Докладывая вашему сиятельству об обстоятельствах и фактах, кои были предметом моего внимательного ознакомления во время моей командировки в Аксу, и Уч-Турфан, я не могу обойти молчанием факт прибытия в Уч-Турфан и Аксу агентов жандармского управления из Верного с целью проследить и выяснить возможность воздействия со стороны мусульман китайских подданных на возникновение волнений в Семиречье прошлым летом.

Насколько я мог лично ознакомиться за время двухмесячного пребывания в прошлом году и почти равного по времени пребывания в данный момент в Аксуйском и Уч-Турфанском районах, я пришел к твердому убеждению, что о каком-либо влиянии и воздействии со стороны китайских мусульман как руководителей на русских не может быть и речи. Китайское инородческое население по своему развитию, образованию, а главное по своим понятиям об отношении властей к подданным и, наоборот, стоящее несравненно ниже русского населения, никоим образом не могло занять такого положения, чтобы руководство в вопросах, будет ли то религиозного или, административного (в отношении этой темной массы нельзя даже сказать «политического»), находилось в их руках. Допустить же существование каких-либо политических обществ, как «гэлао-хой», в их среде, значит впасть в большую ошибку, обнаружив полное непонимание задач и организации названного общества.

Если мы остановимся подробнее на выяснении взаимоотношений русских и китайских инородцев в их прошлом, то нам придется констатировать тот факт, что превосходство в умственном развитии русско-подданных туземцев давало им всегда в руки неоспоримое руководство в делах веры и даже оказывало значительное воздействие на установление отношений между туземным населением и китайскими властями в Кашгарии. Сам Якуб бек, добившийся самостоятельности Кашгарии, был выходец из Коканда, после чего здесь появлялись часто из России последователи его идей о самостоятельности Кашгарии.

Коснувшись в своем докладе вопроса о недружелюбном отношении китайских властей, в частности даотая Чжу, к русским интересам, я не могу не коснуться вопроса моих личных отношений с названньим чиновником. Как во время моей первой командировки, так и во вторую, мои личные отношения с даотаем Чжу носили самый дружеский характер, что даотаем подчеркивалось перед подчиненными ему чиновниками в оказании мне разных признаков внимания: часто приглашал к себе на обед и чашку чая. Заезжал ко мне запросто и просил меня не строго к нему относиться, если им не удовлетворена та иди иная моя просьба, указывая в таких случаях, что он при всем желании не может этого сделать. По распоряжению даотая при мне все время находится почетный караул в Аксу и Уч-Турфане из 8 китайцев-солдат, что было сделано даотаем, несмотря даже на мой протест, но просил меня не отказывать ему в этом, так как он хочет показать перед туземным населением, какие дружественные отношения существуют между русскими и китайскими властями. Я мог впоследствии убедиться лично, что это имело благие результаты, сказавшись на улучшении отношений со стороны китайских подданных к русским подданным. Я со своей стороны относился приветливо к нему, не упуская, конечно, случая заметить его планы и намерения нанести ущерб русскому престижу.

Докладывая вашему сиятельству о вышеизложенном, я не могу ее высказать своей просьбы не поставить мне в вину возможные промахи и упущения в выяснении затронутых мною вопросов, что может быть объяснено как сложностью самого дела, так и моей относительной неподготовленностью к подобного рода вопросам.

Драгоман Консульства Стефанович

(По р. В. О. С. № 93 и 12)

После мятежа выяснилось из показания ряда киргиз и русских, которые были в плену у киргиз и слышали от них, что киргизская беднота подвергалась незаконным поборам со стороны разных администраторов включительно до джигитов. Уездный начальник, которому подавались заявления об обирании киргиз разными «почетными» лицами, никаких мер не принимал. На уездн. нач. Иванова указывали, что он сам через своих соратников производил поборы (взятки) при перевыборах волостных управителей и т. п.

Киргизы Джетыогузовской волости подавали в 1916 г. Прошение губернатору о том, что Абдулла Сориков, на которого они доносили уездн. нач. Иванову несколько раз, разоряет их «чилимами» (взятками). Прошение возымело свое действие и подавших прошение Урмамбета Чекирова и. Джанузака Джуносова несколько раз вызывал у. н. Иванов и предлагал помириться им с Сориковым.

Дело, творят, было прекращено по получении Чекировым порядочного «отступного».

^{ЦАУ Кирг. АССР из фонда жандармского управления в г. Верном по описи № 6 за 1916 г., стр. 51–52.}

(По р. П. В. О. С. № 462.)

По мнению учителя С.-х. школы Пржевальского уезда П. А. Шестеркина:

1. Наплыв русских переселенцев, благодаря которому сократилась площадь землепользования киргиз кочевников.

2. Столкновения на почве водопользования, так как население уплотнялось, а оборудование орошения оставалось почти тем же. Многие поля оказывались без полива.

3. Предложение киргизам переходить на оседлое положение так же не было им по душе.

4. С началом войны в 1914 г. среди киргиз, которых на войну не брали, начались разные сборы: юртами, кошмами и т. п.

5. Между тем носились слухи о турецких или немецких агитаторах, на сколько это правильно — трудно судить; в общем волнений не наблюдалось[80].

6. Набор рабочих из киргиз для действующей армии для киргиз был неожиданным, и они не верили, что их мобилизуют на работы. Киргизы говорили, что правительству надо только взять их, а там, что заставят, то, и будешь делать. У киргиз были тайные собрания, на которых они выносили постановления не давать «солдат».

7. В Пржевальском уезде была еще своя специфическая причина восстания, на которую так же надо обратить внимание— это опийное дело.

В 1916 г. в Пржевальском уезде с разрешения властей была засеяна опийным маком большая площадь. Весь сбор опия должен был сдаваться правительственному комитету за установленную плату; ко времени сбора опия в уезд наехало очень много китайцев для скупки опия; не мало было попыток провоза опия в Китай контрабандой; были конфискации опия, недоразумения со стражниками и т. д.

8. И последнее — это религиозный фанатизм…[81]

^{ЦАУ Кирг. АССР, фонд жандармского управления в г. Верном, по описи № 6 за 1916 г., стр. 76.}

При сем имею честь представить вашему высокопревосходительству копию моего показания на допросе у следователя по требованию прокурора Верненского окружного суда; показание это представляет собою краткую историю отношений русской власти к киргизам в связи с событиями 1916 г.

Инженер Танышпаев.

Я происхожу из киргиз Макынчи-Садыровской волости Лепсинского уезда, поступил осенью 1889 г. в младшее отделение приготовительного (класса Верненской гимназии, каковую окончил в 1900 г.; в том же году поступил в Петроградский Институт инженеров путей сообщения и окончил курс института в 1906 г.; в 1907 г. выборщиками туземного населения Семиреченской области был избран членом 2-й Государственной думы, после роспуска коей поступил на службу на Средне-азиатскую железную дорогу, откуда в начале 1914 г. перешел на постройку Семиреченской железной дороги.

Будучи гимназистом, ежегодно ездил верхом из Верного в Лепсинск (500 верст) и обратно; будучи студентом, бывал в Семиреченской области через каждые два года; в 1906 г., по окончании института был на изыскании Семиреченской железной дороги в Пишпекском уезде, где пробыл среди киргиз целых 4 месяца; будучи на службе ездил и езжу в Семиреченскую область (преимущественно в Лепсинский уезд) через каждые два-три года.