— Немного, — осторожно подыграла я. — А какая она была?

— Разве вы не помните? — удивленно приподняла брови служанка.

Я вздохнула. Когда не знаешь, что сказать — приходится выворачиваться.

— После болезни все, как в тумане.

— Понимаю, — в голосе Жюли послышалось сочувствие. — Фрау Адлер была очень красива, мне так жаль, что она умерла в столь молодом возрасте. Ее портрет до сих пор висит в кабинете вашего покойного отца, хотя фрау Кёне давно завесила его портьерой. Когда вы были моложе, то часто бегали туда без спроса, и вам сильно доставалось от фрау. Но пока был жив герр Адлер-Кёне, он защищал вас.

— Папа тоже умер?

— Всего два года назад, — вздохнула Жюли. — Вы и это не помните?

— Немного, — туманно ответила я и заработала полный жалости взгляд.

— Ах, бедная госпожа! — Жюли всплеснула руками. — Если бы добрый хозяин был жив, он никогда не сосватал бы вас за Его Сиятельство! — Тут она опомнилась и потянула меня за локоть. — Но пойдемте же в сад! К ужину вы должны цвести!

Кому должна? Уж точно не фрау Кёне, пообещавшей переломать мне пальцы, если я не понравлюсь жениху. Я снова покрутила тугое колечко, оно сидело по размеру и совершенно не мешалось, но для меня было подобно кандалам. Я не готова замуж! Я не хочу! Тем более за неведомого мужчину, которого и в глаза никогда не видела.

Я позволила Жюли увлечь себя из комнаты, и мы спустились по широкой лестнице с перилами из красного дерева, также украшенными не то ангелочками, не то ящерками. Натертый паркет скользил под каблуками моих новых туфелек, подобранных в тон платью. С непривычки я шла, как корова на льду, придерживая подол и ловя на себе тревожные взгляды Жюли. Она семенила рядом, как верная болонка, и я поняла, что девушка никогда не оставит меня одну, значит и мысли о возможном побеге лучше оставить до поры до времени. Да и куда бежать? Это всего лишь странный сон. Скорее бы он закончился!

Широкий холл украшала резьба: цветы и стебли переплетались в удивительно изящном узоре, над головой позвякивали хрустальные подвески на люстре, и я остановилась, невольно приоткрыв рот — во всю стену мозаикой было выложено панно, изображающее дракона. Каждая чешуйка сверкала белизной, клыки в ощеренной пасти отливали перламутром, а в глаза были вставлены топазы.

— Как красиво, Жюли! — восхищенно выдохнула я.

Девушка поклонилась, сложив на груди ладони, и ответила:

— Белый Дракон, хранитель вашего рода, моя госпожа. Я счастлива служить дому Кене и вам.

Потом на ее лицо набежала тень. Не глядя на меня, Жюли поджимала губы, теребила фартук и все порывалась что-то спросить, но никак не решалась. Наконец, мне стало жаль девушку, я взяла ее под руку и проговорила:

— Не бойся, Жюли. Если ты хочешь о чем-то мне сказать, самое время сделать это сейчас.

Она кивнула испуганно и вся зарделась, а потом тихонько ответила:

— Я бы хотела просить вас, госпожа Мэрион… когда вы выйдете замуж и уедете во дворец Его Сиятельства, вы могли бы взять с собой свою верную наперсницу Жюли? — она подняла на меня умоляющий взгляд.

Опять эти разговоры про замужество! Ну сколько можно! Я нахмурилась, а девушка неправильно поняла меня, распахнула от испуга глаза и залепетала быстро-быстро, путаясь в словах:

— Простите меня за дерзость, госпожа! Но я так волнуюсь… так волнуюсь за вас! Я росла рядом с вами и не мыслю жизни без вас! Может, со мной вы не будете чувствовать себя одиноко… там, на чужбине. Я знаю, вам будет страшно в этом проклятом логове василисков… а я здесь умру, умру… фрау Кёне забьет меня плетьми или отдаст молодому господину, и он… нет-нет! Я лучше брошусь в пруд с камнем на шее, чем останусь здесь одна, без вас!

Тут ее голос дрогнул, со стороны потянуло сквозняком, и я поежилась и дернула плечами:

— Да что ты такое говоришь!

Девушка, всхлипывая, схватила меня за руки и продолжила, сбиваясь:

— Если вам суждено покинуть отчий дом, я покину его с вами! И если суждено… суждено погибнуть на чужбине, — теперь слезы ручьями полились из ее глаз, — я склоню свою голову рядом с вами и вместе с вами отправлюсь на погребальный костер!

Вот теперь мне стало по-настоящему жутко. Я вспомнила портрет мужчины в темных очках, угрозу фрау Кёне скормить меня… кому? Вивернам, это я хорошо запомнила. А лучше бы не запоминала, потому что поселившийся в животе страх приподнял свою змеиную голову и приоткрыл зубастую пасть, из которой закапал яд сомнений, разъедающий меня изнутри. В холле потемнело, золотой дракон притаился в тени, и я в панике потянула девушку за руку:

— Пойдем, Жюли! Конечно, я возьму тебя с собой!

Она бросилась на колени, осыпая поцелуями мою руку и повторяя слова благодарности. Внутри меня все дрожало от плохого предчувствия, корсет нещадно давил на ребра, и в глазах помутилось. Наверное, чуткая Жюли уловила мое состояние, тут же поднялась с колен и распахнула двери:

— Выйдем в сад, моя госпожа! На воздухе вам будет лучше!

Такие сады я видела только на картинках. Изумрудные аллеи лучами разбегались от крыльца, у лестницы высились вазоны с нежными розами и гибискусами, белоголовая акация клонила к тропинке кудряшки. Садовник, подравнивающий кусты, остановил работу и склонился в поклоне, прижимая к комбинезону большие ножницы. Я неловко помахала ему рукой и заработала встревоженный взгляд служанки. Наверное, не принято наследнице рода Белого дракона махать слугам, да?

— Красиво, Жюли! — улыбнулась я.

Девушка расцвела и потянула меня вдоль аллеи.

— До болезни вы здесь любили проводить время, — она указала на увитую глицинией беседку. — Хотите, я принесу вам незаконченное рукоделье?

Рукоделье? Я вскинула брови. Да я и пуговицу пришиваю, исколов все пальцы в кровь, но теперь получила новый мир, новую семью и новые увлечения. Ничего, со временем во всем разберусь. Узнать бы, что действительно меня ожидает.

Я едва не рассмеялась: да брось, Маш! Это ведь сон, так? Расслабься и получай удовольствие, завтра все расскажешь Юльке и Артему.

— Жюли, расскажи мне о Его Сиятельстве? — осторожно попросила я.

Кажется, девушка уже привыкла к моим бестолковым расспросам, поэтому почти не удивилась, только пугливо обернулась вправо, влево — никого. Она длинно выдохнула, обеими ладонями пригладила темные локоны и робко ответила, глядя в сторону:

— Что же вы хотите узнать, моя госпожа?

Действительно, что? Кто он вообще такой? Почему меня выдают за него? Что здесь вообще происходит? Не годился ни один, поэтому я задала совершенно новый, первым прыгнувший на язык:

— Почему на портрете он в темных очках?

Видимо, с вопросом не угадала, потому что Жюли вздрогнула, испуганно стрельнула на меня взглядом и только тогда совсем тихо ответила:

— Потому что он василиск, моя госпожа. Разве вы не помните?

— Конечно, помню, — соврала я. Любопытный получается мир: драконы, василиски, виверны. Немудрено, что здешние херувимы напоминают ящерок. Я вдруг вспомнила, как вслед мне злобно шипела тетка возле подъезда: «Змеищ-ща!» Что, если она меня прокляла?!

Я застыла как вкопанная, бездумно глядя перед собой. Снова, как наяву, почувствовала удар, затылок заныл от тупой боли, и я дотронулась дрожащими пальцами до прически.

— Вам снова плохо? — всполошилась Жюли и, подхватив меня по локоть, увела в беседку. Здесь сновали вертлявые тени, и солнце сочилось сквозь заросли глицинии, как сквозь золотое ситечко. Я прикрыла глаза ладонью и слабо спросила:

— А почему… почему он… такой?

Жюли присела рядом, погладила меня по руке.

— Ах, бедная моя госпожа! В голове у вас действительно все перепуталось от удара. Зачем фрау Кёне затеяла званый ужин? Вам еще нужен отдых.

— И все же?

Служанка вздохнула и опустила глаза.

— Генерал фон Мейердорф — бастард, незаконнорожденный сын герцога Мейердорфского, — ответила она. — Только мне непозволительно судачить об этом.

— Я буду немой, как могила, — поклялась я, но Жюли почему-то испугалась.