Возможно, что он даже сам пожелал попасть в один из западных лагерей, боясь возвращения в Советский Союз. Тем более, что у него в Америке живут его отец и братья - белоэмигранты. И вот то, что он хотел, сбылось. Он в американском лагере. К нему приехали его престарелый отец и брат, - насколько нам известно, довольно состоятельные люди. И все же он к ним не уехал. Американцы его репатриировали. Надо полагать, им была известна его преданная служба немецким фашистам. Поэтому, отправляя его в Советский Союз, они знали, что он целиком в их руках. Возможно, что они до поры до времени его не использовали. Но вот такой случай настал, и его заставили сделать еще одну пакость.

- Значит, ты считаешь, что Краузе и Плужников - одно и то же лицо?

- А как же иначе? Это его агентурная немецкая кличка. Американцы, в руках которых он очутился, оставили -за ним это имя. Это имя лучше всякой цепи связывало с ними предателя.

- А кто же второй, который пытался проникнуть в квартиру Трофимова?

- Да, второй…

Винокуров с сомнением покачал головой:

- Давайте проследим, за событиями того злосчастного дня. В двадцать два часа американский консул Джон Кларк выехал из Приморска по дороге, ведущей в Белые камни. В это же время на побережье, где шоссе выходит к морю, в двадцать три часа Трофимов слышал разговор двух людей на английском языке - Краузе с кем-то. Предположим, что это были консул и Плужников, он же Краузе. Через двадцать минут консульская машина прошла через Белые камни, а еще через десять минут было совершено нападение на Кириллову. Преступником мог быть Плужников, сошедший с консульской машины перед Белыми камнями. Свет в квартире Плужникова в тот вечер не зажигался. Могло быть, что после совершенного преступления Плужников пришел домой. И возможно, что именно он, чтобы не быть никем замеченным, вошел к себе в квартиру необычным путем - через окно с задней стороны дома.

Вот те соображения, которые разрешают думать, что преступление совершено одним Плужниковым, не считая предполагаемого участия консула одной иностранной державы.

Но другие улики говорят, что преступление совершено другим человеком в сообщничестве с Плужнико-вым; причем возможно, что сообщничество Плужникова свелось лишь к укрытию похищенного аппарата.

До последнего времени я, так же как и вы, был склонен думать, что Краузе и Плужников - одно и то же лицо. Но сейчас я сомневаюсь в этом. Среди немецких шпионов второй мировой войны был один Курт Краузе. Это был матерый шпион-диверсант. Его родственники, очень состоятельные люди, жили под Лейпцигом. Как нам стало впоследствии известно, осенью 1944 года родственники Краузе получили извещение о его смерти на восточном фронте. Известно также, что в списках гитлеровской агентуры за границей, попавших в 1945 году в руки американцев, имеется фамилия Краузе. И я думаю, что Краузе жив. Всем известен шаблонный метод немецко-фашистской разведки маскировать своих агентов, объявив об их смерти.

С другой стороны, немцы, а тем более американцы, если они и использовали Плужникова в качестве агента, вряд ли дали бы ему имя Краузе.

- Значит, вы, товарищ капитан, считаете, что в разговоре, который невольно подслушал Трофимов, участвовал настоящий Краузе?

- Возможно. Диверсант говорил на сносном английском языке. Известно, что Плужников был одним из худших студентов в институте по успеваемости в английском языке. Больше тройки он никогда не получал. После института он забыл то немногое, что знал. В лагере для военнопленных вряд ли он изучал английский язык. После войны, конечно, было достаточно времени, но я не уверен, что это под силу Плужникову, без тренировки в разговорной речи.

Наконец в разговоре, который услышал Трофимов, речь шла о каком-то инженере. Этот инженер был назван трусом. Речь могла идти о Плужникове. Правда, все это также только логические построения, а они не всегда приводят к правильным выводам.

Мне кажется, следует искать Курта Краузе и его других сообщников, если они у него есть.

- Хорошо, будем искать.

- Да, кстати, как Кириллова? Вы с ней не разговаривали?

- Вчера был в больнице. Она еще очень слаба, но ее можно считать поправившейся. Она ничего не знает.

Винокуров, проводив взглядом своего помощника, достал из сейфа синюю папку, аккуратно закрыл сейф, снова сел за стол и стал внимательно изучать содержимое папки, время от времени делая пометки в настольном блокноте. Временами он подолгу задумывался, доставал другие дела, перелистывал их слежавшиеся страницы.

Нелегко было найти диверсанта среди жителей этого большого, шумного города. А если он жил в другом городе, то еще трудней.

«И все-таки никуда вы не спрячетесь от нас, господин Краузе, найдем».

Винокуров, прочитав последний документ в папке, посмотрел в окно на голубевший рассвет.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

- Хочу, Алексей Петрович, порадовать вас первыми результатами нашей работы, - говорил Дубравин, поймав Трофимова в коридоре. - Идемте ко мне.

Трофимову было очень некогда, с минуты на минуту должен был прийти Сорокин, с которым Алексей Петрович собирался немедленно вылететь в отряд Королева. Но, видя приподнятое настроение Дубравина, Трофимов не стал расстраивать старика отказом.

- Хорошо, Николай Дмитриевич. Только у меня мало времени.

- Да я вас не задержу. И вы не пожалеете, - говорил Дубравин.

«Да, старик, должно быть, чем-то порадует», - подумал Трофимов, глядя на сияющее лицо профессора. Алексей Петрович все эти месяцы совместной работы с Дубравиным не переставал восторгаться необычайной бодростью и духовной молодостью старого геолога, который с юношеским задором занимался изучением геологии морского дна. Он всегда торопил разведчиков, требовал ускорения работы; не давал покоя лаборатории, настаивал на немедленной обработке доставляемых разведчиками материалов: образцов пород, фауны, пластовых вод.

Казалось, старый геолог спешил жить, стараясь сделать за оставшиеся годы жизни как можно больше хороших дел.

Но погода путала расчеты Дубравина. Частые штормы мешали работе отрядов морской разведки, вынуждали их возвращаться в Приморск. В такие дни Николай Дмитриевич был мрачен и раздражителен. Но зато когда удавалось успешно закончить очередной этап разведки и нанести на карту новое месторождение, он ходил веселый, помолодевший. В такие дни он увлекал своим энтузиазмом работавших у него геологов, геофизиков, и они согласны были трудиться круглые сутки. Пропустив в дверь Трофимова, Дубравин тут же обогнал его, торопливо подошел к зашторенной стене и потянул за шнур. Шелковая штора раздвинулась, и перед Трофимовым открылась геологическая карта морского дна с нанесенными на нее вновь открытыми нефтяными месторождениями.

- В районе номер один, - тупым концом карандаша Николай Дмитриевич обвел по карте стокилометровый участок моря к востоку от Приморска, - геофизики закончили свою работу. Вы обратите внимание, что линии складчатости земной коры, на которых расположены нефтяные месторождения Приморска, продолжаются далеко в море.

Дубравин вытащил из большого сейфа несколько карт и одну за другой развернул их перед Трофимовым.

- Отряды экспедиции Королева подтверждают не только наличие этих структур, - Дубравин показал на карту, - но и обнаружили во многих из них большие скопления нефти и газа. Правда, полной картины по всему району мы пока еще не имеем, но бесспорно, что здесь богатейший нефтеносный район.

Трофимов посмотрел в сверкавшие веселыми искорками глаза Дубравина и спросил:

- Вы можете сказать теперь, где надо бурить скважины?

- Шесть крупных явно нефтеносных структур полностью подготовлены. - Дубравин повернулся к стене и показал карандашом разные места на карте. - Вот они. Это должны быть очень богатые месторождения. Кроме того, вот в этом районе выявлено много новых складок. Пока, правда, чего-либо определенного об их нефтеносности сказать нельзя.