления.

"Вот оно что!"

– Ну и ладно, – изобразив беззаботность, отозвался он. – Поедем тогда покатаемся. Я попрошу лимузин приготовить. Създим в мой любимый "Клуб мороженого". Знаешь, там есть не только обычное мороженое, сливочное, но и со всякими странными вкусами. Например, острое, с перцем.

"Опять тайна, одни тайны у неё…" – подумал он мрачно, направляясь ко входу в замок вслед за бегущим вприпрыжку Лукой. Мальчишка воспринял идею автопрогулки с исключительным энтузиазмом.

4

Чтобы ехать в город, Кузьме нужно было надеть головную накидку.

Он тщательно зачесал назад волосы, убрал их под плотную трикотажную шапочку, накинул сверху длинный белый платок-косынку, что удерживался на голове за счет плотного тканевого валика, напоминающего венок. И, наконец, последний штрих: с помощью изысканных золотых с жемчугом булавок Кузьма приколол к косынке полупрозрачную вышитую ткань, призванную скрывать лицо.

"Вот Луке хорошо!" Подумал он с грустной незлой завистью. "Он ребенок, он может пока не носить накидки, бегать наперегонки с собакой, не боясь, что что-нибудь задерется или слетит, поедать мороженое прямо на виду у всех в кафе или на бульваре, а не просить вечно завернуть с собой…"

По обычаю покрывать лицо должны были только юноши, достигшие физической зрелости.

Поморгав своему отражению чёрными как деготь глазами, что будто бы разом стали больше и выразительнее после того, как было занавешено всё остальное, убедившись, что косынка сидит ровно, Кузьма со вздохом покинул комнату.

Увидев его готовым к прогулке, Лука покатился со смеху:

– Зачем это ты на себя такое напялил?

Юноша попытался сохранить самообладание:

– Года через три, поверь, и на тебя "такое напялят", не советую зубоскалить.

С каждой минутой общения Кузьма замечал за Лукой всё больше и больше странностей: в лимузине тот осматривался едва ли не с открытым ртом, будто прежде оказывался редко или даже вообще не оказывался в подобной обстановке. «Новый брат» ласково, осторожно, будто бы заискивающе оглаживал ладонями кожу кресел, точно спину живого дракона, который и кинуться может, если что ему не так… Мини-холодильник для напитков и вовсе привел парнишку в состояние благоговейного транса…

Кузьма много бы думал обо всем этом, подозревал бы неладное, ворочаясь без сна в своей постели, пытался бы по отдельным малюсеньким кусочкам восстановить мозаику всей коварной многоходовой игры, в которую он был втянут. Теперь юноша не сомневался, что Игра началась. И он бы пробовал вникнуть в её правила, если бы не помешали ему ураганом нагрянувшие события…

Официант вынес для Луки мороженое в изящной фарфоровой креманке на высокой ножке.

Порция Кузьмы была упакована в пластиковый контейнер и серую фирменную коробку с серебряным тиснением. Он мог бы, конечно, и съесть её, как Лука, длинной тонкой ложечкой, каждый раз аккуратно сдвигая покрывающую лицо ткань. Но у него не хватало терпения больше, чем на три ложки. Он хотел наслаждаться мороженым, а не думать о том, как бы ненароком не заляпать платок или не оголить слишком сильно щеку. Люди же кругом! Кузьма с завистью глядел на Луку, что уплетал за обе щеки разноцветное мороженое, политое жидким шоколадом и посыпанное маршмеллоу. Лакомство выглядело очень аппетитно. Под конец, съев всё, Лука нагнул креманку и попытался выпить подтаявшие остатки через край.

– Что ты делаешь!?– глаза Кузьмы округлились от возмущения, – не позорь меня! Хочешь ещё – я закажу!

Лука довольно кивнул.

Когда ему принесли вторую порцию, Кузьма, чтобы лишний раз не растравливать себя, переключил своё внимание на интерьер.

Кафе располагалось над розовым садом. Глядя в стеклянный пол как в окно, посетители могли любоваться розами самых странных цветов и оттенков. Здесь были синие, салатовые, бледно-голубые, черные и даже пятнистые, леопардовые цветы. Мороженое тоже выкладывалось в вазочку каждому клиенту наподобие букета роз. Так же красиво, как и вкусно.

В полупустой зал, тренькнув колокольчиком над дверью, вошла девушка.

Аппетит у Кузьмы пропал тотчас, уступив место учащенному сердцебиению. Он узнал её. Это была блондинка. Та самая. Которая подобрала брошенный им в театре платок.

Найдя взглядом Кузьму, она скорыми шагами направилась к столику, за которым он сидел с Лукой.

Юноша хотел было жестами предупредить её, что сейчас не самое лучшее время ей подходить, но на него напала оторопь: он не смог найти уместного жеста… Что сделать, чтобы она догадалась? Замахать руками? Сложить предплечья крестом? Помотать головой? А если Лука всё расскажет Селии? Он ведь не охрана, которая позволяет себе говорить, только когда госпожа спрашивает…

Кузьма бросил умоляющий взгляд сначала на охранницу, ту самую, которую он выставил из своей комнаты ночью и которой порезал руки, а потом – на Луку.

Тати подошла к столику.

В груди у Кузьмы трепыхалась тревожная радость встречи: он снова чувствовал себя героем авантюрного романа. Он хотел заговорить со своей поклонницей, но заготовленные слова все перепутались, собравшись в плотный комок, и ни одно так и не удалось вытащить наружу. Он просто поднял на нее глаза, полные страха и надежды – он в один миг увидел в ней спасение от всех своих несчастий – встретив её взгляд, возбужденный, решительный, он вдруг поверил, что она придумает способ вызволить его от Селии и забрать с собой: подальше от унизительных наказаний, неудобных платков на лице, и скучного замка с жуткими ящиками в подвале…

"Лаурус парлус" – украсть жемчужину – древняя хармандонская традиция, теперь почти позабытая. Суть её заключается в том, что любая женщина, если она серьезно влюбилась и готова рискнуть ради любви всем, включая жизнь, может попробовать похитить поразившего её сердце юношу или молодого мужчину, даже если он помолвлен или является мужем другой женщины. Сложность задачи определяется сословием, к которому принадлежит юноша, достатком его семьи, и, разумеется, отношением самого юноши к похитительнице. Как нападающим, так и защитницам во время похищения обычай разрешает проливать кровь. В старину битвы "за жемчужину", особенно если они происходили между аристократками, собирали полные улицы зевак: у знати было много охраны, и похищение превращалось в долгое кошмарное представление с погонями, поединками на мечах, алыми фонтанами из ран и протяжными стонами умирающих… Главная сложность "лаурус парлус" заключалась, однако, вовсе не в этих публичных играх с холодным оружием. Похитительница должна была за ограниченный срок добиться взаимности от своей жертвы. Если в течение оговоренного времени юноша по доброй воле проводил с нею ночь – жемчужина считалась похищенной – это означало удачное завершение предприятия и примирение сторон. Бывшая владелица украденного юноши должна была официально признать победу своей соперницы и объявить брак расторгнутым. В случае, если похитительнице не удавалось добиться от своего пленника близости, и по истечению срока он желал вернуться к прежней подруге, то она обязана была его возвратить и принять с честью любую кару, назначенную соперницей. Если верить летописям, самой распространенной карой для мужекрадок была смерть.