И вот с восьми утра он стоит на вахте в своей подводной станции, куда сходились устья семи нефтяных скважин.

Обязанности его были несложны: следить за приборами и через каждые два часа брать пробы нефти. Временами он прислушивался, как шумела в трубах нефть, выталкиваемая из недр высоким давлением и увлекаемая выделяющимся из нее газом. Но большей частью он забывал об этом монотонном шуме, думая об исходе матча.

Часы показывали двенадцать. Мысленно Соловьев был там, на стадионе. Сейчас должен был начаться матч. Вдруг блестящая, как ему казалось, мысль осенила его. Он взял трубку телефона и позвонил домой. Ответила мать.

- Мама, что передают по радио по городской сети?

- Не знаю, Володя. Сейчас, подожди.

Соловьеву слышно было, как шаркает ногами мать, направляясь, должно быть, к штепселю. И вдруг он отчетливо услышал звуки спортивного марша. И через полминуты голос матери:

- Футбол, сынок.

- Мама, положи телефонную трубку к репродуктору, я послушаю.

- Что ты, Володя? Разве можно на работе такими делами заниматься?

- Мама, я немного. У меня тут все в порядке.

- Ой, смотри, Володенька, как бы не получилось худое.

- Да ничего не будет, мама! Вот спасибо.

Марш кончился, и Соловьев услышал голос комментатора, своего товарища Коли Позднякова.

Позабыв все на свете, Соловьев вместе с футболистами Ледяного острова отбивал стремительные атаки гостей, затем он вместе с центром нападения прорывался к воротам команды Приморска. Долго не смолкал гул аплодисментов.

А комментатор, очевидно не меньше Соловьева увлеченный игрой, передавал сквозь гул голосов:

- Сейчас гости начинают с центра поля. Вот они стремительно атакуют ворота хозяев поля. Мяч у правого крайнего команды Приморска. Его атакуют двое полузащитников, но он их ловко обводит, потом передает мяч налево, а сам продвигается вперед… Потом получает обратный пасс, навешивает мяч на штрафную площадку… Здесь кто-то из защитников выносит мяч головой, но он опять в штрафной площадке в ногах у нападающих. Кто же будет бить? Удар! Штанга!

Удар! Гол! Нет гола. Это защитник подставил ногу, и мяч уходит на угловой. Гости будут подавать. Все игроки на штрафной. Подают. Мяч навешивается на штрафную площадку. Здесь не поймешь, что происходит. (Гул голосов превратился в шквал, слова комментатора трудно было разобрать.) Вот мяч у Треску-нова! Удар! Вратарь падает, и вместе с мячом оказывается…

Гул голосов заглушил конец фразы Позднякова.

Соловьев оглянулся и мгновенно бросил трубку. Над люком переходного тамбура горела красная сигнальная лампочка, а зажимы замка входного люка медленно поворачивались.

«Кто бы это мог быть?» - только успел подумать Соловьев, как люк медленно открылся и внутрь станции вошел Сорокин. Следом вошли двое - инженер Белоцерковский и Яшка Шестов. Яшка Шестов в тресте появился недавно и работал слесарем в механической мастерской промысла. Соловьев редко видел его бритым и еще реже трезвым. Остряки про него говорили: ««У Яшки первый дом - пивная, второй - канава». И действительно, в пивной он проводил большую часть свободного времени. Но, к удивлению Соловьева, Яшка на этот раз был чисто выбрит и трезв.

Инженера Белоцерковского Соловьев знал мало. От своих товарищей Соловьев слышал, что Белоцерковский был груб с подчиненными и заискивающе вежлив с начальством.

- Что это ты не помог открыть входной люк? - набросился Сорокин на Соловьева.

- Спишь на работе! - поддакнул Белоцерконский.

- Брал пробы нефти и не мог отлучиться, - солгал оператор. - А что это вы, товарищ Сорокин, и в выходной день не знаете покоя?

- У техники безопасности нет выходных, молодой человек. Трофимов приказал сменить кислородные баллоны.

- Да их же недавно заряжали! - удивился Соловьев.

- Приказ есть приказ, и не тебе его обсуждать Читай! - Сорокин сунул под нос Соловьеву выписку из приказа о проверке аварийного хозяйства подводных станций. Выписка была заверена печатью.

Соловьев хотел было помочь вынести старые баллоны, но Сорокин ему сказал:

- Ты занимайся своим делом, а мы со своим справимся.

После смены баллонов Сорокин на минуту-две поднялся к аварийной гондоле.

Покидая станцию, он, кисло улыбнувшись, бросил Соловьеву:

- Не страшно тебе здесь одному?

- А чего бояться?

- Ну как же. Триста метров глубины. В случае чего, не выберешься. Прощай!

Оставшись один, Соловьев вновь поднял трубку телефона, но ни малейшего шороха в ней не услышал. Постучал по рычагу - молчание, покружил диск - никакого результата. Подумал: «Что за чертовщина?»

«В случае чего, не выберешься», - прозвучали в сознании слова Сорокина.

Может быть, поврежден кабель. Соловьев кинулся в аварийное отделение. Ничего не понимая, он смотрел на ровно обрезанный конец телефонного кабеля, торчавшего из вводного патрубка наружной стенки.

У внутренней переборки провод был срезан вровень со стальной стенкой, и восстановить линию было нелегко. Что это значит? Смутная тревога охватила юношу. Он осмотрел станцию. Вот новые кислородные баллоны. Но странно. Почему они положили их к выкидным нефтяным линиям? Надо оттащить их на место. Соловьев взялся было за приваренную сбоку баллона ручку, но тут же ее отпустил. К монотонному шуму в трубах примешивалось тихое, еле слышное тиканье часов. При нем часов не было: второпях он забыл их дома, а на стенке висели электрические часы.

Соловьев прислушался. Звук исходил из баллона с кислородом. Он приложил к нему ухо. Звук стал отчетливей. А как во втором баллоне? То же самое. В голове мелькнула страшная догадка, от которой Соловьев почувствовал, как в его жилах стынет кровь: «Адские машины!»

Юноша в страхе кинулся вверх по лестнице к аварийному спасательному снаряду. Поднявшись почти до верха башни, он остановился. Если «адские машины» взорвутся, они нарушат все семь линий. И тогда семь тысячетонных фонтанов нефти хлынут в море.

Соловьев быстро спустился вниз и, ежесекундно ожидая взрыва, стал оттаскивать баллоны в задний отсек. Баллоны были тяжелые и плохо скользили по железному полу. Перетащив баллоны, он в изнеможении опустился на них. Но тут же как от ожога вскочил и снова кинулся к лестнице.

Руки лихорадочно перехватывали круглые ступеньки узкой стремянки. А в сознании одна мысль: «Сейчас снизу хлестнет взрыв!» Но вот и люк, ведущий к аварийной гондоле. А вот здесь, в ящичке, ключ от замка люка. Но почему на ящике нет пломбы? Соловьев рванул на себя дверцу ящичка. Пусто. «Так вот зачем подымался сюда Сорокин», - мелькнула мысль.

- Сволочи! - Соловьев сел на железный настил, которым заканчивалась башня. «А я-то, идиот! Ведь инженер по технике безопасности Иванов. Поверил, что этих подлецов прислал сюда Трофимов».

Безразличие овладело им. Сразу почувствовал во всем теле страшную усталость. Так сидел он некоторое время.

«Ты же комсомолец! - мелькнула в голове мысль. - Ты не имеешь права так погибать. Спасай общее дело, спасай Ледяной остров, созданный разумом и руками советских людей!»

Соловьев не спустился, а скатился вниз и кинулся к ящику с инструментами. Распихав по карманам гаечные ключи, зубило, молоток, клещи, напильники, отвертки, он снова кинулся наверх.

«Только бы успеть срубить зажимы и открыть люк!» - Соловьев с силой ударил молотком по зубилу.

Вместительные трибуны недавно выстроенного стадиона были до отказа забиты зрителями. Молодая команда Ледяного острова, подбадриваемая многочисленными болельщиками, играла выше всякой похвалы, оказывая опытной команде Приморска упорное сопротивление и то и дело прорываясь к воротам противника. Эти прорывы были не безуспешными. На три забитых приморцами мяча в первой половине игры хозяева поля ответили двумя голами, а после перерыва счет стал 3:3. Каждый удачный удар по мячу сопровождался одобрительным гулом голосов зрителей.