Из-за всех этих мыслей Гуля стала рассеянной, могла сунуть в холодильник картофельные очистки, забывала о поставленном тесте – оно успевало вылезти из кастрюли и сползти на стул, пару раз надела Дине маечку задом-наперед.

Поэтому в том, что случилось в парке, она винила себя и только себя. «Надо было лучше следить за девочкой», – твердила она себе, и от мысли о том, что могло бы быть еще хуже, сердце ее сковывала волна ледяного ужаса.

День был хороший, погожий, солнечный, какие редко выпадают поздней осенью. Деревья уже облетели, дворники давно вычистили от опавших листьев дорожки, посреди буднего дня в парке было довольно пустынно, а может быть, Гуля специально выбирала отдаленные уголки, чтобы не встречать знакомых мамочек, которые каждый раз удивлялись ее непривычной молчаливости и хмурому лицу и назойливо расспрашивали, что случилось. Что ж, еще один повод винить себя.

Дина попросила купить надувной шарик, и Гуля решила ее побаловать – все-таки девочка больше всех скучает по отцу. Довольная, Дина скакала по дорожке в нескольких метрах впереди, не отводя глаз от парящего над ней блестящего шара из фольги с весело улыбающейся рожицей. Гуля так и не поняла, откуда взялась собака. Мгновение назад ее еще не было, и вот уже прямо к ребенку несется огромная тварь – поджарое, мускулистое тело, мощные движения лап, оскаленная пасть. Дина завизжала и попыталась закрыться рукой. Следующий момент выпал из памяти Гули, будто кто-то стер его ластиком. Как она не силилась, не могла вспомнить, видела ли, как челюсти впились дочери в руку. Только помнила, как бежала к ней, свое сбившееся дыхание и мужской низкий голос за спиной:

– Мальчик, фу! Отпусти, кому я сказал!

Вот мужская рука хватает собаку за ошейник, оттаскивает назад. Дина взахлеб ревет, по ручке стекает алая кровь. Гуля опускается на колени, прижимает девочку к себе, крепко обнимает, потом бросается рассматривать ручку, достает из сумки платок, бережно заворачивает предплечье, мысленно уже хватает девочку в охапку, бежит к выходу из парка – скорее, такси, травмпункт, больница. И только поднявшись, оглядывается по сторонам – и хозяина, и собаки уже и след простыл. Вдалеке видно двух женщин с колясками и старичка с палочкой, они неспешно прогуливаются. Никто не заметил страшную встречу ребенка и собаки.

Что-то сверкнуло, ослепив Гулю на мгновение. Она подняла голову – за верхушку дерева зацепился шар, зацепился и порвался, теперь это был просто рваный кусок фольги, от которого отражалось солнце. Гуля бежит к выходу, прижимая к себе дочь.

В травмпункте их приняли без очереди – кровь еще текла. Пришлось наложить пару швов, но Дине сделали обезболивающий укол, и она мужественно перетерпела процедуру. После обработки рана уже не выглядела так страшно. Гуля волновалась, останутся ли шрамы, но врач успокоил, пообещал, что до свадьбы все заживет без следа. Главное, сделать все положенные уколы от бешенства. К счастью, их нужно было делать не сорок, как во времена гулиного детства, а всего шесть. «Мы обязательно сообщим в полицию», – сказал врач. – «Вам нужно будет написать заявление».

Гуля сокрушалась: толку-то от заявления, если она даже не видела лица хозяина собаки, а мало ли по парку разгуливает ротвейлеров в ошейниках? И опять она виновата. Могла бы ведь и запомнить!

Хмурым утром следующего дня они с Диной шли из поликлиники, Гуля крепко держала дочь за руку. Когда вошли во двор, девочка первой заметила отца – вырвалась, побежала ему навстречу.

– Папа! Меня вчера собака укусила!

Слава выронил газету, которую держал подмышкой, подхватил дочь на руки. Та сразу обняла его здоровой рукой за шею, прижалась головой к плечу. Слава, поглаживая по спине хнычущую девочку, посмотрел на жену. От его взгляда Гуле стало не по себе.

– Что случилось? – спросил он.

Гуля рассказала – коротко, сбивчиво, все, что помнила.

– Почему ты мне не позвонила? – звенящие нотки в голосе Славы ее пугали.

Она замялась, сделала вид, что поправляет на девочке куртку, – ей не хотелось называть истинную причину. Да, она считала его поведение на новой «работе» непростительным для отца семейства, но как же ей не хватало вчера его крепкого мужского плеча! Позвонить она не решилась только потому, что считала себя во всем виноватой. Нужно было лучше смотреть за девочкой.

– Так почему? – Слава ждал ответа.

– Да все обошлось, только небольшой шов наложили, – объяснила она. – Ну и уколы придется теперь делать, от бешенства. Вот, из поликлиники идем…

Гуля ждала, что Слава будет ругаться, упрекать ее, требовать найти виновника, но он вместо этого он обратился к дочери:

– Пуговка, посмотри на меня.

Дина перестала всхлипывать, приподняла голову и посмотрела на отца.

– Ты, главное, ничего не бойся, – сказал он очень спокойным, уверенным тоном. – Папа обещает, что такого с тобой больше никогда не случится. Никогда. Ты поняла?

Девочка кивнула, и Слава поставил ее на землю. Гуля тут же схватила дочь за руку.

– Мне нужно срочно кое-что купить, – сказал Слава.

Гуля в растерянности смотрела, как он уходит. Ветер гнал по двору разноцветные обрывки мусора, она вздрогнула – в ногу ей ткнулась газета. Гуля подобрала ее, на обратной стороне прочла наполовину заполненный славиным почерком бланк объявления: «Ремонт квартир, укладка плитки…» Неужели все-таки ушел из бара?

Она хотела окликнуть мужа, но тот уже скрылся в дверях продуктового магазина. Гуля вздохнула. Может быть, все еще наладится. Она погладила девочку по голове, поправила шапочку и потянула ее за руку – домой, скоро у Карины закончатся уроки, пора готовить обед.

Глава восьмая. Бомжи

Слава рывком распахнул дверь в квартиру.

– Парень, ты дома? – громко спросил он, но ответа не последовало.

Он вошел на кухню и удивился – посредине стояла здоровая коробка из-под стиральной машины, стол зачем-то был задвинут в угол. Еще час назад ничего этого не было, а Лошарик, по обыкновению, дрых – он редко вставал раньше обеда. «У обычного человека существует раннее утро и просто утро, а для меня есть очень раннее утро, запоздалое утро или позднее утро, представляешь, как классно все время жить с утра?» – частенько разглагольствовал панк.

Слава достал из пакета бутылку водки, поставил на стол и охнул: руку свело судорогой. Он еще раз крикнул:

– Эй, ты дома?

Коробка с шумом распахнулась, от неожиданности Слава дернулся, больно ударился бедром об угол стола. Из коробки высунулась лохматая голова Лошарика.

– Твою ж мать… – выругался Слава и добавил еще несколько нелестных слов в адрес панка, потирая ушибленное место.

– Я в домике! – заявил студент и снова скрылся в коробке.

– Вылезай оттуда, – Слава откинул крышку. – Пошли к твоим дружкам, выпьем.

– Не могу! Я занят, – Лошарик принялся устраиваться в коробке поудобнее.

– Чем это? – возмутился Слава.

– Проверяю, можно ли тут жить, – объяснил панк. – Раз в год отпуск буду проводить на помойках, с дворниками и бомжами. Ну их, эти средиземноморские мыльные романчики и хреново-романтические чувства. Каждый мужик, на самом деле, хотел бы обрасти щетиной и бродягой пойти по Руси…

В голосе Лошарика появились мечтательные нотки.

– Вылезай давай, – мрачно сказал Слава.

– У меня думки, – заявил панк из коробки. – Я тут недавно бомжика одного встретил – тот пешкарусом из столицы причапал, можешь себе представить? Я ему пива поставил, а он меня спрашивает: «Ты Кремль видел?» Я говорю: «Ну, видел. И что?». А он: «Тебе ничего не напоминает? Кремлевские звезды – это же трансцедентальные пятиконечные межпланетные огни! А звездами, и тем более красными, они кажутся снизу». Понял?

– Ничего не понял, – Слава уже порядочно разозлился.

– Понял, что нужно человеку оборванному и грязному, находящемуся в полупьяном состоянии, идущему по жизни с покачивающейся походкой?

– Теперь понял, – Слава схватил бутылку водки и вышел.