поэт, и притом поэт, бегущий от шумных прелестей придворной жизни, в уединении, в глуши воспевающий «единого друга», опьяненный вином

из чаши «божественной любви».

Другими словами: ясно, что в соловье мы должны видеть самого

? Аттара, недаром все характерные черты соловья вполне покрываются

его биографией, очерченной выше.

Современники, не постигающие истинного значения произведения

поэта, зовут его на суд и обвиняют в безнравственности и разврате.

Поэт в оправдание дает критику правителей и придворных. Быть мо-

жет, во всем этом эпизоде можно видеть отголосок катастрофы в лич-

ной жизни поэта, о которой говорилось выше: предания его суду и об-

винения в ереси.

Критику свою поэт начинает с «царя птиц» Симурга — самого сул-

тана.

Не зная времени написания поэмы, конечно, нельзя сказать, к ка-

кому султану относится эта характеристика. Несомненно только, что

это не Санджар, ибо этому воину отнюдь нельзя было бы поставить

в упрек увлеченье гаремной жизнью.

Обличив султана, поэт переходит к феодалу, воинственному ари-

стократу— соколу. Далее следует попугай — придворный поэт.

На смену ему выходит павлин, придворный красавец, паж и лю-

бимец султана.

За павлином — коршун, старый ученый, копающийся в древних

документах, питающийся падалью.

Наконец, последним появляется удод, святой, старец- мистик. Его

'Аттар упрекает в лицемерии и недостатке справедливости.

Но значение поэмы этой аллегорией не исчерпывается. Под по-

кровом этого рассказа кроется еще другой смысл. Последние слова

удода — самый резкий удар: «Сначала поговорим о субстанции, потом

уже речь пойдет об акциденциях». Подробный разбор этих слов завел

бы нас слишком далеко и потребовал бы изложения всей суфийской

доктрины, чего узкие рамки статьи не позволяют. Поэтому попробуем

набросать объяснение в нескольких широких штрихах, только наметив

самые контуры.

По учению суфиев, физический мир создается божеством, духом, через ряд эманации, в которых дух претерпевает постепенное оплотнение.

Таким образом, дух как бы закреплен в материи, несовершенной и

преходящей, и стонет об освобождении и возвращении к своему веч-

ному первоисточнику. Человек есть тоже духовная сущность, подоб-

ная ангелам, даже более высокая, и лишь в силу земных условий ото-

рванная от непосредственного общения с духом. Задача человека —идя путем суфизма, разорвать эту разобщенность, снова слиться с веч-

ным миром и уничтожить свое преходящее «я», которое является лишь

призраком, лишенным сущности, уничтожив его, утонуть в море «бо-

жественной любви».

Подходя с этой точки зрения к человечеству, можно сказать, что

всякий индивидуум — лишь мираж и облако. То, что в нем ценно,—это частица «божественного духа», заключенная в его теле. Удод об

этом и говорит, предлагая отложить разговор об акциденциях — свой-

ствах, преходящих и случайных, оплотнении духа. Зачем толковать о

людских недостатках? Все это только свойство «несовершенной мате-

рии»; не старайся отыскивать их в людях, поговорим лучше о субстан-

ции, о том «божественном ядре», на котором зиждется все мироздание.

Таким образом, вкратце формулируя мистический смысл поэмы, 342

мы можем сказать следующее. Человек опьянен красою физического

мира (розы). Правда, это опьянение необходимо, оно лучше мертвен-

ной науки, погони за богатством и подлой лести, но оно не есть по-

следняя цель. Человек должен пройти страстный подъем любви невеч- ί

ной, дабы подготовить себя к восприятию «любви непреходящей».

И если человек слишком отдастся культу красоты, от «небесного пре-

стола» летит вестник (сокол), человека похищают, земные красоты без

него осыпаются и превращаются в прах, а он должен предстать на

суд и ответить.

Здесь затронута, конечно, лишь небольшая часть мотивов, прохо-

дящих в самой поэме. Но эти замечания уже показывают, какое оби-

лие мотивов заключено в столь небольшом по объему произведении.

Я не стремился к исчерпывающему его анализу; во- первых, сделать это, обладая одной рукописью, почти невозможно, во- вторых, это завлекло

бы нас в слишком специальные области. Если я все- таки подверг эту

поэму столь обстоятельному разбору, то только потому, что русскому

читателю, не ориенталисту, эти вопросы должны быть слишком чуж-

ды, отголоски, возникающие при известных образах в сердце ирани-

ста, ему не .знакомы, вещь же эта заслуживает того, чтобы ее дей-

ствительно оценили. Перевод Булбул- наме («Книги о соловье») мною

дается как доказательство того, что произведения »Аттара — не только

материал для построения схемы суфийского миропонимания, но и по-

истине художественные творения, достойные занять подобающее им

место на страницах истории персидской литературы.

В сту пл ен и е

Возьми калам

1 и поведай тайну сердца, начни рассказ во имя

тайноведа господа: ему лишь одному пристало ниспосылать рабам хлеб

насущный.

Небосвод от него получил высоту, земля — низины, от него два

мира

2 получили облачение бытия. Он возвышает этот зеленый небес-

ный свод, он зажигает расплавленное золото солнца.

Калам — водолаз в море истин, все слова его подобны золотым

самородкам. Когда калам описывал горе разлуки, лились кровавые

слезы, как кипящая смола.

П ти ц ы п р и хо дя т к С у л а й м а н у

3

Слыхал я, что в век Сулаймана, которому были покорны и дивы.

и пери, птицы собрались во дворце Сулаймана и подняли крик, жа-

луясь на соловья. Стонали они, как тростниковые флейты, и ударяли

себя когтями то по голове, то по груди. Раскрыли все они с рыдания-

ми клювы и долго склоняли к земле крылья и перья. Все тайны, сокры-

тые у них на сердце, одну за другой поведали Сулайману.

Все они жаловались на соловья, все говорили, рассказывали о нем: «Он — проповедник садов и лугов, его жилье и стоянка среди кустар-

ника. Он презренен, печален и творит злые дела, но это птичка, обла-

дающая сладостными речами. Постоянно носит он платье, лишенное

1 К а л а м — тростниковое перо.

2 Мир физический и мир духовный.

3 Царь Соломон Библии.

343

красок, но товар его — лицемерие, хитрость и опьянение. Ни на мгнове-

ние он не прекращает ароматной, как мускус, песни, но никого не

уважает. На сотни ладов, разными напевами заливается он, когда

настает время весны и роз. Как котел на огне, кипит он, не спит, сто-

нет всю ночь. Не сладостен сон этому негодяю, ибо неучи всегда воз-

вышают голос, когда молчат образованные люди. Тело у него слабое, но голос очень громкий, один бог знает, сколько у него разных хитро-

стей!

О господин, поступи с ним по справедливости, прекрати его крик

в садах и рощах! Если же нет, тебе передаем решение, освободи нас

из рук таких презренных существ».

С ул а й м а н п о с ы л а ет - сок ола за с о л о в ь е м

Когда Сулайман выслушал от птиц этот рассказ, он вспылил, за-

бушевал .И) раскричался. В тот же миг он приказал соколу: «Эй, скорее,.

лети, как пламя, и возвращайся назад, как дым! Погляди, что это за

птица, от которой стонут все остальные птицы. Имеет ли она удел в

познаниях или нет? Имеет ли львиную силу или нет? Скажи: почему

она питает отвращение ко множеству? Кто дал ей, скажи, право на

единство

4 ? Почему соловей ни на миг не вспомнит обо мне и моем дво-

ре и не опояшется на служение нам? Быть может, он юродивый, опья-

ненный, он вне себя, он постоянно забывает про различие добра и зла?

Говорят, что тело его слабо и тщедушно, а стон его раздается среди

всех розовых кустов. Когда приблизишься к нему, улыбайся, а не то