2
Пусть повесть наша без сюжета,
Но всё ж за рифмой мы следим.
Не вышло из Сашка поэта,
Хотя и мог бы стать он им.
Но вновь скажу: поэтов масса,
Да проку нет от их письма,
И сердце долго ждет напрасно,
Хотя бы… малого Дюма.
Пришла хозяйкою зима
И пестрый свет весь побелила,
И, матерьял взяв задарма,
Гурьба учеников слепила
Из снега бабу. Тут как раз
Припомнить детство сердце радо —
Нам нравилось в веселый час
Из снега строить баррикады.
Разбившися на две бригады —
Я был, как помню, Курфейрак[99] —
Мы бой вели, и ретирады
Не признавали мы никак.
(Я тут с размера сбился малость,
Да что за важность! Ерунда,
Сказать по совести.)
Смеркалось,
Блеснула первая звезда.
Дорога ждет саней следа,
Бубенчика ждет гостевого,
И льются тени, как вода,
Как пряжа полога ночного.
Сашко еще не спит. С друзьями
Он бегал целый день. И вот
Перед окном с узором в раме
Он дань мечтаньям отдает.
Пишу — и страх меня берет:
О чем он думает, сердечный?
Иль в «голубой эфир» плывет?
Мала душа его, конечно,
Но чуть потоньше вкус у ней,
Чем… Вот бы не соврать некстати!
О разном думает плебей
В нетопленной и темной хате.
С чахоткой мать лежит в кровати,
Младенец плачет. Вот запел
Сверчок — за печкой иль с полатей —
Развлечь младенца захотел.
В мечтаньях перед взором Саши
(А ну-ка, лира, выше тон!)
Встают гиганты — стройки наши,
Жизнь в новом мире без препон…
Ну, вот и сбился на шаблон…
Беда и только с этой меркой!
Такой уже для нас закон,
Что каждый, как преступник мелкий,
Знай озирается вокруг,
Ни в друга веры нет, ни в брата:
Ни брат родной, ни верный друг
Нам не прощают плагиата.
Да и зачем далась нам хата
Сашка́-мальчишки? Нам пора
Труда бессменного лопату
Заместо легкого пера
Взять в руки. Может, слишком скоро
Главу закончить я хочу?
Что ж, перед праведным укором
Молчать умею — и молчу.
3
Где повстречались? За дровами.
Шел март. Вода среди двора
Поблескивала ручейками…
О, вешних дней моих пора,
О, пыл сердечный — и на тыне
Концерт голодных воробьев!
Средь шумных улиц и в пустыне
Не раз я вспомнить вас готов.
Клен сбросил снежный свой покров,
И капли на ветвях сверкают,
И тишь вечернюю садов,
Стуча, колеса нарушают,
И голуби, как лепестки,
В дали мелькают нежно-синей,
Так трепетны и так легки —
Пучок неуследимых линий.
Как опустел я сердцем ныне
(Хоть и толстею)! Как живу
Однообразно! Если синий
Порою цвет и назову,
Так это просто лишь для стиля,
И то пора б и перестать…
Беда, коль плесенью и пылью
Позволишь сердцу обрастать!
А ведь мечтал я написать
Велеречивый гимн любови…
Но начинает жизнь тесать
И для меня уж дом сосновый
И, может, мерку уж сняла.
Хладеет кровь. Не те и песни…
Да речь-то не об этом шла.
Была весна. Был день чудесный.
Она сказала: «Льстишь, бесчестный…»
(Ему семнадцать было лет…
Припомню — и в душе воскреснет
Мой юный цвет, хоть пустоцвет.)
«Как ни хитри, но непременно
Поймает батько, как кота…»
И тут, сказал бы я, мгновенно
Соединились их уста.
Есть в книге чувств страница та,
Чей смысл тяжел для толкованья,
Хоть поцелуя речь проста
И не трудна для пониманья.
Когда созрел уж виноград —
До долу ветви гнуться стали…
Ведь эту тему век назад
Зазорной вовсе не считали…
Он полюбил. Могло едва ли
Иначе быть. К чему же нам
Идти туда, куда не звали,
Где всё он сделает и сам?
Люби, целуй, безумствуй, хлопче,
Люби и в час, когда любовь
Тугими ножками растопчет
Твой мозг и нервы, плоть и кровь.
4
Еще мальчонкою с друзьями
В манящий город он ходил
И любопытными глазами
За жизнью города следил.
Толпы бурливое движенье,
Изгибы улиц, блеск витрин
И даже мостовой каменья
Любил и клял предместья сын.
Еще (нет для того причин,
Чтобы скрывать) был не похож он
На автора, что шум машин
Без страха выносить не может,
Нет: разные ремни, винты
(Вот радость юным урбанистам!)
Считал он чудом красоты
В свободном поклоненье чистом.
Пить забывал и есть, искристым
Уставясь взглядом в маховик…
Стоп! Шумом оглушен и свистом,
Еще, друзья, я не привык
Писать о трубах, о турбине,
Еще лениво стих идет!
Но мир былого гибнет ныне,
Приходит нового черед.
Стихийных сил извечный ход
Взяв в клещи действенной науки,
Людской идет к победам род,
Как зверь разумный и сторукий[100], —
И сквозь слепящий, едкий дым,
Сквозь море му́ки и горенья,
Сияет взорам молодым
Рассвет великий единенья.
В труде сноровку и уменье
Герой наш рано получил,
Труд дал к большим делам стремленье
И сердце парня закалил.
И рос он, черный, прокопченный,
Упрямый, жесткий, как пила, —
А в сердце, словно луг зеленый,
Мечта сияла и цвела.
С друзьями жизнь его свела —
На то и молодость дана нам.
А с ними мир, где жизнь текла,
Казался иногда румяным
И теплым, словно майский сад…
Бывало, вешнею порою
Май под знамена баррикад
Звал сердце Саши боевое.