— Не говорите такие вещи, умоляю! — воскликнула она и суеверно сплюнула через плечо. — Я не перенесу, если с вами что-то случится! Ах, если бы был жив добрый герр Кёне! Он ни за что не благословил бы этот брак! О!

Жюли явно разнервничалась, ее личико раскраснелось, она подпрыгивала на лавке, как испуганный воробышек.

— Но почему, моя хорошая? — я взяла ее мокрые ладони в свои, несильно сжала, заглядывая в глаза, снова наполнившиеся слезами.

— Потому что фон Мейердорф проклят с рождения! — выдохнула Жюли. — Об этом все знают в Фессалии, от жарких Альтарских земель до снежного Тиррса. Он страшный человек, правда-правда! — она снова начала задыхаться, сглатывая слова. — Не погрешу против истины и бога, добрая госпожа, но чтобы принять титул, он откусил голову собственному брату, истинному наследнику рода фон Мейердорф!

— То есть как… — начала я и умолкла, не в силах продолжить. Перед глазами как наяву встала картинка: зубастая пасть, перекусывающая сухожилия, как щепки. Фонтаном брызнувшая кровь окатила портрет и потекла по холеному лицу. Я икнула и замотала головой, прогоняя наваждение.

— Ему никто не смеет перечить, — не унималась Жюли. — Все, на кого упадет его взгляд, обращаются в камень. Вы видели его портрет? Художник, что рисовал его, теперь выставлен на аллее перед дворцом Его Сиятельства. А еще генерал в одиночку разгромил отряд степных кочевников и первым приручил двенадцатигловых болотных гидр. Теперь эти чудовища наравне с вивернами обитают в королевском зверинце.

Я никогда не видели ни гидр, ни виверн вживую. Если это действительно сон, было бы интересно поглядеть на тех и на других.

— А как попасть в королевский зверинце? — спросила я с нескрываемым любопытством.

Жюли открыла рот, чтобы ответить, как вдруг подскочила и присела в почтительном реверансе:

— Ах, герр Кёне! Простите, не заметила вас, молодой хозяин!

Я выпрямилась и обернулась, следуя за взглядом Жюли. Возле беседки, небрежно привалившись плечом к выбеленном резным перильцам, стоял худощавый парень в горчичного цвета сюртуке. Парень неприятно ухмылялся, не сводя с меня водянистых глаз, под взглядом которых стало крайне неуютно.

— Где я еще мог встретить любезную сестренку, как не в ее любимой беседке? — вкрадчиво сказал парень и лениво отлепился от перилец.

— Герр доктор велел… — начала Жюли, но парень взмахнул рукой, приказывая ей замолчать.

— Герр доктор велел то, герр доктор велел се, — передразнил он. — А я велю убираться сейчас же! Ну? Чего уставилась, дрянь! — он хлопнул в ладоши, и Жюли подпрыгнула, стреляя глазами то на меня, то на парня. — Пошла, пошла!

— Жюли… — я протянула руку, поднимаясь.

— Я приказал оставить нас! — взревел парень, хватаясь за кнут, висевший на его поясе. — Считаю до одного! Раз!

Жюли беспомощно глянула на меня, словно прощаясь, и метнулась вон из беседки. Я возмущенно вскинула голову:

— По какому праву…

Он вошел внутрь и сжал ладонями мои обнаженные плечи: его руки были влажными и грубыми. Я задохнулась от конского пота, смешанного с резким запахом туалетной воды.

— По тому праву, что я твой сводный брат Якоб, моя дорогая, — щерясь в неприятной ухмылке, ответил парень. — Как же я соскучился!

Тут он притянул меня к себе и впился слюнявым поцелуем в шею. Я вскрикнула и ударила его кулачками в грудь. Якоб хохотнул и прикусил зубами мою нежную кожу.

— Не выпорхнешь, пичужка! — промурчал он, облизывая ключицу языком. — Ух, какая сладкая! Погоди-ка, дай поцеловать, пока твой бутон не смяли когти этого фессалийского чудовища!

И впился мокрыми губами в мой рот, пытаясь просунуть язык и по-собачьи жарко дыша в лицо. Я задохнулась от омерзения, забилась в его объятиях, мотая головой и приказывая себе: «Проснись, проснись, проснись!» Но мерзавец все продолжал слюнявить мои губы, бесстыдно шарил ладонями по спине, приподнимая платье и лапая ягодицы. Подонок! Не ты герой моего романа!

Кровь прилила к голове, щеки вспыхнули от гнева. Я улучила момент, когда Якоб ослабил объятия, пытаясь распустить мой корсет, и со всем силы вдавила каблук в его ступню. Мерзавец ахнул и дернулся, я подхватила юбки и ударила коленом в пах.

Получай!

Якоб взвыл и сложился надвое. Я отскочила, тяжело дыша и поправляя платье. Сердце колотилось как угорелое, голова гудела. Толкнув подонка плечом, прошмыгнула мимо и припустила по аллее, что есть силы щипая себя за руку и повторяя как заклинание:

— Маша, просыпайся… Маша, просыпайся!

А в спину летело лающее:

— Тварь! Чертовка! Беги, беги! Все равно не скроешься! Сдохнешь! Как и все жены Дитера! Га-а!

Я вылетела к клумбе с цветущими ирисами и едва не толкнула лакея. Он подхватил меня, встревоженно выспрашивая:

— Что случилось, фройлен? Нужна помощь, да? Может, позвать герра доктора?

— Позовите лучше полицию! — зло ответила я, отдуваясь и тыча пальцем назад. — Эта скотина… он…

Я не договорила: где-то далеко-далеко за воротами протяжно и жутко взвыли трубы.

3. Ужин с василиском

Из дома выбежала мачеха и всплеснула руками:

— Фройлен Мэрион! Вот вы где прохлаждаетесь! Скорее, скорее!

Жесткими пальцами, как когтями хищной птицы, она схватила меня за руку и потащила за собой, обратно в холл. Я едва успевал за ней, юбка путалась в ногах.

— Приведите себя в божеский вид! — срывающимся от волнения голосом прокаркала фрау Кёне, подтянула мне шнуровку корсета, отряхнула запыленную юбку, ладонями пригладила мои локоны, убирая их за уши, потом ущипнула за щеку.

— Ай! — вскрикнула я и закрылась ладонью. Щека зарделась, но я почему-то все равно не просыпалась. В чем дело? Давай же, Маша! Я больше не хочу находиться здесь!

— Терпи, дрянь! — прошипела мачеха, сужая в щелки черные глаза, и ущипнула за другую щеку. — Ужас, какая вы бледная! Его Сиятельство любит порумянее, посочнее. Еще не хватало, чтобы вы загнулись до первой брачной ночи!

— Я в невесты не набивалась, — пробормотала вслух.

Тонкие, выщипанные в нитку брови фрау Кёне поползли вверх, как живые змейки.

— Что, что, что? — задыхаясь от гнева, завопила она. — Огрызаться? Ах вы, неблагодарная мерзавка!

Она подняла руку, чтобы отвесить мне оплеуху, как трубы взревели снова. Фрау Кёне побелела, заюлила глазами и закричала в глубину дома:

— Жюли! Жюли! Где ты бегаешь, несносная девчонка?!

Служанка вынырнула из-под лестницы, дрожа, как осиновый лист.

— Приготовь фройлен Мэрион к встрече с женихом! Ах, нет… не успеем, придется в таком виде… — фрау Кёне дернула меня за мочку уха, погрозила пальцем. — Ведите себя прилично, как подобает невесте, молодая особа! Что с ужином, Жюли? Все ли готово?

— Не совсем, фрау Кёне, — почтительно присела служанка. — Его Сиятельство слишком рано.

— Рано… Не твоего ума дело! Где Якоб?

— Только что я видела герра Кёне в беседке, — ответила Жюли.

Я хотела добавить, что там же герр Кёне пытался облапать меня, пока не поставила его на место, но массивные двери на противоположной стороне холла раскрылись и пожилой дворецкий, облаченный в черный длиннополый сюртук торжественно на одном дыхании возвестил:

— Его Сиятельство герцог Мейердорфский, верховный главнокомандующий Фессалии, генерал Дитер фон Мейердорф прибыли!

— Ах! — воскликнула фрау Кёне.

— Ах! — повторила служанка.

Я тоже выдохнула и прижала ладонь к груди, успокаивая несущееся в галоп сердце. Фрау Кёне потащила меня к выходу, Жюли тенью метнулась следом, и все вместе мы вышагнули на широкую мраморную лестницу, опускающуюся с другой стороны сада, на широкий двор, со всех сторон огороженный витой оградой.

Только не лестница и не ограда приковала мой взгляд.

Виверны!

Теперь и мне захотелось ахнуть, но я только прижала ладонь к губам и тонко выдохнула через ноздри.

Два огромных ящера переступали массивными лапами и тянули вверх змеиные шеи. Чудовища нешироко раскрывали рты, стянутые уздой, пытались перекусить удила, и я видела, как поблескивают в пастях игольчатые зубы — такими запросто можно перекусить запястье. На всякий случай, я спрятала руки за спиной. Кожистые крылья были сложены вдоль хребта и перетянуты ремнями. Пытаясь освободиться, виверны дергали ими и в ярости взбивали гравий тугими, свернутыми кольцами хвостами. От чудовищ несло тяжелым звериным духом, солнце жарило с высоты, постепенно опускаясь на запад, и чешуя виверн отливала то в медь, то в золото. Наконец, одна из них вытянула шею, приоткрыла пасть и издала тоскливый, скрежещущий вой. Я прижала ладони к ушам, и вот теперь поняла окончательно, что это не сон.