Хотя Слава часто видел перед собой одних и тех же людей, имен он не запоминал, да и на лица особенно не смотрел – жизнь снова превратилась для него в череду емкостей для питья, только вместо сверкающих чистотой пузатых бокалов теперь перед ним один за другим проходили мятые одноразовые стаканчики и грязные граненые стаканы.
На краю песочницы сидел еще один завсегдатай, которого Слава про себя окрестил «Музыкантом». Музыкант отличался густым сине-красным цветом носа и не расставался с расстроенной облезлой гармошкой. Судя по регулярным фингалам то под одним, то под другим глазом, не все были в восторге от его музыкальных талантов.
Музыкант лихо растягивал гармошку и заводил свою любимую – про бублички:
На это «клиенты» оживлялись, начинали пританцовывать, сунув в рот недокуренные папиросы, некоторые подпевали. Закончив песню, Музыкант пристраивался в конец очереди, где его одобрительно хлопали по плечу, но вперед себя все равно не пропускали.
Как бы неустанно Слава ни работал, очередь и не думала сокращаться. Большинство «клиентов», заполучив свою порцию и ненадолго отойдя в сторону, чтобы принять ее внутрь, смачно крякнуть и закусить, чем послал бог или собутыльники, тут же вставало в очередь по новой. И так продолжалось до тех пор, пока они могли стоять на ногах. Взамен ушедших (а порой, и уползших) подтягивались новые.
В тот вечер на площадку заявился еще один частый гость – Фанфурик. В очередь он пристраиваться не стал, достал из-за пазухи стакан и сразу же направился к Славе.
– Куда лезешь? Моя очередь, – хрипло возмутился бомж, стоявший первым. – Не сувай тут свой стакан!
– А мне водочки не надо, – виновато, нараспев, произнес Фанфурик. – Мне фанфурик к сердцу ближе.
Он достал из кармана бутылочку из темного стекла, аккуратно открыл ее, сунул крышку в карман. Бомж попытался его оттолкнуть, но сзади кто-то вступился:
– Да он и правда водку не пьет. У него и кликуха такая – Фанфурик.
Когда очередной пьянчуга получил свою порцию водки, Фанфурик протянул Славе стакан и бутылочку. Слава налил ему полный стакан, хотя в нем помещалось, пожалуй, даже больше, чем в бутылочке. Фанфурик был единственным, для кого Слава делал исключение и не заставлял стоять в очереди. Что-то в нем было, что будило в душе смутную симпатию. На фоне испитых багровых рож Фанфурик выгодно отличался – большие голубые глаза широко распахнуты, ни мешков, ни отеков, возраст точно определить невозможно – ему с легкостью можно было дать от тридцати до пятидесяти, с лица не сходило совершенно детское, наивное выражение открытости и любопытства. Слава иногда шутил про себя, что аптечные настойки даже в сверхдозировках, видимо, куда полезнее для здоровья, чем водка. В любую погоду Фанфурик приходил в неизменном галстуке-бабочке, надетом прямо поверх грязной куртки. Со своими любимыми бутылочками он обращался крайне бережно, движения его были точными и аккуратными, стакан – всегда чистым, и пил он, не спеша, растягивая удовольствие. Получив свой стакан и бутылочку обратно, Фанфурик церемонно раскланивался и неизменно говорил:
– Дай бог тебе здоровья, добрый человек.
Вслед за Фанфуриком на площадку явилась тетка – полная, громогласная, суетливая. В ушах болтались огромные сережки, короткая стрижка тетке не шла.
– А ну пошли отсюда! – принялась орать тетка. – Не стыдно вам? Здесь же дети гуляют, мать вашу! Совсем совести нет!
Музыкант, который уже получил очередную дозу и затянул первый аккорд своей любимой, испуганно свернул гармошку – та недовольно взвизгнула.
Специально для поборников тишины и порядка во дворе Слава держал отдельную заначку. Он закрыл бутылку водки, поставил ее на край песочницы и достал из внутреннего кармана куртки другую – маленькую и плоскую, заполненную темной жидкостью. Чистый пластиковый стаканчик нашелся в другом кармане. Он налил с полстакана и протянул возмущенной тетке:
– Коньячку не хотите? Настоящий, французский.
Тетка нахмурила брови, неуверенно взяла стаканчик, понюхала, попробовала, сморщилась и опрокинула залпом. Пустой стаканчик кинула в песочницу и пробормотала:
– Тьфу на вас, алкаши поганые…
Слава даже бровью не повел, когда тетка ушла с площадки. Он спрятал темную бутылочку и снова взялся за водку. Халявный коньяк почти всегда отбивал у любителей порядка желание возмущаться. Не зря же говорят, что алкоголь расслабляет. Слава открутил крышку на бутылке и принялся наливать в протянутый ему грязный картонный стакан с рекламой какого-то бистро.
Фанфурик устроился на краю песочницы рядом с Музыкантом и неспешно смаковал свой любимый напиток. На лице его растеклась блаженная улыбка, вместе с красноносым Музыкантом, украшенным фингалом, они смотрелись, как участники дикой клоунады. Фанфурик смотрел на Славу с обожанием, как собака – на любимого хозяина. Ему нравилось наблюдать, как льется в стакан прозрачная жидкость, прислушиваться к ее бульканью. Тихую, безмятежную радость Фанфурика нарушили две семейные пары. Вечер, который только что казался ему исполненным гармонии, тут же испортился. Жены с колясками встали чуть поодаль, а мужья – крепкие, как на подбор, оба в спортивных костюмах – решительно направились к Славе. Фанфурик всерьез забеспокоился и поспешил допить настойку одним залпом.
– Ты какого хрена здесь бомжатник развел? – спросил один из мужиков. – Давай, вали отсюда по-хорошему, и чтоб мы здесь больше не видели ни тебя, ни этой швали.
Слава снова достал из кармана плоскую бутылку, показал им обе:
– Мужики, вам водки или коньячку?
К нему подошел второй:
– Ты че, не понял? Вали отсюда.
Очередь несколько отодвинулась назад. Фанфурик смотрел во все глаза – что же это делается-то? Он ждал, что человек, к которому он испытывает столь безграничное уважение и обожание, постоит за себя и за всех них – кто так в нем нуждался – но Слава только откинулся на спинку стула, равнодушно глядя перед собой, и спрятал коньяк обратно за пазуху.
– Не пойду я никуда, – устало сказал он.
Мужики переглянулись, закатали рукава и обступили Славу с двух сторон.
– Сейчас мы тебя проводим.
Бомжи и алкаши испуганно расступились по сторонам. Фанфурик не выдержал и вскочил.
– Братцы, да вы че? – он оглядел толпу. – Нас же много, а их только двое!
Один из алкашей жалобно протянул:
– Менты побьют опять, а у меня еще с того раза все ребра болят…
– А бухло где брать будете, придурки? – заорал Фанфурик. – А ну за мной!
И подскочил к Славе первым. Несколько человек робко потянулись за ним, другие предпочитали просто глазеть. Мужики в спортивных костюмах развернулись и приняли позы наизготовку к драке. Фанфурик проскользнул мимо них, опасливо покосившись на здоровенные кулаки. Когда остальные увидели, что он и не думает драться, дружной гурьбой ринулись ему на подмогу.
– Раз, два, взяли! – скомандовал Фанфурик.
Они подхватили Славу, держащего в руках бутылку, вместе со стулом, подняли высоко вверх и понесли прочь с площадки. У мужиков, настроившихся на драку, вытянулись физиономии.
Уже стемнело, один за другим, словно с целью ярче осветить шествующую по двору процессию, включались фонари. Фанфурик возглавлял шествие, то и дело оглядываясь назад, на Славу – ему очень хотелось, чтобы тот его похвалил, хотя бы подмигнул или просто подбодрил взглядом. Но Слава смотрел прямо перед собой, в одну точку, и во взгляде его не читалось ничего, кроме полной отрешенности. Он даже не держался за стул, который качался из стороны в сторону, только сжимал в руке бутылку водки. При виде разношерстной толпы, источающей смрад, мамочки с колясками и старушки в ужасе шарахались по сторонам. Двор пустел на глазах.