Никто не мог войти сюда с дурными намерениями. Лес, памятуя о своей Хозяйке, продолжал охранять её покой. Он так и не понял, что она не стала по-настоящему его Владычицей. Лес был наивен, несмотря на свою многовековую мудрость.
Реджинальд крепче сжал венок в руках и медленно подошёл к дверям. Они тоже были резные, как и все здесь. Резчики изобразили на них картины из болотной жизни — такими, какими они их представляли. Редж усмехнулся и покачал головой — его до сих пор это забавляло. Он помнил, с какой искренней радостью Ника всегда слушала рассказы людей о болотах, а особенно о кикиморах. Ей бы это понравилось.
Он толкнул двери и вошёл. Волки остановились у входа. Двое уселись прямо у дверей, остальные разбрелись вокруг, дабы никакой случайных прохожий не потревожил встречу короля Ристании.
Внутри было светло, несмотря на сумерки. На стенах висели удивительные ковры, вытканные болотными и лесными из осенних листьев, трав и цветов. Это были сцены из жизни Златеники Болотной. Редж подошёл к стене и мягко провел пальцами по изображению праздника осени на болотах. Ника с таким восторгом всегда рассказывала о нем…
В центре павильона стояло надгробие из редкого белого оникса, заваленное всевозможными цветами. Некоторые люди приносили дары — корзины с фруктами, с овощами. Сушеных лягушек.
Они куда-то девались по ночам, и все верили в потустороннее присутствие ''Госпожи Кикиморы'', но Реджинальд придерживался мнения, что по ночам сюда пробираются анчутки, ичатики и прочая лесная нечисть и наглым образом поедает все принесенное. Редж мог бы что-то сделать по этому поводу, но не собирался. Ника была бы не против, как казалось ему.
Редж очистил ладонью надгробие — пара букетов упала на пол, но и на полу было слишком много цветов, чтобы это сделало какую-то разницу. На могиле была высечена надпись, сделанная морскими. Да и само надгробие тоже было подарено ими.
«— Я сказала тебе, что безрассудство тебя погубит.
— А я ответила — что может быть лучше?»
Реджинальд грустно улыбнулся и положил венок сверху.
— Сегодня опять праздник, как я и обещал, — тихо сказал он. — Люди живут в мире с болотными, с речными. Но ты была права — лучше всего мы сошлись с морскими. Скоро будет заключен торговый контракт, мы установим отношения. С нашей стороны будут идти хлеб, зерно, железо. От них — жемчуг. Если хочешь, можно будет украсить здесь что-то жемчугом. Хотя ты ведь не захочешь, — вздохнул Реджинальд. — Разумеется, не захочешь.
Редж провел рукой по шершавой поверхности надгробия.
— Я все-таки женился, — хрипло сказал он. — Совет настоял. Королевству нужны были деньги и союзники.
Король резко отдернул вдруг руку и покачал головой.
— Ты бы не одобрила, конечно, — пробормотал он. — Но ты сама говорила, что королю не пристала думать о травах и листьях.
Где-то вдали раздался оглушительный грохот.
— Это фейерверки, — улыбнулся Редж. — Я обещал тебе их показать, но не успел. Эти привезли с юга торговцы, вместе с тиграми. Тигров я, правда, у себя во дворце видеть не желаю, ты поймешь, почему, — хмыкнул он.
Ему почудился смех Ники в ответ на его шутку, и король улыбнулся ещё шире. Но его улыбка вдруг померкла.
— Меня будут искать, — качнул головой он. — Мне лучше идти, пока никто не хватился. Открывать банкет… Ты была права, это скучно.
Реджинальд похлопал рукой по надгробию, как похлопал бы по плечу живого человека, и направился к выходу. Рядом с дверью он обернулся и ещё раз обвел взглядом комнату. Она была удивительно уютной, в отличие от королевских усыпальниц здесь не было и намека на дух смерти.
Волки тихо заурчали, когда он вышел, но Реджинальд даже не взглянул на них. Наверху осыпались золотыми и зелеными искрами фейерверки. Люди поднимали кубками и вместе с лесными бок о бок провозглашали:
— За Ристанию! За Короля!
Потом, немного помедлив, добавляли:
— За Златенику Болотную!
Реджинальд крепко зажмурился, восстанавливая порушенное душевное равновесие, прежде чем пойти вниз по дороге, к городу. Ветер вихрил песчаную дорогу и гнал по ней маленькие колечки песка, будто волны по морю. Закат цвета спелой клюквы догорел.
Отчаянно заскрипел лес.
Там, вдалеке, на опушке, надрывно завыли волки.