- Да остановись же, дурень несчастный! - выкрикнула девушка.- В последний раз говорю: остановись!

Шатров остановился и повернулся боком, словно приготовившись для драки. Он глядел исподлобья. Густыми красными точками пылали на его лице рябинки. К вспотевшему лбу прилипли черные завитки волос.

- Я с ними посчитаюсь,- выпалил Шатров.- Сами втравили, обыграли краплеными картами. Костюм содрали, кушак содрали. А теперь жалуются.

- Эх ты, великий «музыкант»,- кивнув на желтые кожаные перчатки, с которыми не расставался Ром, горько упрекнула Наташа.- А я-то поверила…

Во что она поверила, Наташа не договорила. Шатров-гулко глотнул слюну и сдавленным голосом безнадежно спросил:

- Еще раз можешь поверить?

- Трудно.

- А ты поверь!

- Пошли к озеру,- позвала Наташа.

Не поднимая головы, Ром послушно поплелся следом.

В душе он ни в чем не каялся. По картежным законам виноват тот, кто разболтал тайну. Значит, виноваты Удэгир и Чолгор. С Кати какой спрос - несмышленыш. Но Белов слишком много берет на себя. Надо бы проучить. Вообще-то он давно плюнул бы на затянувшийся поход, не будь в отряде Наташи. С ней он расставаться никогда бы не хотел. Его горячее цыганское сердце бьется отныне для нее. Гордый он, Ром Шатров, а вот под ее власть пошел бы, на всю жизнь пошел! Ради этого он вернется и даже пойдет на унижение, попросит у Сергея и Кирьки, чтобы простили эту муру.

Так они и подошли к озеру: Наташа впереди, а Ром с опущенной головой - чуть поотстав.

На берегу, плотно покрытом белым ягелем, отчего берег казался серебряным, Хачагай показала два засохших дерева и велела срубить их для плота. Сама она пошла вдоль берега, вглядываясь в бездонную глубь воды, посматривая на заросший ольхой и одинокими лиственницами остров с желтеющим на нем утесом. Она вернулась, когда плот уже был связан. Парни тесали длинные шесты.

Где-то высоко в горах шумел ветер, но здесь, на дне котловины, лишь изредка струились воздушные потоки, тихо колебля тонкие ветви золотистых лиственниц. Нависшие над озером черные гранитные скалы придавали чистой озерной воде темный густой оттенок. Изредка то в одном конце озера, то в другом вода вздыбливалась, бурлила, словно со дна бил мощный ключ. Или играло в воде то чудовище, о котором говорилось в легенде?.. Но постепенно волны утихали, и водяная гладь снова отражала своим черный зеркалом неяркое осеннее солнце.

Озеро казалось настороженно таинственным, и Наташа в душе робела перед его темной бездной. Ни разу в нем не всплеснула рыба - значит, ее и в самом деле кто-то истребил; на деревьях вокруг озера не щебетали птицы, на ветках не было видно ни одной белки…

Хачагай взошла на плот, достала из кармана новенькой меховой малицы несколько связок цветного бисера и кинула в озеро.

- Дарю твоим милым дочерям, водяной царь Шелекен,- сказала старуха.- Если ты их приучил работать, они сделают свои наряды красивыми, привлекут всех водяных парней.

Сергей и Наташа переглянулись, на их лицах промелькнула улыбка. Зато Кирька смотрел на эту картину, крепко сдвинув брови.

- Оттолкните плот,- приказала Хачагай.

- А мы?

- Никогда не огорчайте матерей и бабушек своей гибелью,- спокойно пояснила старуха.

- Нет, так не пойдет,- запротестовал Сергей.- Мы вас одну не отпустим.

- Напрасно вас, упрямцев, я похвалила Шелекену. Сейчас Туркулан услышит и разгневается.

- Вы нас витязями назвали, а получается, что мы трусы,- заговорил Кирька, округлив сердитые синие глазки.

Хачагай заколебалась. Оглядев всех по очереди, она остановила выбор на Сергее. Его высокий рост и пышная борода внушили ей уверенность в силе парня.

- Ты можешь ехать со мной,- указала старуха на Сергея.

- А меня, бабушка, не берешь? - запищала Катя и плаксиво сморщила свое личико.- Значит, я не первая попаду? Не первая? Да?

Катя вскочила на плот и, обнимая бабушку, просила:

- Возьми меня. Я тебе расчесывать буду голову, мыть, когда вернемся. Возьми, бабусенька!

Понимая, что против Катиных слез ей не устоять, Хачагай прикрикнула:

- Бери тогда заступника.

Катя поманила обеими руками Кирьку, а потом и Наташу. Шатров оттолкнул ногой плот и прыгнул последним. Бревна осели и скрылись под водой. Парни гребли шестами. Попытались достать дно десятиметровой лесинкой, да напрасно: под ними зыбилась морская глубина. Взволнованная, растерянная бабушка Хачагай то с великим любопытством вглядывалась в берега островка, то звонко уговаривала водяного:

- Шелекен, ты ведь весел и добр, как эти молодые люди. Ты не поступишь худо, не причинишь им зла?

Плот еще не коснулся гранитного зализанного волнами берега, а бабушка Хачагай с необычайным проворством выскочила на островок и шепотом приказала:

- Стойте. Не выходите на берег.

Она потопталась, словно пробуя прочность земли под ногами, и снова зашептала:

- У вас глаза молодые, зоркие. Поглядите, не уходит остров под воду?

- Ч-честное слово, нет!

- Тогда вылезайте, только от плота не уходите,- распорядилась Хачагай.

Хачагай никогда не ступала на этот остров, она знала его лишь по легендам, но в таких подробностях, что сейчас шла как по знакомому аласу. Вот бездонное озерко с золотыми кувшинками (они из настоящего золота! - уверяла легенда); вот две бронзовые лиственницы с витыми ветвями, склоненными к воде; вот невысокий обрывистый утес, покрытый серым ягелем. Но ягель только кажется серым, а на самом деле под его серебряным покрывалом таится скала из чистого золота. А вот торчат из-под земли кости погибших богатырей. Все правильно. Это светлый витязь добра Туркулан поразил насмерть чудовище, пытавшееся завладеть кладом Озера Загадок. И эти неожиданно прилетевшие красногрудые снегири, эти зеленые крапчатые лягушки - все они сказочные, обитают здесь неспроста. Хачагай видела живую правду старинной сказки.

Кирьке островок показался обыкновенным. Он поднял с земли вышелушенную лиственничную шишку и ловко прицелился в громадную зеленую лягушку. Но слишком неосторожно ступил и чуть не бултыхнулся в омут.

- Свяжись только с этими п-пучеглазыми тварями - обязательно тины нахлебаешься!

Солнце вырвалось из туч и, словно лучами прожектора, осветило островок, позолотило темную гладь озера.

Хачагай поманила молодежь и первой подошла к маленькому утесу, чем-то, напоминающему богатырский шлем. Она осторожно раздвинула густой ковер серебряного мха. Наташа увидела золотое мерцание. Все кинулись разгребать мох. Быстро оголили угол утеса. Хачагай спохватилась:

- Хватит, однако. Придется потом снова укрывать.

Бабушка Хачагай глядела то на утес, то в восторженные лица ребят, и гордостью наполнялось ее сердце.

- Молодец, бабуся! - приплясывала Катя.

- Д-деловая б-бабушка! - похвалил Кирька.

Наташа, тюкая молоточком, отколола от скалы крошки.

Долго вглядывалась в них, и горькое разочарование отразилось на ее смуглом лице. От волнения даже шрамик, пересекший бровь, покраснел.

- Это не золото,- упавшим голосом сказала она наконец.

- Неужели Наталья не видит самородки? - изумилась Хачагай, решив, что девушкины глаза кто-то заколдовал.

- Это обманка… пирит,- выдохнула Наташа.

- Что? - вскрикнул Сергей.

- Б-брось, Наташенька. Т-темнишь!

Сердце Хачагай сжалось, закололо и будто перестало биться. Обидно слышать подобные слова. Позором ложатся они на ее седую голову.

- Парни,- произнесла она дрожащими^губами,- скажите честно, вы видите золото?

- Настоящая золотая руда,- тряс Сергей на огромной ладони желтые кристаллы.

- Нет,- возразила мягко Наташа.- Перед нами типичный «золотник» - железный колчедан, или, по-другому, пирит.

Кирька так и сел. Втянул голову в плечи, уставился в сверкающий золотистый утес.

- Не верю! - запротестовал Сергей.- Все-таки это золото!

Наташа молча посочувствовала ему. К сожалению или к счастью, но в университете ее научили отличать дорогую руду от пустой- породы. Ну что ж, может, хоть эта «обманка» послужит Сергею добрым уроком…