Он уже давно не заходил к Лошарику и с приятным удивлением обнаружил, что у того в квартире продолжали происходить перемены – кухня приведена в полный порядок. Ее было прямо не узнать: на полу и стенах дорогая плитка, пластиковое окно, жалюзи, новенький кухонный гарнитур, стол и стулья, и даже перекидной календарь на стене. Теперь с остальной частью квартиры диссонировали только прихожая и убогая ванная.

Тягучие часы ничего-не-деланья разбавляли только нелепые занятия, которым предавался Лошарик.

– Ты бы с таким же увлечением учебой занимался, – попрекал его Слава.

– Нам, панкам, лекции ни к чему, нас сама жизнь учит, – беспечно рассуждал студент. – Если я и готов учиться сам, то на экспериментах! Которые сам и проводить буду.

Почти все время Слава торчал на кухне – комната с ее психоделическим интерьером сводила его с ума. Панк, напротив, предпочитал свои черные простыни.

Лошарик заявился на кухню, когда Слава отмечал в календаре третий день подряд крестиком. Панк затеял очередной эксперимент, или, как он это предпочитал называть, – «возню», и теперь выгружал из холодильника на стол продукты: разные виды сыра и колбасы в нарезках, пачку майонеза, хлеб, который тоже почему-то держал в холодильнике. Слава про себя отметил нездоровую страсть парня все подряд складывать в холодильник. Лошарик уселся за столом, закурил, переставил с подоконника на стол пепельницу. Слава поморщился и включил кухонную вытяжку.

– Ты что, третий день не пьешь? – панк ткнул пальцем в календарь.

– Третий день никому не наливаю, – мрачно ответил Слава.

– Почему?

– У меня теперь такое правило.

Лошарик сунул зажженную сигарету в пепельницу и принялся строить на столе гигантский бутерброд: начал с куска хлеба, положил на него несколько кружков колбасы, пластинку сыра, снова хлеб, опять колбаса – на сей раз шесть кругляшков столбиком. Лицо его выражало крайнюю степень сосредоточенности, словно от этого бутерброда вся его будущая жизнь, если не будущее всей страны.

– Вот народ! Придумают себе правила и сами от этого балдеют. А про здравый смысл забывают… – произнес он и водрузил сверху три куска хлеба, склеенных хороших слоем майонеза.

Слава потушил сигарету. Лошарик не заметил – он увлеченно раздирал пластинку сыра на полоски, выкладывая их на очередном слое бутерброда.

– Меня прикалывает создавать собственные правила, а потом самому же их ломать. Вот так брать и ломать! – продолжал разглагольствовать он.

После очередного куска хлеба с майонезом бутерброд покачнулся.

– Вот я придумал себе правило: пить по утрам не больше ста грамма портвейна, и каждое утро его ломаю: выпиваю по двести!

Панк вытащил из упаковки три последних кружка копченой колбасы, сложил столбиком, аккуратно, как на верхушку карточного домина, поставил стопку на хлеб. Пирамида устояла. Потом взял двумя пальцами горбушку, прицелился и опустил ее на колбасный «столбик». Бутерброд качнулся, накренился и рассыпался по столу. Несколько кружков колбасы укатились под стол. Лошарик выбрал из кучи на столе кружок колбасы и полоску сыра, отправил в рот.

– Панк должен бороться с порядком! – сказал он с набитым ртом, встал и с решительным видом направился к настенному календарю.

Скомканная страничка с отмеченными Славой днями тут же оказалась в пепельнице. Слава даже возмутиться не успел, как Лошарик щелкнул зажигалкой. Поднялся дым. Слава открыл окно, выглянул – к дому подходила Гуля. За ней семенила Дина, держась за мамину руку, в другой руке Гуля несла пакет с продуктами – явно тяжелый. Чуть поодаль брела Карина, глядя себе под ноги. Когда они зашли в подъезд, Слава метнулся в прихожую.

Вот уже третий день он ждал каждого удобного случая – когда Карина пойдет в школу, когда Гуля выйдет в магазин или гулять с Диной, чтобы прильнуть к дверному глазку, напрячь слух и убедиться: у них все в порядке, все идет, как надо. Вот появляется Гуля, ставит пакет на пол, ищет в сумочке ключ. Карина хвастается – будто специально выбрала этот момент, словно знала, что отец услышит:

– Мам, у нас вчера такая сложная контрольная была, из всего класса только мне пятерку поставили!

Гуля улыбается:

– Молодец, кызым.

Вот жена находит ключ, вставляет в замок, ее дергает за рукав Дина:

– Мамочка, а ты сделаешь нам печенье со зверюшками?

– Ну, если ты мне поможешь, – отвечает Гуля и открывает дверь.

Девочки входят в квартиру, Карина с трудом затаскивает тяжелый мамин пакет, дверь за ними закрывается.

Слава оторвался от глазка, прислонился к стене и не смог сдержать шумного выдоха облегчения. В этот момент из кухни вышел Лошарик с бутербродом в руке – славин вздох не остался без его внимания.

– Остановки на станции «Семейная жизнь» не будет! – прокомментировал он и ушел в комнату.

Слава сунул руку в карман, достал игрушечного медвежонка, разгладил пальцем красную кофточку и только сейчас заметил вышитую на ней надпись: «I love you».

Глава седьмая. Курицын

Курицын хмурился. Диаграмма на экране ноутбука серьезно портила ему настроение – впервые за несколько недель. Он уже привык смотреть на неуклонно ползущую вверх кривую, и теперь ему отчаянно хотелось, чтобы непослушная линия продолжала движение в прежнем направлении, но упрямые цифры заставили ее устремиться вниз – выручка резко упала. После внезапного ухода Добролюбова оказалось, что запасов алкоголя на складе недостаточно, чтобы обеспечить бар даже на один вечер. Безлимитные акции, ясное дело, оказались совершенно невыгодными, пришлось их отменить. Посетители уходили разочарованными, людей в баре стало даже меньше, чем в конце лета, еще до прихода Добролюбова, в самые малодоходные дни, когда народ предпочитает гулять в отпусках и на дачах.

Прошло уже две недели, но вопреки всей логике Добролюбов и не думал возвращаться. Курицын начал беспокоиться, что ценный кадр ушел к конкурентам – неужели переманили? Он дал поручение службе безопасности, те доложили, что в конкурирующих заведениях нового персонала в последнее время замечено не было.

Курицын взял со стола фигурку серебряного козлика, больно ткнул себя в палец хрустальным рогом. Ишь, расслабился, в эйфорию впал! Каких-то несколько недель успеха, и уже хочется, чтобы все проблемы решались сами, как исчезла проблема с поставкой алкоголя с приходом нового бармена. Он набрал на телефоне номер, вызвал начальника охраны и, когда тот вошел, сразу перешел к делу:

– Сергеич, ты досье на Добролюбова собрал? Семья, дети?

– Конечно, шеф, – пробасил Сергеич.

Солидная комплекция, неизменное твердое выражение лица и неспешная, но грозная, как у танка, манера движений – одним своим видом начальник охраны внушал глубокое уважение окружающим, от уборщиц и вахтеров до городских чиновников высшего ранга. На Сергеича можно было положиться – если за что взялся, то сделает.

– Мне нужно, чтобы Добролюбов как можно скорее вышел на работу, – сказал Курицын. – Прими меры, только аккуратно.

– Так сделаем, шеф, не вопрос.

Когда начальник охраны ушел, Курицын погладил фигурку козла. «Все наладится», – мысленно сказал он сам себе. В конце концов, он всю жизнь с легкостью верил в свою удачу и давал отпор любым неурядицам – иначе не сидел бы сейчас в своем кресле.

С момента ухода Славы Гуля впала в странное оцепенение. Жизнь продолжалась, как и раньше, текла по накатанной колее – завтрак, обед, ужин, стирка, уборка, магазины, встретить из школы Карину, погулять с Диной, посмотреть вечером любимый сериал. Только на столе стало на одну тарелку меньше, а к пустой, холодной постели по вечерам она уже привыкла. Но все это происходило как бы не с ней, как будто Гуля смотрела на себя со стороны, ей словно показывали сериал про саму себя – нудный, однообразный, без ярких событий и поворотов. Жизнь без эмоций, как будто кто-то нашел регулятор уровня чувствительности и убавил его до минимума. По утрам она разглядывала в зеркале усталое лицо и морщинки под глазами – ей казалось, что они стали гуще, наносила удвоенную порцию крема, но это не помогало. Деньги, которые оставил Слава, несколько дней лежали на тумбочке, но потом Гуля их все же взяла – не для себя, для детей. Она подрабатывала в паре небольших фирм приходящим бухгалтером, работу, в основном, брала на дом, но это был не тот заработок, на который можно спокойно жить с двумя детьми. Если искать постоянную работу, то надо куда-то устраивать Дину, значит, придется искать место в детском саду. Гуля была уверена, что, как и героини ее любимых американских фильмов, она найдет в себе силы справиться с любыми жизненными обстоятельствами: понадобится, сможет и хорошо заработать, и, в крайнем случае, найти няню для ребенка. Но она все откладывала этот момент – где-то в потаенном уголке сознания надеялась, что все наладится само собой. Они прожили со Славой душа в душу двенадцать лет, и она до сих пор не могла до конца поверить в то, что своими глазами видела на видео. Здесь что-то было не так. Ну не мог Слава заниматься этим только ради денег… Даже ради денег для дома и семьи. Неужели ему это нравилось? Ушел ли он из бара, как обещал, или продолжает там работать? Гуля украдкой заходила на страницу в соцсети, где видела видео, каждый раз задерживая дыхание от волнения, но, к ее облегчению, новых записей с участием Славы не появлялось.